2-й особенностью
четвертого исхода является проблема
выбора идентичности, кот. относится, в
основном, к группам немецких и еврейских
переселенцев. Особенно остро она стоит
перед русскими немцами. Подавляющее большинство
из них жили в России или странах бывшего
СССР «как немцы среди русских» и приезжают
в Германию, чтобы жить «как немцы среди
немцев», часто изменяя имена и фамилии
на немецкий лад. Но реакция принимающего
населения заставляет их жить «как русских
среди немцев», навязывая «не ту» этничность,
что абсолютно не укладывается в первоначальные
ожидания, порождая значительный стресс
Столкнувшись с такими обстоятельствами,
часть эмигрантов отказываются (или не
могут) интегрироваться в немецкое общество.
В этом случае предпочтение отдается русской
(совет.) культуре, русскому языку и в некоторых
случаях даже православию, которое, несмотря
на атеистическое воспитание большинства
эмигрантов, начинает рассматриваться
как важная часть идентичности.
У еврейских
переселенцев проблема идентичности стоит
менее остро. По крайней мере большинство
евреев не претендовали на то, чтобы быть
принятыми «как немцы». Некоторой неожиданностью
оказалось лишь, что
они, так
же как и немецкие переселенцы, вынуждены
жить в Германии «как
русские
среди немцев», поскольку употребление
русского языка для каждодневного общения,
как и то, что они приехали из России или
бывшего СССР, заставляет коренное население
воспринимать их как русских. В целом это
не вызывает значительного стресса или
противодействия. Более того, евреи, как,
впрочем, и немецкие переселенцы открывают
магазины, газеты, клубы, школы и т. д., презентуя
их коренному населению как «русские».
Именно на эти две группы, в основном, в
силу их численности, и ложится бремя представления
и трансляции той культуры («совет. русскоязычной
культуры»), кот. в Германии воспринимается
как русская, а ее носители — как русские
эмигранты.
3-й особенностью
четвертого исхода в Германии является
то, что большинство эмигрантов попадают
под действие одних и тех же репатриационных
и интеграционных программ в стране поселения.
Это мощные
программы
социальной поддержки, о чем не знала ни
третья, ни тем более 2-я или 1-й эмиграции.
Они, правда, касаются только групп немецких
и еврейских переселенцев, но именно эти
группы и образуют подавляющую часть 4-й
эмиграции в Германии. Данные программы
способствуют повышению уровня гомогенности
внутри каждой из групп, что существенно
отличает их от 3-й, относительно небольшой
группы «россиян». Наличие программ по
приему полностью уравнивает права новоприбывших
эмигрантов с правами коренного населения,
за исключением права выбирать и быть
избранными. Но и это ограничение вскоре
снимается с русских немцев, поскольку
они вскоре после переезда получают немецкое
гражданство. Таким образом, в короткое
время искусственно образуется отличная
в культурном отношении от принимающего
населения значительная по численности
группа, формирующая особое коммуникационное
трансгосудартвенное русскоязычное пространство
и имеющая доступ к основным социальным
благам немецкого общества.
4-й особенностью
последней эмиграции является отсутствие
каких-либо заметных попыток с ее стороны
к политической деятельности в отношении
страны исхода. Так, по сравнению с тремя
предыдущими волнами 4-я эмиграция оригинальна
уже тем, что не просто не пытается как-то
повлиять на полит. жизнь России или других
стран бывшего Советского Союза, но и не
проявляет никакой заметной активности
в формировании собственных полит. движений
и образований. По сути, это 1-й полит. «пассивная
эмиграция», кот. не только не стремится
к изменению полит. режима в стране исхода,
но и не хочет возвращения. Совсем наоборот.
Значительная часть еврейской и немецкой
групп, особенно первое время, пытаются
следовать стратегии ассимиляции, чтобы
поскорее почувствовать себя «настоящими
европейцами». В результате уже у второго
поколения эмигрантов 4-й волны начинает
наблюдаться тенденция к забыванию русского
языка и выпадению из русскоязычного транснационального
пространства, кот., несмотря на значительные
размеры, в будущем (если, конечно, не возникнет
острой эмиграционной критической ситуации
в самой России) будет постепенно сжиматься.
В качестве
«сухого остатка» можно вычленить следующие основные
характеристики четвертого исхода:
• Наличие
правовой базы для эмиграции. Отсутствие
препятствий для выезда и наличие препятствий
для въезда.
• Преобладание
экономической мотивации выезда.
• Этнический
характер эмиграции. Наличие специальных
интеграционных программ только для опр.
этнических групп в ряде принимающих стран,
напр., для немцев и евреев в Германии.
• Выраженные
элементы «совет.» (атеистической) культуры.
Отсутствие явных религиозных предпочтений
в 4-й эмиграции.
• Возможность
постановки вопроса о выборе (сохранении/отказе)
идентичности. Участие в русскоязычном
транснациональном пространстве, кот.
включает в себя и коммуникационное поле
бывших союзных республик.
• Отсутствие
полит. причин эмиграции. Признание легитимности
как совет., так впоследствии и демократического
режима в России и лояльность к ним.
• Отсутствие
полит. движений и образований, направл.
на изменение режима в стране исхода.
• Отсутствие
ориентации на возвращение. Даже при поверхностном
взгляде видно, что мы имеем дело с разными
эмиграционными исходами, иногда даже
не пересекающимися. По крайней
мере между
1-й и 4-й или 2-й и 4-й эмиграциями гораздо
больше различий, нежели сходств. Причем
перелом, по-видимому, начал происходить
как раз во время третьего исхода, когда
между представителями 2-й волны и вновь
прибывшими эмигрантами стали выявляться
значительные расхождения во взглядах
на русскую культуру, православие, на основные
события новой и новейшей истории и в конечном
итоге на будущее России.
Четвертый
исход только укрепил уже обозначившийся
разрыв. Причина этого лежит в постепенном
изменении культуры страны исхода, во
внедрении или разрушении идеологий и
изменении особенностей социализации
индивидов. В результате в 4-й эмиграции
мы имеем дело с чисто совет. исходом, кот.
в своей массе хотелось просто уехать
из не стабильной во всех отношениях страны,
причем полит. режим, как совет., так и демократический,
им был просто безразличен, а идея возвращения
на родину и вовсе отсутствовала. Особенно
резкий контраст наблюдается между 2-й
и 4-й эмиграциями, кот., проживая в одной
стране, существуют как бы в параллельных
мирах. Достаточно редкие встречи представителей
2-й и 4-й эмиграций напоминают общение
слепого с глухим, когда кроме русского
языка точек соприкосновения почти не
находится. Поэтому говорить о какой-либо
«преемственности» русской эмиграции
уже не имеет смысла. Если 1-й и 2-я эмиграции
создали русскую диаспору, целью кот. было
сохранение русской культуры, свержение
совет. режима и возвращение в Россию,
то 3-й и 4-й исходы полностью отказались
от идеи «русского зарубежья» и стали
основателями нового «транснационального
русскоязычного пространства» на базе
уже совет. культуры.