В известной брошюре А.И. Солженицына  “Как нам обустроить Россию?”  имеется такой категорически  сформулированный вывод: “Нравственное  начало должно стать выше, чем  юридическое”*. Прийти к такому заключению можно лишь отталкиваясь от, мягко говоря, не очень высоких представлений о праве. Так оно и есть: “Право – это минимум нравственных требований к человеку, ниже которых он уже опасен для общества”. Нетрудно заметить, что это определение построено преимущественно на модели уголовного права. Применимо ли оно, например, к институту основных прав и свобод человека, конституционным нормам? Не ошибка ли видеть в праве XXI века лишь преграду отклоняющемуся поведению? А.И. Солженицын не раз подчёркивал значение честности, совестливости, добропорядочности в торговом обороте “по устному слову, а не по письменному договору”. И, тем не менее, можно ли утверждать, что в рыночной экономике нравственные начала выше юридических.

             Один из критиков просвещённого консерватизма (так он именует взгляды Солженицына) пишет: “Не это ли пренебрежение правом в пользу высших нравственных соображений – типичная черта тоталитарных режимов”**. Не хочется, конечно, тот пьедестал, на у Солженицына вознесена нравственность, нельзя недооценивать огромную роль морального и духовного начала в жизни общества и спорить с Александром Исаевичем, который требует жить не по лжи. Ведь внутренняя моральность права – одно из важнейших условий его эффективности. Право не претендует на то, чтобы в системе социальных ценностей стоять выше нравственности, но социальные схемы, делающие право второстепенным неприменимы.

      Передо мной изданный в конце  прошлого века сборник юридических  пословиц и поговорок русского  народа. Их немало, и среди них есть и такие, которые можно назвать позитивными: они осуждают преступность, говорят о необходимости выполнять взятые на себя обязательства, констатируют известные истины ("дураку закон не писан") и даже содержат советы, сохранившие значимость и по сей день. Однако если попытаться вывести основную черту, своеобразную доминанту этого творчества - прямого отражения обыденного сознания широких масс населения, - то такой доминантой окажется право и правосудие. "Сила закон ломит", "не всякий прут по закону гнут", "законы святы, да исполнители супостаты", "судья - что плотник: что захочет, то и вырубит", "из суда, что из пруда - сухой не выйдешь",   "быть так, как пометил дьяк" - примеры такого рода можно продолжать долго, включая и те пословицы ("закон - что дышло: куда повернул, туда и вышло", "закон топтать нельзя, а около ходить можно"), которые имеют хождение и сегодня. Объективности ради отметим, что пословицы и поговорки народов западноевропейских стран также не балуют лестными оценками права, юристов и правосудие. Поэтому, в частности, требует существенных оговорок и корректировок, столь часто встречающихся в зарубежной литературе, жесткой противопоставительной схемы "почитания права" на Западе и "слабости юридических традиций в России". И тем не менее, следует признать, что формирование национального сознания в России отмечено печатью значительного юридического  нигилизма у широких масс населения страны.

            К сожалению, на современном  этапе развития нашего государства   и нашей правовой системы ситуация почти ни в чем не улучшилась, а во многом даже усугубилась. По мнению известных российских правоведов, сегодня правовой нигилизм силен, как никогда. Как утверждает известный юрист Н. Матузов, “Сегодняшняя система российского права просто опутана паутиной нигилизма”*. С ним абсолютно согласен такой известный и авторитетный теоретик права, как И. Нерсесянц, который говорит о том, что из-за сегодняшнего правового нигилизма даже самые совершенные законы с безукоризненной юридической техникой обречены на гибель, т.к. неминуемо разобьются о стену народного недоверия и недопонимания.

Глава IV

Источники правового нигилизма.

             В Федеральной  целевой программе  по усилению борьбы с преступностью  на 1999-2000 годы, говорится о том, что сложившаяся в обществе криминогенная ситуация явилась следствием большого ряда причин, в том числе и углубляющегося правового нигилизма. Сложившая ситуация, способствует дальнейшему ‘процветанию” правового нигилизма и его проникновению во все сферы общественных отношений. Следовательно, среди источников формирующих правовой нигилизм в российском обществе, наряду с другими можно отдельно выделить сложившуюся криминогенную ситуацию в обществе. К анологичным выводам приходят многие авторы. В частности, А.И. Мокрецов пишет о том, что принесенная в общество  субкультура, выполняя свои функции, способствует поддержке и оправданию взглядов криминальных элементов на их собственное положение в обществе, а также закрепляет их отношение к разнообразным идеологическим, государственным и общественным институтам.

   Одна из главных причин правового  нигилизма кроется собственно  в самих законах – в их  несовершенстве и противоречивости. В самом деле, состояние нынешнего  законодательства во многом оставляет  желать лучшего – законы переполнены, так называемыми, “мертвыми нормами” – то есть положениями, которые не действуют в реальной действительности из-за слаборазвитых механизмов их реализации. Несовершенство законодательства наиболее ярко проявляется в сфере гражданского и арбитражного процесса. Казалось бы, что с учетом  того факта, что именно в данной области происходит защита прав и законных интересов граждан, именно в  
 
 
 
 

*- “Курс лекций”  Матузов Н. ; Саратов 1997г. стр  24 

суды  обращаются люди с просьбой о защите от незаконных посягательств, законы, регулирующие сферу гражданского и арбитражного судопроизводства, должны быть четкими, грамотно составленными и максимально лаконичными, то есть должно быть сделано все, чтобы обеспечить гражданам быструю и полную защиту их прав и законных интересов и пресечь незаконные действия иных лиц. На самом деле все обстоит несколько иным образом. Во-первых, действующий Гражданский процессуальный кодекс (ГПК) был принят еще в 1964 году и, разумеется, был непригоден для качественно новой российской экономической и правовой действительности. Положение пытались спасти путем простого “латания дыр”, то есть с помощью внесения в ГПК неимоверного количества изменений и дополнений. Но все равно ситуация была крайне  напряженной, а судопроизводство неимоверно запутанным вплоть до  27 октября 1995  года, когда были внесены наиболее существенные  дополнения и изменения, приблизившие ГПК к потребностям общества. Впоследствии в названный модифицированный нормативно-правовой акт было внесено немало поправок, придавших ГПК хоть сколько-нибудь цивилизованный вид. Но все же необходимо признать, что современное состояние ГПК оставляет желать лучшего, этот кодекс весьма в плачевном состоянии и напоминает ржавый, рассыпающийся корабль, который пытаются залатать и отремонтировать. В это дело  разрушения гражданского судопроизводства активно вмешивается Конституционный суд РФ, который по запросам наиболее  инициативных граждан признает все большее количество правовых норм не соответствующих Конституции РФ_, еще более  запутывая тем самым гражданский процесс. Кроме того, ГПК наводнен “мертвыми нормами”, которые тянут за собой остальные (например, нормы от о товарищеских судах). Необходимо  избавить ГПК от этого балласта, а это значит – новые изменения и дополнения в  многократно измененный и дополненный кодекс, значит новая путаница в праве (зачастую разобраться в ней непросто и юристам, не говоря уже о рядовых гражданах) – новый виток роста недоверия населения к закону, новое усиление правового нигилизма. Короче говоря, необходимость  принятия нового  кодекса назрела давно, но, к сожалению, отечественный законодатель не торопится облегчить участь гражданского судопроизводства – в настоящее время существует лишь проект ГПК РФ, который выставлен на всенародное обсуждение и уже получил множество нареканий. Принятие же Федерального закона об утверждении Гражданского процессуального закона в ближайшее время не ожидается. Противники принятия нового ГПК говорят, что еще не время, что в сегодняшней нестабильной ситуации принятие  нового порядка судопроизводства крайне негативно скажется на гражданском процессе, как таковом. В подтверждение своих слов они приводят известную поговорку, говорящую о том, что в период перемен нет ничего худшего стабильности. Мне представляется, что их доводы не совсем убедительны – новая  судебная система, построенная на основе старой системы зависимых судов, уже является вполне стабильной и нуждается в новом, свежем Гражданском процессуальном кодексе, а не в старом ГПК РСФСР 1964 года. Тем более непонятным на фоне подобных высказываний о запрете всего стабильного представляет принятие Налогового кодекса 31 июля 1998 года. Мало того, что этот кодекс запретил исчерпывающий перечень налогов, образующих налоговую систему России, он еще  установил за налоговые правонарушения штрафы не в минимальных оплатах труда, как это сделано, например, в УК РФ и в КоАП РФ, а в твердых суммах (например, 5 тысяч рублей) – непонятно, для чего это сделано хочется верить, что это упущение является случайным, а  не злонамеренным, ведь если у нас что и является нестабильным, так это налоговая система. И в подтверждение сказанного можно сказать, что буквально через несколько месяцев в налоговый кодекс было внесено такое количество дополнений и изменений, что Государственная Дума обязала Правительство к первому января 2000 года выпустить пятый, дополненный вариант НК РФ, думается, что эти изменения не последние. Касаясь Арбитражного процессуального кодекса необходимо отметить, что сейчас здесь дела обстоят несколько лучше. Раньше действовал АПК 1992 года, который  был крайне несовершенен. Прописанные в нем процедуры арбитражного судопроизводства были неимоверно длинны, и поэтому процесс безумно растягивался во времени, а с учетом бушевавшей тогда гиперинфляции истцы, рассчитывавшие на получение своих денежных средств, разорялись, так как их денежные средства “съедались” инфляцией.  Этот несовершенный кодекс имел весьма пагубные последствия для законности и правопорядка, и лишний раз укрепил правовой нигилизм. Большое количество кредиторов при ненадлежащем исполнении обязательств соответствующими должниками переставали  надеяться на арбитражные суды, заваленные исками о взыскании долгов (надо еще заметить, что кроме процесса крайне несовершенно было исполнительное производство и истцы, преодолев один этап в виде долгой тяжбы тщетно взывали к помощи судебных исполнителей – взыскать долги было еще труднее) и стали обращаться за помощью к нелегальным группировкам – попросту говоря, в банды. Естественно, что преступные группировки, будучи не связанные нормами несовершенного процесса, обеспечивали куда более быстрое возвращение денег, часто просто “выбивая” их из должников и взимая за это определенные проценты с суммы (обычно 50%) и, надо признать, что немалое количество фирм и бизнесменов обращались за подобного рода услугами – таким образом, наряду с официальной системой арбитражных судов вырастала система “преступных судов”, которые при своих разборках руководствовались отнюдь не правовыми нормами. Это без сомнения, нанесло непоправимый урон законности и правопорядку, как таковым. О влиянии этих явлений на правовой нигилизм  и говорить нечего – у людей возникало в этих случаях недоверие и к закону и к судам, они предпочитали криминал законности. Сейчас у нас действует Арбитражный процессуальный кодекс 1997 года, который по сравнению со старым АПК является более совершенным, процесс проходит в более сжатые сроки, а с учетом Федерального закона о “Об исполнительном производстве” 1998 года и принудительное исполнение решений суда стало более эффективным. Поэтому возврат долгов и иные споры стали возвращаться в правовое поле, что, конечно же, отрадно, так как наносит мощный удар по одному из проявлений правового нигилизма. Но теперь арбитражному процессу где-то мешает процесс гражданский, который все еще основывается на старом ГПК и во многом оставляет желать лучшего. В научной литературе все чаше высказывается мнение о том, что хорошо было бы привести важнейшие процессуальные нормы ГПК в соответствие с более совершенными положениями АПК, аргументируя это тем, что в принципе арбитражный процесс когда-то вышел из гражданского.

        Говоря о несовершенстве современного законодательства как одном из источников правового нигилизма, необходимо также отметить противоречивость современных законов (которая зачастую бывает отнюдь не случайной). В самом деле, источников правовых норм в современной Росси просто неимоверное количество – это и Федеральные законы и указы Президента и Постановления Правительства и различного рода ведомственные Инструкции и Информационные письма, и это только то, что касается федерального уровня, а ведь в Росси есть еще 89 субъектов, государственные органы каждого из которых вправе в пределах своих полномочий осуществлять нормотворчество (плюс огромное количество актов органов местного самоуправления). Разумеется, редкому счастливчику удается “не утонуть” в таком океане права – в нем необычайно сложно ориентироваться даже при условии полного соответствия этих актов друг другу – то есть при строгом соблюдении иерархии, согласованности принятых в них норм, что же тогда говорить о возможности правомерного поведения и уважения к закону, если в таком громадном количестве норм находится немало таких, которые противоречат друг другу или вообще  нарушают сами устои нормотворчества. За примерами далеко ходить не надо – возьмем в начале противоречие в законах на федеральном уровне. Федеральные конституционные и просто федеральные законы обладают, как известно, высшей юридической силой (после международных договоров и Конституции) и остальные нормативные акты должны им соответствовать. Но что делать, если Федеральному закону противоречит Федеральный закон? Таких случаев,  увы, немало. Приведу лишь несколько примеров: в Гражданском  кодексе РФ 1995 года в главе о договоре банковского вклада и банковского счета установлены одни правила совершения подобного рода банковских операций, а в ФЗ “О банках и банковской деятельности” эти правила по абсолютно непонятным причинам изменены. Перед судами встает вопрос, норму какого закона выполнять? Практика выработало правило, по которому применению подлежит закон, принятый позднее. В моем примере это будет ФЗ “О банках и банковской деятельности”, - хотя надо признать, что гражданский кодекс, как унифицированный источник права все же авторитетнее. И как будет верить в святость закона человек, который ссылается в суде на норму Гражданского кодекса и с изумлением узнает, что вместо этой нормы действует другая – из абсолютно ему неизвестного ФЗ “О банках и банковской деятельности”. После  такого заседания из зала суда выйдет убежденный правовой нигилист. Другой пример еще серьезнее – Уголовный кодекс РФ 1996 года. В общей части говорится о признаках добровольного отказа от совершения преступления и деятельного раскаяния, а в статьях Особенной части (например, статьи 205- Терроризм и 206-Захват заложника) эти признаки толкуются уже несколько по-другому. Но не нужно забывать, что в отличие от примера с ГК, где затрагиваются имущественные интересы граждан, в уголовном праве на карту поставлена человеческая судьба и противоречие (тем более в рамках одного закона) тут просто недопустимы. Это то, что касается законов, а ведь есть еще и огромное количество подзаконных нормативных актов, создатели которых стремились поставить их “во главу угла”, возвысить над остальными источниками права. Поэтому, как справедливо отмечает Н.И. Матузов: “не приходится удивляться тому обстоятельству, что многие подзаконные нормативно-правовые акты часто становятся надзаконными” ^* , иными словами в данные акты вносятся заведомо противоречащие федеральному закону нормы. Даже суды, которые по сути дела должны осуществлять защиту прав и интересов граждан зачастую усугубляют и без того серьезную путаницу в праве. Как известно, в качестве одного из источников права судебный прецедент у нас не признается. Тем не менее, наши суды  это нисколько не смущает. То есть руководящие разъяснения, Постановления Пленума Верховного Суда и Информационные письма Высшего Арбитражного Суда РФ являются не разъяснением и толкованием уже существующих норм, а по сути дела созданием новых. Зачастую судам предписывается поступать вразрез с нормами действующего права – например, при рассмотрении практики по делам о взыскании задолженности арбитражным судам дано было право понижать проценты, подлежащие выплате, хотя в ГК такого варианта не предусмотрено. То есть по сути дела судебный прецедент у нас существует, так как если нижестоящие суды осмелятся не выполнить указания вышестоящего, то их решение будет все равно отменено в порядке надзора. Но следует заметить что ситуация с 2000 года изменяется в лучшую сторону, и все недостатки ликвидируются.

Конституция 1993 года. Как известно, она обладает высшей юридической силой и все остальные нормативные акты должны ей соответствовать. Однако, как отмечает А.В. Малько, наша Конституция вроде бы принятая путем всенародного голосования, на самом деле обладает малой легитимностью – ведь на референдуме 12  декабря 1993 года за проект Основного Закона проголосовало около 54% принявших участие в голосовании, поэтому можно сказать, что Конституция является главным документом меньше, чем для половины граждан России. Поэтому и отношении к ней у многих соответственное – Конституцию попросту нарушают, или в лучшем случае игнорируют. На этом фоне всеобщих нарушений часто кажутся просто смешными усилия Конституционного Суда, который после многочасовых заседаний путем неимоверно сложных системных толкований законов признает “неконституционной” ту или иную статью какого-либо  
 

*- “Теория  государства и права” Матузов  Н.И. , Малько А.В. ; М. 1997г.  стр 592 
 
 
 

нормативного  акта. Кстати, подобная практика принятия законов “незаконными” довольно негативно сказывается на общественном правосознании. Несмотря на все усилия Конституционного Суда, немалое количество законов еще до сих пор вопиющим образом нарушает Основной  закон страны (например, в УПК срок задержания до предъявления обвинения 72 часа, а по Конституции 48 часов, и пока действует норма УПК), а если взять  указ президента Р.Ф. Путина В.В. “О гарантиях Первому Президенту РФ”, то необходимо признать, что сей подзаконный акт нарушил и конституционный принцип всеобщего равенства перед законом и судом, и основы уголовного процесса, предоставив Ельцину Б.Н. полнейшую неприкосновенность (в том числе и уголовную. В общем, получается довольно странная вещь: с одной стороны – Конституция является высшим законом в стране, а с другой стороны в некоторых вопросах её главенство основательно приниженно. Простому непрофессионалу трудно разобраться в сложных хитросплетениях и  коллизиях современной правовой системы – ему в глаза бросается одно: Конституция не действует по целому ряду важнейших вопросов, значит законодательство есть фикция – и опять растет правовой нигилизм. Но если такая непростая ситуация сложилась на федеральном уровне, то нечего удивляться тому, что в законодательстве субъектов РФ творится вообще полный беспредел. В соответствии с Конституцией все субъекты РФ равны, на деле же получается совсем другое – наиболее агрессивно относятся к федеральному центру национальные образования – республики, которых в нашем государстве 21. Руководство этих субъектов все время пытается получить  как можно больше властных полномочий, сделав тем самым еще один шаг на пути к суверенитету. В такой ситуации так называемая “война законов” – федеральных и региональных просто неизбежна. Во всех данных республиках действуют свои конституции, что, в общем-то, вполне законно, но большинство положений данных Конституций существенно противоречит статьям Конституции РФ. Так, в Конституции республики Тува закреплено право выхода из состава России, Татарстан же вообще провозгласил в своем основном  законе ассоциированное членство в РФ (это что-то  наподобие союза России и Беларуси). Президент Калмыкии Илюмжинов, грубо нарушив нормы федерального законодательства, самовольно осуществив эмиссию, чем нанес крупный ущерб финансовый системе государства. Госсовет Татарстана своим решением приостановил призыв своих юношей в ряды Вооруженных Сил РФ, мотивируя это ситуацией на Северном Кавказе. Но построение новой вертикали власти искоренили и прекратили имеющиеся противоречия. Почти ежедневно из радиприемников и с экранов телевизоров на население обрушиваются потоки информации об очередных “правовых демаршах” национальных  окраин России. Все это объясняется довольно просто – территория России примерно равна 17 млн. км², на которых расположились 89 субъектов Федерации.