Древнеримское право и его значение

    Значение  случайных элементов состоит  в том, что внесение их в договор  способствовало его большей индивидуализации. Некоторые ученые говорят о том, что, принимая срок, условие и пр., лицо не ограничивает своей воли; но напротив, обеспечивает ими свою свободу; в них оно выражает не какое-либо побочное определение, но только ярче очерчивает цель, ради которой совершается договор [12, 583].

Эволюция  договоров по критерию ответственности

    Неисполнение  или ненадлежащее исполнение должником  обязательства, вытекающего из договора, предполагает его ответственность  перед кредитором. Значение этого  положения договорного права  состоит в том, что строгая ответственность побуждает должника к точному исполнению договора и способствует, таким образом, правильному развитию и надежности оборота [5, 118; 12, 293]. Особенности эволюции договоров отразились и на формах ответственности. В римском праве древнейшего периода ответственность носила личный характер, то есть взыскание обращалось непосредственно на личность должника. Так по законам XII таблиц последствия неисполнения nexum выражались в том, что кредитор, не обращаясь к суду, захватывал должника в свою власть путем обряда "manus injectio" и в течение 60 дней содержал его под арестом. Если же долг не уплачивался, то кредитор мог продать должника в рабство или убить.

    Как видно из вышесказанного, гражданско-правовые взыскания носили уголовный характер. Кроме того, еще одной особенностью древней договорной ответственности было то, что она наступала в форме внесудебной расправы кредитора над личностью должника. Это явление получило название самоуправства [3, 189]. Руководящим началом договорного взыскания была месть.[12, 90; 14, 297]. Идея вины еще не была увековечена правосудием того времени. Это связано с тем, что древний римлянин оценивал несправедливость не по причинам, а по последствиям (еще и теперь ребенок бьет предмет, об который он ударился).

    С течением времени формы ответственности были смягчены.

    Законом Петелия IV в. до н. э. кредиторы были лишены права взыскания без судебного разбирательства, а также права заковывать, связывать, продавать и убивать должника. С этого времени ответственность должника приобрела имущественный характер.

    Основное  значение Lex Poetelia проявилось в том, что  изменилось воззрение на саму сущность обязательства [3, 193; 19, 119]. Если в древнем праве обязательство считалось чем-то вроде права кредитора на всю личность должника, то в более поздний период оно утрачивает вещный характер и распространяется только на определенные действия должника, которые в случае неисправности могут быть замещены его имуществом. Таким образом, на первый план выступает имущественная сторона в обязательстве [14, 304]. Понятие обязательства несет в себе идею связанности, скованности. С появлением имущественной ответственности обязательственные оковы превратились из физических (весом в 15 фунтов, которые надевались на неисправного должника в древности) в юридические [13, 117]. Последствием неисполнения или ненадлежащего исполнения договора являлась теперь обязанность должника возместить кредитору понесенный им ущерб или интерес, то есть разницу между тем предположительным состоянием имущества кредитора, какое было бы, если бы договорное обязательство было исполнено должником, и тем действительным имущественным положением, которое создалось вследствие неисполнения договора[1, 96; 16, 377].

    Понятие интереса раскрывается как совокупность фактически причиненных убытков (то есть уменьшение состояния) и упущенной выгоды (то есть потерянной прибыли, гипотетической выгоды). Причем упущенная выгода подлежит возмещению в пределах прямых, но не косвенных убытков: возмещались только ближайшие последствия неисполнения договора.

    Ответственность должника в развитом римском праве  строилась на принципе вины. Вина распадалась  на две формы: умышленное причинение ущерба (dolus) и неосторожность. Во всяком договоре должник отвечает, по меньшей мере, за умысел; только за умысел он отвечает, если договор имеет в виду лишь интересы кредитора (например, договор поручения).

    Неосторожность  некоторые авторы рассматривают  как "обратную сторону" той осмотрительности (diligentia), которую должен проявлять участник договора, чтобы обеспечить его надлежащее исполнение [11, 108]. По степени небрежности различали грубую неосторожность (culpa lata) и легкую (culpa levis). Грубая неосторожность возникает тогда, когда не проявляется та мера заботливости, которую можно требовать от всякого среднего человека. По общему правилу, грубая неосторожность приравнивается к умыслу. Соглашения, заранее устраняющие ответственность за dolus или culpa lata недействительны как безнравственные.

    Легкой  небрежностью признавалось такое поведение, которое не допустил бы хороший, заботливый хозяин. Ответственность за culpa levis наступала, если договор преследовал интересы обеих сторон (например, договор найма вещи, договор ссуды). Для определения степени заботливости должника (diligentia) римские юристы руководствовались абстрактным масштабом, где в качестве мерила использовали тип заботливого и рачительного хозяина. В отличие от абстрактной culpa levis, говорят о третьей форме вины [16, 370] (или о разновидности culpa levis [11, 109]) — culpa levis in concreto, то есть о вине, определяемой по конкретному критерию, по той мере заботливости, которую лицо проявляет в своих собственных делах. Ответственность за culpa levis in concreto наступает, например, в договоре товарищества. Основываясь на вышесказанном, можно определить вину как отсутствие заботливости.

    Но  в источниках упоминается и понятие custodia — охрана вещи. Лучше всего эту дискуссионную конструкцию исследовали, пожалуй, немецкие ученые [1, 79 – 80; 5, 122]. Они согласны с тем, что обязанность заботливости может также включать в себя и обязанность custodia, для которой характерно, что должник отвечает только за свою вину и на основе критерия, установленного обычаем. В случае субъективной custodia должник обязан постоянно лично охранять вещь, так как он отвечает за ущерб, нанесенный действиями третьих лиц, подвластных ему, и вредоносные проявления вещей (например, животных), ему принадлежащих. Ответственность за субъективную custodia возникала, если должник по договору принял на себя обязанность охраны.

    Понятие субъективной custodia выводит нас за пределы вины и ставит вопрос о  возможности ответственности должника за случай. По общему правилу, за случай никто не отвечает. Однако были особые категории отношений, в которых  допускалась ответственность за случай. Но тогда должник не подлежал ответственности, если случай был непредотвратимой, стихийной или иначе называемой непреодолимой силой. Такая широкая ответственность (за обыкновенный, преодолимый случай) возлагалась на содержателей трактиров, постоялых дворов, кораблей за вещи, полученные от их посетителей или путешественников.

Классификация договоров 

    Система договоров в Древнем Риме была своеобразной и достаточно сложной. Дело в том, что в римском праве  в силу его консерватизма принципиальное признание коснулось только определенных договорных типов [14, 304]. Поэтому для юридической силы договоров была необходима не только согласная воля сторон, но и соответствие договоров определенному типу. Из этого возникло основное деление договоров на контракты (договоры, признанные цивильным правом, типичные) и пакты (неформальные соглашения, не подходящие ни под какой тип и, стало быть, не имеющие исковой защиты) [2, 236]. При проведении классификации контрактных обязательств римляне подразделяли их на 4 группы, возникающие посредством передачи вещи (res), путем произнесения слов (verba), на письме (litterae) и путем соглашения (consensus). Отсюда Гай выводит 4 основных типа контрактов в зависимости от causa obligandi [3, 467; 16, 382] (или момента возникновения обязательства): реальные, вербальные, литтеральные и консенсуальные. При этом каждая из этих 4-х категорий охватывала строго ограниченное число точно определенных контрактов. Чтобы осмыслить особенности контрактной системы римского права, представляется целесообразным рассматривать типы договоров в той очередности, с которой они формировались.

    Древнереспубликанское право знало 3 основных вида контрактов: нексум, вербальные, литтеральные. Нексум со временем по причине громоздкости формальной процедуры заключения и строгой исполнительной силы выходит из употребления. Таким образом, утратив всякое практическое значение во времена Гая, эта форма заключения контрактов не вошла в приведенную 4-членную классификацию [13: 163, 124]. Те же договоры, которые надолго сохранили достаточную практическую значимость, первоначально подразделялись на 2 вида: вербальные и литтеральные.

    Вербальным (то есть устным) контрактом назывался  договор, устанавливающий обязательство  словами, то есть получающий юридическую  силу посредством и с момента произнесения слов.

    Основной  вербальный контракт — стипуляция. В отличие от нексума, при заключении стипуляции говорили обе стороны в форме вопроса и ответа, который должен был следовать немедленно за вопросом и соответствовать ему по смыслу и используемым словам.

    Несмотря  на значительное ослабление формальных требований с течением времени, стипуляция в классическом праве оставалась формальным договором: стороны должны были быть в одном и том же месте  при заключении, не страдать глухотой и немотой. Как и все древние формальные договоры, стипуляция порождала строго одностороннее обязательство [3, 199]. Она была абстрактной сделкой, a causa obligandi заключалась в произнесении определенных слов. Стипуляция имела огромное значение в римском обороте, так как практически любые отношения можно было облечь в форму вопроса и ответа. Сложные формы стипуляции использовались для установления поручительства (adpromissio), представительства со стороны кредитора (adstipulatio), а также корреального обязательства.

    По  мере ослабления требований к устной форме стипуляция, по мнению Покровского, приобретает консенсуальный характер[14, 310].

    В то же время для обеспечения доказательства факта совершения стипуляции вошло  в обычай составлять письменный документ (cautio), что привнесло литтеральный оттенок.

    Литтеральным  контрактом назывался договор, обязательства из которого возникают посредством записи, письма [2, 90]. С. Муромцев отмечал, что написанное слово производило такое же решительное впечатление, как и слово произнесенное [12, 210]. Основным контрактом данного типа была expensilatio. Суть этой формы сводилась к тому, что если кто-нибудь запишет в своей домовой приходно-расходной книге о выдаче другому лицу определенной суммы денег, то это лицо (разумеется, если оно дало согласие на запись) становится обязанным заплатить данную сумму, хотя в действительности оно ее не получало. Causa obligandi здесь заключается в самой записи. С вербальными контрактами литтеральные сближало то, что они также были формальными, абстрактными и порождали одностороннее обязательство. Преимущество литтеральных контрактов заключалось в особенности формы их заключения, которая не требовала присутствия должника в том месте, где находился кредитор [3, 215]. Еxpensilatio могла заключаться только римскими гражданами, а в обороте у перегринов действовали синграфы (документ, говорящий об обязательствах обеих сторон) и хирографы (документ, написанный одной из сторон и касающийся ее долга). В классический период приходно-расходные книги выходят из употребления наряду с синграфами, уступая место хирографам и cautiones, прикреплявшимся к стипуляции посредством cautiones, таким образом устанавливается связь между вербальными и литтеральными контрактами. Некоторые ученые склонны считать, что Юстиниан почти что превратил стипуляционные расписки в новый вид литтерального контракта [3, 199], поскольку опорочить такой документ можно было, только если контрагента в день заключения договора не было в городе.

    Формальные  договоры с точки зрения экономических потребностей товарооборота страдали тем недостатком, что были неудобны из-за сложной процедуры заключения, а также игнорирования пороков воли при оценке правильно соблюденной формы. Поэтому в римском праве формируются две группы неформальных договоров: реальные и консенсуальные.

    Реальным  контрактом называется договор, обязательство  из которого возникает посредством  передачи вещи. Таким образом, для  реальных договоров недостаточно одного неформального соглашения (даже соглашение о будущей передаче вещи не имеет силы, являясь пактом) [3, 219]. Этот тип контрактов отличается от вышеописанных простотой порядка совершения, так как не требовалось никаких формальностей. А при отсутствии строгой формы исключено создание только на нее опирающегося обязательства.

    Отсюда  следует вторая отличительная особенность  реальных контрактов: они не могут  быть абстрактными и действительны  лишь как имеющие определенное основание [11, 120]. Содержание реальных договоров сводится к обязанности лица вернуть имущество, полученное им раньше от другого лица [19, 310]. К реальным контрактам относятся займ, ссуда, поклажа и залог (Иоффе и Мусин считают, что залог выполняет придаточную функцию и не относится к первым трем самостоятельным договорам).

    Группа  авторов считает, что ссуда, поклажа и залог развились из фидуции, и потому относят ее также к реальным договорам [13, 176; 14, 315; 11, 123], расценивая ее как формально-реальный договор.

    Договор займа порождает строго одностороннее  обязательство, в отличие от остальных, в которых прослеживается двусторонность.

    Другую  группу неформальных контрактов составляют консенсуальные договоры, которые обладают еще большей простотой заключения, чем реальные. Особенность консенсуальных договоров в том, что если в  других типах контрактов помимо соглашения для установления обязательства требуется еще какой-то момент (слово, письмо, передача вещи), то в консенсуальных контрактах consensus является не только необходимым, но и достаточным моментом для возникновения обязательства [19, 422; 16, 382]. Таким образом, источником юридической силы этого типа договоров является то, что выражением воли, своим обещанием лицо уверило контрагента в своем намерении поступить известным образом. А контрагент, опираясь на это волеизъявление, запланировал свой дальнейший образ действий. Поэтому было бы несправедливо, если бы обещавший мог безнаказанно отступиться от обещания [3, 219]. Такова основная идея консенсуальных договоров, к которым римляне относили куплю-продажу, наем, поручение и товарищество.