Власть  и организационное развитие

Либман  А.М.  
  
Опубликовано в номере: Менеджмент в России и за рубежом №5 / 2003

Фактор власти является одним из ключевых в функционировании организаций, а также экономики и общества в целом. «Власть и организация неотделимы друг от друга, как жизнь и воздух», — отмечают исследователи[1]. И в периоды стабильного роста, и при необходимости осуществления быстрых всеобъемлющих изменений властные отношения оказываются в центре внимания. При всем этом существует множество различных, порой противоречивых толкований явлений и процессов, связанных с властью.

Не существует даже сколь бы то ни было последовательного единого определения понятия «власть». Наиболее широкая трактовка, в полной мере подчеркивающая значимость фактора власти, определяет ее как «способность действовать»[2], «способность реализовать свои желания»[3]. Для аналитических целей более удобно классическое определение М.Вебера: «власть — это способность и возможность индивида в определенных условиях проводить собственную волю вопреки сопротивлению другого». В этом случае акцент делается на социальный характер власти: властные отношения всегда возникают между людьми и общественными группами.

Методологически можно выделить два аспекта власти, в реальности неразрывно связанных между собой: власть как специфическое экономическое благо и власть как особого рода отношение. Как и всякое благо, власть способна удовлетворять потребности индивидов. Однако благо «экономическая власть» обладает особым свойством, делающим его уникальным среди всего множества благ. Власть позволяет своему обладателю получить доступ к иным благам (удовлетворяющим различные потребности) не в рамках процесса обмена, а в ходе потребления самого блага «власть». Остальные блага могут быть обменены на другие — в этом случае для удовлетворения каких-то потребностей обе стороны вынуждены отказываться от части принадлежащих им благ в пользу друг друга. При наличии фактора власти доступ к другим благам вовсе не означает отказа от обладания властью.

Поскольку спрос  на благо «власть» всегда превышает  предложение, постольку это благо  может быть охарактеризовано как  экономическое. Соответственно стремление к благу «власть» становится одним  из важнейших мотиваторов экономической  деятельности — знаменитых «трех  Р»: власти, доходов и социального престижа (power, prestige, payment).

Борьба за власть с неизбежностью влечет за собой  возникновение властных отношений  — отношений, когда один из игроков («субъект власти») реализует свою волю в отношении других («объектов  власти») в какой-то определенной сфере («властном пространстве»). Властные отношения многолики и разнообразны: в большинстве случаев они  носят в какой-то мере двухсторонний  характер, так как и объекты  власти способны оказать влияния  на ее субъекта¹[4]. Властные отношения становятся возможны благодаря наличию у субъекта власти ресурсов власти — свойств, атрибутов, благ, позволяющих ему влиять на принимаемые объектом власти решения и дающих преимущество в борьбе за власть. Ресурсами власти могут являться финансовый капитал, информация, связи, возможность прибегнуть к непосредственному насилию[5].

Любая организация  участвует в борьбе за власть, а  также выступает элементом властных отношений. В последних она может проявляться трояко:

• как субъект власти (например, власть корпораций). Однако при этом власть организации всегда остается лишь маской, за которой скрывается власть конкретных лиц;
• как властное пространство, подконтрольное какому-либо субъекту власти;
• как ресурс власти, роль которого в современном обществе крайне велика.

Помимо межорганизационной среды властные отношения и борьба за власть существуют также внутри организационной структуры. Во многом уровнями межорганизационного взаимодействия и внутриорганизационных процессов  обусловливается динамика и эффективность  эволюции организации.

Власть  и межорганизационная конкуренция

Организация, функционирующая  в условиях конкурентной среды (а  таковою сегодня является не только рынок, но и многие другие сферы общественной жизни), участвует в борьбе за власть, чтобы реализовать свои цели. Соответственно организация вынуждена эволюционировать и трансформироваться. Стремление приобрести власть заставляет участников рыночной конкуренции осуществлять инновации, предлагать новые продукты и услуги, активно продвигать свои товары на рынок. Как отмечает Й.Шумпетер, поведение  предпринимателя-инноватора объясняется прежде всего не мотивами денежной выгоды, а желанием обрести власть и престиж, «создать свое собственное частное царство» (sein eigenes privates Reich schaffen).

Деятельность  инноватора — это всегда «творческое  разрушение», поскольку в борьбе за власть он, с одной стороны, создает  новые продукты, услуги, процессы и  организационные технологии, а с  другой — вытесняет с рынка  старые, т.е. уничтожает существующие в  экономике и обществе центры власти [6]. В этом случае экономическая эволюция представляет собой постоянный конфликт многочисленных «центров власти», сменяющих  друг друга в процессе «творческого разрушения». При этом действует  один из ключевых законов власти —  закон тотальности власти или  «сохранения властной энергии» —  при усилении одних субъектов  власти с неизбежностью ослабевают другие, а все субъекты, вступающие в борьбу за власть, «втягиваются в  ее орбиту»[7].

Здесь проявляется  многогранная сущность власти. Конкретные методы, которые используются организацией для достижения власти, зависят от «правил игры» — институциональной  среды. В рамках рыночной экономики  успех может быть связан как с  большей эффективностью и инновациями, так и с монополизацией рынков и недобросовестной конкуренцией. В  командно-административных экономиках инновации и эффективность вовсе  не позволяют получить доступ к власти — борьба за власть никак не зависит  от экономических показателей и  ведется в рамках иерархий чиновников с помощью сложных интриг. В  переходной экономике борьба за экономическую  власть может быть связана с использованием криминальных связей для «вытеснения» конкурентов.

При этом игроки далеко не всегда придерживаются правил, нарушая их с целью расширения своего властного пространства, то есть ведут себя оппортунистически. Конкретным примером можно считать  монополизацию экономики в результате становления картелей. Даже официальный  запрет на создание подобных структур привел не к их исчезновению, а лишь к появлению многочисленных «ухищрений», скрывающих взаимодействие корпораций. Так, в начале 50-х гг. в Европе возникли «картели за завтраком» — руководители компаний «случайно» встречались по дороге на одних и тех же станциях и в одних и тех же составах, где в вагонах-ресторанах обсуждали вопросы координации политики компаний.

В некоторых  случаях «склонность предпринимателей к сговору», на которую указывал еще Адам Смит, принимала поистине анекдотические формы. В 70-х гг. в  Германии Федеральное ведомство  по картелям длительное время пыталось доказать существование сговора  между крупными компаниями — поставщиками бензина. Однако все попытки расследования  оставались безрезультатными. Доказательство было найдено случайно — в те годы ведомство по картелям находилось, как и головные офисы компаний-поставщиков, в Гамбурге. Один из сотрудников  ведомства, возвращаясь домой, заметил, что в офисах компаний в сравнительно позднее время остается освещенным большое число окон. Наблюдения показали, что цена бензина на следующий день росла всегда на число пфеннигов, равное количеству освещенных накануне окон.

Между тем подобные «хитрости» используют и государства  для обеспечения своей экономической  власти, например, во внешнеэкономических  отношениях. Так, после появления  норм ВТО, ограничивающих традиционные формы протекционизма, распространение  получили разнообразные системы  медицинских и технических норм; впоследствии начал развиваться  «этический протекционизм», связанный  с требованиями обеспечения равных социальных стандартов (а по сути —  роста стоимости рабочей силы в странах, где социальные стандарты  являлись более низкими).

Более того, сами институты, определяющие рамки борьбы за власть, во многом являются продуктом как властных отношений, так и конкуренции за власть. Можно выделить три варианта взаимосвязи развития таких институтов и власти. Во-первых, субъект власти может использовать свое доминирование для изменения институтов с целью максимального увеличения и защиты собственной власти. Во-вторых, непреднамеренным следствием конфликтов за ресурсы и за власть нередко оказывается возникновение или модификация институтов. Заранее крайне трудно предсказать, какую именно форму примут подобные институты и как они, в свою очередь, повлияют на конкуренцию за власть[8]. Наконец, в-третьих, институты могут появляться и изменяться вследствие переговоров властвующих субъектов[9].

В результате конкуренции  между организациями складываются властные отношения. Они могут быть оформлены в виде владения акциями, членства в советах директоров и  наблюдательных советах или же носить неформальный характер — например, контроль организации за определенными  ресурсами[10]. Неизбежным последствием установления властного контроля является ослабление конкурентного давления на организацию. Результатом становится снижение качества поставляемых организацией благ, бюрократизация процессов принятия решений в самой организации. Помимо этого, субъект власти заинтересован  в консервации существующих отношений  с целью обеспечения гарантий своего господства. Возникает т.н. «церемониальная  инкапсуляция» (ceremonial incapsulation)[11]: становление  экономических институтов, препятствующих инновации и развитию. В этих условиях резко ослабевает инновационная  деятельность в обществе, экономика  стагнирует, а ее динамическая эффективность  снижается. Примером может служить  монополизация отраслей экономики.

В любом случае властные отношения носят временный  характер: в условиях рыночной экономики  всегда рано или поздно появляются инноваторы, способные потеснить  господствующих субъектов власти. В  этом смысле любая властная монополия  является временной, на что указывают  сторонники т.н. австрийской экономической  школы[12]. Теория рыночных процессов, развивающая традиции австрийской школы, предполагает, что характер власти организации зависит от этапа эволюции рынка[13]. Угрозу власти составляет появление новых инновативных компаний или же приход конкурентов из других регионов или стран. В этом случае организация вынуждена перестраиваться и вновь включаться в процесс конкурентной борьбы.

Казалось бы, организация может обезопасить  себя от конкуренции за счет тесных контактов с государством. Так  действовал, например, Fiat в 60-х гг., когда  правительство Италии жестко противодействовало экспансии Volkswagen на национальный рынок. Власть организации в такой ситуации в значительной степени базируется на нерыночных основаниях. Однако и  в этом случае возникает угроза власти организации, причем также нерыночная. Ее источник — объединения потребителей, политические движения, профсоюзы. Так  проявляется закон, названный Дж. К. Гэлбрейтом «диалектикой власти»: любой  центр власти раньше или позже  порождает «противовласть», стремящуюся к ограничению влияния противника и реализации противоположных целей[14].

Можно выделить несколько общих приемов, к которым  способна прибегнуть организация в  конкурентной борьбе. Прежде всего, речь идет о концентрации ресурсов власти. Особенно эффективной является монопольная  концентрация определенного ресурса. Однако не следует забывать, что  и в сфере власти действует  принцип Либиха — позиция организации  определяется ресурсом, доступным в  минимальной степени. Поэтому важным является взаимодополняющее использование  ресурсов[15].

Однако, как отмечает Дж.К.Гэлбрейт, успех организации в борьбе за власть всегда отражает ее внутреннюю среду, эффективность организации властных отношений и конкуренции внутри организации[16].

Власть  в организации

Внутри организации  также существует сложная сеть властных отношений. Во-первых, речь идет о формальной иерархии, вокруг которой строится любая организация. Во-вторых, важную роль играют неформальные коалиции и  группы влияния, преследующие собственные  интересы. Чем большей является организация, тем более сложной становится структура формальных и неформальных отношений власти. Между формальными  и неформальными центрами влияния  также идет конкуренция за власть (ее принято называть микрополитическими процессами). Властными отношениями  и конкуренцией определяется процедура  принятия организационных решений, которые, в свою очередь, определяют развитие организации. Конкуренция  охватывает не только руководство организации, но и всех ее членов.

В качестве примера  организационной структуры власти рассмотрим акционерное общество (корпорацию). Г.Клейнер выделяет шесть возможных  центров власти в корпорации —  генерального директора, администрацию, отдельных акционеров, собрание акционеров в целом, общее собрание работников предприятия и отдельных работников, а также три вида конкуренции  между ними (за формальную позицию, за влияние и за право принимать  решения)[17]. Помимо этого в рамках общества могут возникнуть также  и неформальные коалиции акционеров, членов администрации и работников, конкурирующие между собой. Наконец, помимо юридической структуры, описанной  выше, организация имеет и бизнес-структуру (заместителей директора, штабные и  линейные подразделения). В ней также  формируются властные центры.

С точки зрения формальной иерархической структуры  реальная концентрация власти в организации  может произойти либо «внизу» (у  формальных «подчиненных»), либо «вверху» (у формальных «руководителей»). Если формальная и неформальная пирамиды власти оказываются «перевернуты»  относительно друг друга, это ведет  к негативным последствиям с точки  зрения мотивации и обострения внутриорганизационных  конфликтов. На практике, как правило, существует своего рода «баланс власти»  между ее различными центрами в организационной  структуре.