Понятие «Менталитет»

       С развитием психологии, логики, лингвистики, культурологии, термин «менталитет» получил в каждом отдельном научном направлении свое специфическое истолкование [6. с.240]. Понятие «менталитет» (ментальность) стало занимать прочное положение и в отечественной психологической литературе, так Т. Г. Стефаненко считает, что «при определении этноса как группы, ключевой характеристикой которой является осознание людьми своей к ней принадлежности, именно ментальность — наиболее подходящая категория при изучении социально-культурных особенностей народов. Более того, с первых шагов становления этнопсихологии крупнейшие ее представители изучали именно ментальность, хотя и под другими названиями»[2. с.137], а А. Я. Гуревич, которому принадлежит первая попытка зафиксировать категориальный статус данного понятия, подчеркивает, что ментальность как обобщенный способ восприятия мира, манера чувствовать и думать, характерная для людей определенной эпохи, должна составлять предмет психологического изучения [1. с.153]. Указывает на необходимость исследования менталитета в рамках социальной психологии и украинский исследователь менталитета Р. А. Додонов. Поэтому можно согласиться с точкой зрения американского исследователя Д. Филда о роли психологии в раскрытии содержания менталитета, которую он высказал в своем выступлении на международной конференции «Менталитет и аграрное развитие России (19-20 вв.)» в Москве. «История менталитета без основания в развернутой психологической теории, — отмечал он, — была бы «аномальной» .

       С точки зрения психологии, менталитет — некая интегральная характеристика людей, живущих в конкретной культуре, которая позволяет описать своеобразие  видения этими людьми окружающего  общества и объяснить специфику  реагирования на него (И. Г Дубов ). По меткому замечанию А. Я. Гуревича: «Противоположность официальной и народной культур <…> – это именно противостояние идеологии и ментальности»[Цит. по 1. с.163].

       О понятии менталитета  в современной  России

       В “несовременной” России, судя по отсутствию этого понятия в словарях и  энциклопедиях, слово “ментальность” или его двойник-соперник “менталитет” как лексические единицы русского языка не существовали. Зато у всех в памяти их стремительное вторжение  в нашу речь в конце 1980-х гг., заражение  ими как научных, так и публицистических, популярных печатных изданий.

       Понятие ментальность/менталитет уверенно вошло  в лексикон обществоведов, гуманитариев, но нередко в него вкладывается разный смысл. Для отечественных общественных наук за имплантацией нового термина  оказались во многом новые объект изучения, проблематика, методология. Даже представители одной дисциплины подчас демонстрируют совершенно отличные подходы к его пониманию. Попробуем разобраться в существе разноречий и проследим за некоторыми «приключениями» данного термина в отечественной научной литературе.

       Экспансия нового понятия в России была связана  со сломом в эпоху Перестройки  тесных идеологических рамок догматизированного и вульгаризированного марксизма  и шла, по крайней мере, по двум каналам.

       Во-первых, благодаря трудам отечественных  историков, занимавшихся проблемами зарубежного  средневековья и близко знакомых с традициями использования в  западной историографии “модного”  термина, вошедшего в историческую науку в 1930-х гг. Для российских специалистов исследования в области  истории ментальностей были связаны с выходом за рамки представлений об односторонней обусловленности сознания материальными условиями жизни.

       Во-вторых, через политическую и философскую  публицистику, обсуждавшую проблемы современного состояния России и  перспектив ее реформирования, очевидно связанных с умонастроениями  соотечественников.

       Каждая  из названных сфер предложила свою русифицированную транскрипцию иноязычного  слова: ментальность и менталитет. Оба  варианта укоренились на равных в  отечественной литературе и русском  языке.

       Существование двух терминов с размытым, сложным  содержанием стало причиной попыток  развести их в значении. Так, некоторые  исследователи предложили рассматривать  ментальность как “аспектное, частичное” проявление менталитета, получающего  в этом случае некий “общечеловеческий, всеобщий” или иной интегративный  смысл. Но большинством исследователей оба варианта употребляются как  синонимы.

       Во  французской историографии, подарившей современным общественным наукам понятие  ментальности, многие ученые, столкнувшись с массой трактовок этого термина, ныне намеренно уходят от его дефиниции, дабы не сковывать творческие поиски исследователей. Есть сторонники подобной позиции и в нашей стране. Они рассматривают менталитет (по крайней мере, отчасти) как некое поэтическое обобщение, метафору, которая, естественно, не может вместиться в тесные рамки научной терминологии. Но находится также немало таких, которые стремятся дать строгое определение этому ускользающему из четких границ «феномену». И их настойчивость можно понять: за ним скрывается новизна проблемы, манящие глубины постижения субъективного в движении истории[8].

       Выделим некоторые общие позиции в  содержании, вкладываемом в понятие  ментальности, разделяемые, кажется, всеми  отечественными исследователями. Ментальность - это социально-психологические  установки, автоматизмы и привычки сознания, способы видения мира, представления людей, принадлежащих  к той или иной социокультурной, этнической общности, их “матрицы восприятия”, “культурные коды”. Она имеет отношение к духовным ценностям данной общности, отражается на поведении людей, знаковых системах культуры, в идеях и верованиях; включает в себя неосознаваемые носителями данной ментальности элементы.

       Теперь  о разногласиях. Является ли ментальность феноменом не только коллективного, но и индивидуального сознания? Многие из исследователей дают на это положительный  ответ. Такая позиция сближает подходы  к проблеме менталитета специалистов социальных наук и психологов, для  которых одним из основных объектов исследований является личность. Иные исследователи, напротив, настаивают на том, что “ментальность является по своей сути не индивидуальной, а  групповой характеристикой и  отражает специфику отношения к  миру тех или иных социальных групп”.

       Некоторые ученые подчеркивают наличие определенной степени свободы личности от стереотипов  общественного сознания, пишут о  ментальности отдельных социальных групп, что подразумевает ее нетождественность “национальному” менталитету, существование которого также иногда подвергается сомнению, выделяют ментальность отдельного человека, которая отличается от групповой и общенациональной.

       Исток разногласия здесь находится  не просто в разных ракурсах рассмотрения проблемы. Его можно увидеть в  различном содержании, вкладываемом в понятие ментальности. Во многом эти вопросы связаны с темой  осознаваемости элементов менталитета самими ее носителями.

       В чем причина большей “осознаваемости” менталитета в настоящее время? В том, что люди современной эпохи в отличие от своих предшественников обладают такой “умственной оснасткой” и интеллектуальной мощью, которая позволяет расшифровывать даже собственные “ментальные коды”? Эта способность у них появилась благодаря успехам исторической науки, этнологии и возможности выявлять стереотипы своего сознания через сравнительный анализ своей культуры с другими культурами?

       Логические  выводы из рассуждений авторов работ  о ментальностях подразумевают положительные ответы на данные вопросы. Во всяком случае, принятие тезиса о принципиальной невозможности осознания менталитета его носителями лишило бы отечественных исследователей современной России самой возможности пользоваться этим понятием в своих научных изысканиях. Так что включение осознаваемых структур в понятие ментальности, или принятие положения о возможности хотя бы частичного осознания менталитета его носителями является непременным предварительным условием приложения этого термина в исследованиях настоящего времени.

       При знакомстве с трудами российских обществоведов создается впечатление, что ментальность людей современной  эпохи не только более “рациональна”, более осознаваема современниками, чем ментальности людей в прошлом, но и более изменчива. Существенный пункт расхождений исследователей при обращении к понятию ментальность - скорость ее изменения во времени, длительность ее существования.

       То, что менталитет трансформируется с  течением времени, - очевидно, и это  “генетически” заложено традицией  его изучения, основанной на противопоставлении различных форм “исторических” ментальностей и современной.

       Ментальность, в представлении сложившимся в рамках истории далеких от современности эпох, меняется “чрезвычайно медленно”, на протяжении веков. Оно не включает в себя конъюнктурные изменения, а только константы восприятия.

       Иных  исследователей можно даже упрекнуть  в абсолютизации постоянства  стереотипов восприятия и мышления. Менталитет в их трактовке предстает  как некая сущность, раз и навсегда данная. Сформированный в период этно/социогенеза, он, по их мнению, кардинально не меняется.

       Но  многие историки новейшего времени, исследователи современности, свидетели, участники стремительных изменений в том числе и в общественном сознании, склонны видеть в ментальности более динамичное явление. Так, например, С.И. Шрамко пишет о формировании нового менталитета - тоталитарного в СССР и Германии - за чрезвычайно короткое историческое время.

       Крайняя степень нестабильности общественного  сознания также оказалась связанной  с термином “менталитет”. В научный оборот введено понятие “кризисная ментальность”, то есть вызванное кризисом общественно-политической жизни “дезинтегрированное массовое сознание, для которого характерны неустойчивость и лабильность”.

       Между двумя полярными воззрениями  на скорость трансформаций менталитета  располагается представление о  ментальности как сложной системе, составляющие которой изменяются с  разными скоростями. Ряд исследователей пишет о наличии в менталитете  “кратковременных и долговременных структур”, стабильного ядра и текучей  “периферии”.

       С проблемой изменчивости ментальности связан вопрос о ее формировании. Что  ее формирует? Общий ответ - внешняя  среда. Но при этом исследователи  по-разному оценивают значение для  формирования ментальности различных  аспектов окружающего бытия.

       А.Я. Гуревич, специалист по западноевропейскому  средневековью и знаток современных  концепций ментальности в зарубежной историографии, подчеркивает значение в этом процессе культуры: языка, воспитания, традиций, религии, - настаивая на непрямой связи менталитета с материальным миром, бытом, которые воспринимаются через стереотипы. Ментальность в  этой концепции - призма, через которую  человек, общество воспринимают мир[1.c.59].

       Немалая часть отечественных исследователей, не отрицая роли культуры, как медиатора  между поколениями, передающего  духовные ценности и стереотипы восприятия, подчеркивают значение для формирования менталитета также иных факторов: природных (иногда даже биологических), социально-экономических, исторических, политических. Причем степень их участия  при формировании менталитета может  меняться во времени. Ментальность видится  как результат приспособления социума  к долговременным условиям своего существования, как стратегия (архетипы) выживания. В этой концепции ментальность не только “сплачивает” социальную группу, поддерживает историческую преемственность  культуры этноса, но и, как правило, в большей степени способна трансформироваться в ходе истории под воздействием новых обстоятельств.

       Таким образом, в отечественном обществоведении  сложилось несколько концепций  ментальности (в работах обществоведов  они нередко “гибридизируются”).

       Одна, назовем ее “классическая” или  “академическая”, опирается во многом на традиции в изучении истории ментальностей удаленных эпох, сложившиеся в зарубежной историографии, и получила развитие в нашей стране в ряде блестящих трудов.

       Сторонники  другого подхода к пониманию  менталитета числят среди своих  предшественников не только французских  историков школы “Анналов”, но и  отечественных мыслителей XIX - начала XX в. - Н.М. Карамзина, В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, С.М. Соловьева, Н.А. Бердяева и др., задумывавшихся над феноменом русского “национального характера”, над истоками его формирования. Предметом дум их современных последователей также являются судьбы России и ее народа.

       Если  “академическое” понимание ментальности служит для реконструкции мировидения  ушедших эпох при отчетливом осознании  временной дистанции и отстраненности восприятия, то в другом случае основными  вопросами исследования являются не столько “каково прошлое?”, “какими  были люди минувших эпох?”, а - “каково  настоящее и будущее?”, “какие мы и почему мы такие?” Задающиеся этими  проблемами лишены возможности “отстраненного”  наблюдения за объектом изучения, поскольку  сами являются его частью и разделяют  его судьбу.

       Различие  в положении исследователей в  отношении объекта исследования породило различные подходы в  понимании ментальности. В приложении этого понятия к настоящему времени  таится для нашего обществоведения  исток “расширенного” толкования менталитета, когда он, подчас независимо от теоретических выкладок исследователя, становится более “осознаваемым”, и в него включают конъюнктурные, сравнительно быстротекущие изменения  общественного сознания, настроения, “систему идей” - то, что бурлит в  котле жизни сегодня, обжигая  современников.