Концепция общества риска

В рамках социокультурного подхода исследователи поставили  вопросы о природе риска и  его соотношения с опасностью, о его месте в жизни современного общества и о теоретико-методологических основаниях исследования риска.  
 

1.1. Социологическая теория риска Н. Лумана. 

Одной из важнейших  составляющих социальной жизни является взаимодействие  общества и власти. Немецкий социолог-теоретик Н. Луман, внесший  значительный вклад в разработку функционального анализа в социологии, а также в социологию риска, рассматривает такой феномен современного общества как риски власти, отмечая, что власть сегодня опирается на владение прежде всего достоверной и всесторонней информацией. Однако и в этом случае имеет место относительность достоверности

информации, т. к. само наличие дифференцированных средств коммуникации не позволяет «репрезентировать общую реальность»⁷. Более того, всегда осуществляется

селекция процессов, которые становятся объектами информации, результатом чего

является утверждение  в современных обществах селективного сознания. Результатом

становится наслоение  ошибок управления и контроля, усиливающее  риски. 

В своей статье «Понятие риска» Н.Луман отмечает, что о риске сегодня говорят специалисты самых разных дисциплин. Культурантропологи, социальные антропологи и представители других социальных наук сходятся в том, что оценка риска и готовность принять риск – это проблема не только ментальная, но прежде всего - социальная. 

Н. Луман считает, что древние культуры не нуждались в слове, обозначающим то, что сегодня мы понимаем под риском, хотя очевидно, что с незапамятных времен людям приходилось иметь дело с неуверенностью относительно будущего. Однако в тех условиях главным методом решения этой проблемы оставалась практика девиации. По его мнению, о риске стали говорить только в период длительного перехода от средневековья к ранней современности⁸.

Подробно анализируя дихотомическое соотношение слова  «риск» с такими понятиями как  «надежность» и «опасность», немецкий социолог формулирует следующее  утверждение: свободного от риска поведения не существует; другими словами, во-первых, не существует абсолютной надежности, и, во-вторых,  если решение вообще принимается, то риска избежать нельзя. Чем больше знаешь, тем больше знаешь, чего не знаешь, и тем скорее формируется сознание риска. Неслучайно, что перспектива риска в обществе обозначалась параллельно выделению науки. В определенном смысле можно утверждать, что отказ от риска, в особенности в современных условиях, означал бы отказ от рациональности⁹. С другой стороны, считает он, осознание риска связано с нашей неспособностью знать. Поэтому постоянное отсутствие времени, которое требуется для получения и обладания необходимой информацией, ставшее характерной чертой современности, подрывает нашу веру в рациональность. 

По утверждению  Н. Лумана, «современное рисковое поведение  вообще не вписывается в схему  рационального/иррационального»¹⁰. Принимаемые решения всегда связаны с рисковыми последствиями, по поводу которых принимаются дальнейшие решения, также порождающие риски. Возникает серия разветвленных решений, или «дерево решений», накапливающее риски. «В процессах накопления эффектов принятия решений, в долговременных последствиях решений, не поддающихся вычислению, в сверхсложных и посему не просматриваемых причинных связях существуют условия, которые

могут содержать  значительные потери или опасности  и без привязки к конкретным решениям»¹¹. Таким образом, потенциальная опасность таится в трансформации цепи безличных решений в некоторый безличный, безответственный и опасный продукт. 

Н. Луман предлагает подойти к понятию риска через понятие порога бедствия. Результаты подсчета риска можно принимать, если вообще можно, лишь не переступая порог, за которым риск мог бы трактоваться как бедствие. Причем необходимо принимать в расчет, что порог бедствия будет расположен на самых разных уровнях, в зависимости от характера вовлеченности в риск: в качестве субъекта принятия решения или в качестве объекта, вынужденного выполнять рисковые решения. 

Восприятие риска  и его «принятие» являются не психологическими, а социальными проблемами: человек поступает в соответствии с ожиданиями, предъявляемыми к нему его постоянной референтной группой. В современном обществе на первый план выдвигаются вопросы о том, кто принимает решения, и должен или нет (и в каком материальном и временном контексте) риск приниматься в расчет. Таким образом, к дискуссии о восприятии риска и его оценке добавляется проблема выбора рисков, которая контролируется социальными факторами. 

Исследователь подчеркивает, что в современном обществе нет поведения, свободного от риска. Для дихотомии риск/безопасность, это означает, что нет абсолютной надежности или безопасности, тогда как из дихотомии риск/опасность вытекает, что нельзя избежать риска, принимая какие-либо решения. Н. Луман придерживается точки зрения, что «современное риск - ориентированное общество — это продукт не только осознания последствий научных и технологических достижений. Его семена содержатся в расширении исследовательских возможностей и самого знания»¹². Таким образом, чем более рациональными и детальными становятся наши вычисления в отношении риска, тем больше аспектов, включающих неопределенность по поводу будущего и, следовательно, риска, попадает в поле нашего зрения. 

Таким образом, Н. Луман обращался к онтологическим основаниям изучения риска. По его мнению, риски ставят под вопрос рациональную природу человека. Риск возникает из множества контингенций (т.е. случайно). Анализ риска в терминах рационального социального действия не вполне адекватен. Никто не может полностью измерить риск. Роль рациональности в том, чтобы научиться избегать ошибок, выработать «иммунитет» против неудачи. Здесь риск принимает формальное выражение в виде вероятности. Иными словами, речь идет о контролируемом расширении области рационального действия. Сама проблематизация социального действия как рискогенного дает шанс избежать потерь. По мнению Н. Лумана, «отказ от риска, в особенности в современных условиях, означал бы отказ от рациональности»¹³. Проблема риска возникает в результате принятия решений в конкретных контекстах. К примеру, уровень приемлемого риска различен для тех, кто принимает политические решения, и тех, кого эти решения затрагивают. Возникает вопрос: не сводится ли проблема риска к психологическим контекстам принятия решений? 

Н. Луман предлагает реализовать «строго социологический подход, состоящий в постижении феномена риска лишь соответственно смыслу коммуникаций - включая, конечно, и сообщения в коммуникации об индивидуально принятых решениях»¹⁴. Определение понятия риска зависит от наблюдателя: что для одного является риском, для другого - опасность. Риск, по Н. Луману, относится к сфере субъекта, активно относящегося к миру и принимающего решения. Опасность же является продуктом среды и относится к объекту¹⁵.  

Можно согласиться  с О. Н. Яницким, что Н. Луман не предлагает законченной концепции  «общества риска» и не становится на позицию его критика. Его исследования направлены на выявление «точек роста» рисков в социальных и политических основах современного общества и на поиск путей возвращения к утраченному им состоянию «нормальности»¹⁶. 
 

1.2. Теория рисков Э. Гидденса. 

В рамках социокультурного подхода исследователи поставили вопрос о природе риска и его соотношении с опасностью, о его месте в жизни современного общества и о теоретико-методологических основаниях исследования риска. Э. Гидденс, как отмечает О.Н. Яницкий, анализируя процессы модернизации и ее переход в более высокую (рефлективную) стадию, «не уделял, как Луман, столь пристального внимания эпистемологии риска»¹⁷. Но, может быть, именно поэтому он выявил те структурные элементы социума, трансформация которых порождает риски. 

Э. Гидденс видел  специфику обществ рефлексивного  модерна в особом статусе риска. Этот статус состоит не просто в увеличении рисков, а, прежде всего, в том, что мышление в понятиях риска и его оценки превратились в свойство и экспертного, и массового сознания¹⁸. Общество осознает себя в категориях риска, неуверенности и необходимости выбора. При этом рисками чревата любая ситуация - бездействие также рискованно, как и инновационное действие. Э. Гидденс отмечает, что риски - продукт деятельности человека, а не внешней угрозы. Риски порождаются институтами общества рефлексивного модерна: «мы живем в мире, где опасности, созданные нашими же руками, не менее, а то и более серьезны, чем те, которые приходят к нам извне»¹⁹. Но, считает Э. Гидденс, институты общества рефлексивного модерна порождают риски не только в силу динамики общества, «отменяющей» стабильные структуры индустриального общества, но и в силу того, что в условиях глобализации происходит их «высвобождение» из локальных контекстов с определенной пространственно-временной привязкой.  

Э. Гидденс связывает становление общества риска не только с модернизацией как таковой, но и с глобализацией. Для Э. Гидденса глобализация - это фактор отрыва индивидов, социальных групп, институтов от привязки к локальным социокультурным ситуациям. В условиях глобализации разрушаются социальные связи, которые в традиционных и индустриальных обществах выполняли функции формирования социального порядка: давали индивиду стабильность, чувства надежности бытия, уверенности в будущем и защищенности, вместе с тем сковывая его инициативу, ограничивая свободу, подчиняя личность группе. Разрушение этих связей освобождает индивида от традиционных ограничений, лишает его надежности и уверенности, повышает чувство тревожности и страха перед необходимостью выбирать. У индивида не остается возможностей положиться на традиции или переложить на кого-то (сообщество, лидера, специалиста) бремя риска. Поэтому, утверждает Гидденс, глобализация порождает общество риска как состояние всеобщей озабоченности, неуверенности и страха.  

Анализируя собственно механику производства рисков, Э. Гидденс подчеркивал, что современный мир структурируется главным образом рисками, созданными человеком²⁰. Эти риски имеют ряд отличительных признаков. Во-первых, современные риски обусловлены глобализацией в смысле их «дальнодействия» (ядерная война). Во-вторых, глобализация рисков, в свою очередь, является функцией возрастающего числа взаимозависимых событий (например, международного разделения труда). В-третьих, современный мир — это мир «институционализированных сред рисков», например, рынка инвестиций, от состояния которого зависит благополучие миллионов людей. Производство рисков динамично: осведомленность о риске есть риск, поскольку «разрывы» в познавательных процессах не могут быть, как прежде, конвертированы в «надежность» религиозного или магического знания. В-четвертых, современное общество перенасыщено знаниями о рисках, что уже само по себе является проблемой. В-пятых, Гидденс (так же, как Бек и Луман) указывал на ограниченность экспертного знания как инструмент элиминирования рисков в социетальных системах²¹. 

Социальные институты глобального общества создают «среды риска», заложенного в их природе - инвестиционная деятельность, финансовые рынки и т.д. Воздействию институционализированных систем производства риска подвержен практически каждый, независимо от того, является ли он членом системы или нет. Различие между институционализированными системами производства риска и другими его формами в том, что в первом случае риск - скорее основа построения систем, нежели случайность. Институционализированная система производства риска связывает индивидуальный и коллективный риск. Индивидуальные жизненные возможности или уровень экономической безопасности сегодня связаны с опасностями, порождаемыми динамикой глобальной экономики.  

Что обеспечивает функциональность социальных институтов в условиях постоянного риска? Гидденс считает, что это доверие к «абстрактным системам», сохраняющим, в силу безличности, динамичное постоянство и в условиях глобализации. К ним относятся деньги, системы экспертного знания и т.п., в меньшей степени, зависящие от локальных контекстов и потому вызывающие доверие. Доверие Э. Гидденс трактует как условие снижения/минимизации риска. Там, где есть доверие, хотя бы потенциально существуют альтернативы. Если кто-то купит подержанный автомобиль вместо нового, он рискует получить источник повышенного риска. Чтобы этого не произошло, индивид доверяет репутации продавца, фирмы. Там, где альтернативы действия не принимаются во внимание, там индивид находится в ситуации уверенности. «Различие между доверием и уверенностью зависит от возможности фрустрации вследствие собственного предыдущего поведения и от различия между риском и опасностью»²². Большинство случайностей, воздействующих на людей, по мнению Э. Гидденса, создано ими самими.  

Э. Гидденс отмечает, что благодаря процессу технологической трансформации мира, в последние 50 лет произошел переход к самому ориентированному на будущее обществу, которое когда-либо существовало ранее²³. Так появилось широкое использование понятия риска как противостояния будущему, выраженного в попытке социального агента управлять последствиями своего действия [опасность при этом стала исходить не извне (от природы), как раньше, а от самого человека]. В мире заговорили об экологической опасности, опасности несчастных случаев, катастроф, о демографической опасности и о необходимости создания систем управления опасностями определенного вида (например, страховые компании, министерства по чрезвычайным ситуациям и т.д.). К особому типу таких систем относятся системы управления научными инновациями глобального масштаба, которые не только поддерживают нововведения, но и стимулируют их (примером является активное развитие генетики, информационных технологий). В ответ на происходящие изменения появились «антиглобалисты», выступающие против происходящих в мире процессов универсализации и распространения единых форм социальной жизни. Э. Гидденс отмечает бессмысленность таких движений, подчеркивая тот факт, что представители этого движения сами неизбежно используют в ходе борьбы те же новые коммуникационные, управленческие, социальные технологии, что и сторонники глобализации.