Гуманизм и нравственность в управлении

 

Логика развития гуманизма  привела к разработке в нем  вопросов, касающихся отношения к  пониманию места человека в иерархии божественных творений. Разработку этих вопросов начали Б. Фацио и Дж. Манетти, выразив достоинство человека в образе и подобии божьем. Более радикально к этим вопросам подошли гуманисты флорентийской платоновской академии М. Фичино и П. дела Мирандола, высказавшие мысли об универсальности природы человека и его сопричастности всему созданному Богом.

 

Временем тяжких испытаний  для гуманизма оказался XVI век, когда  подвергалась сомнению сама вера в  человека, переосмысливалась его  «абсолютно добрая» природа, а отход  от абстрактных идей сопровождался  обращением к опыту жизни. Именно так выстраивалось политическое учение Н. Макиавелли. Конечно, традиционные вопросы (антропоцентризм, идея достоинства  и «добрая» природа человека) продолжали обсуждаться, но они дискутировались  с желанием придать высоким идеям  сугубо земное выражение. Ведь в XVI столетии, наряду с гуманизмом и активно  влияя на него, развивались наука  и натурфилософия, предметом обсуждения которых стали темы, считавшиеся ранее гуманистическими. Постепенно уступая им место, гуманизм в Италии (а чуть позднее и в других европейских странах) как самостоятельное явление уходил с исторической сцены.

 

Тогда как в других странах  Европы мировоззрение гуманизма  оказалось теснее связано с проблемами национальной жизни. В частности, гуманистов волновали проблемы политического  объединения страны (У. фон Гуттен) и сохранения государственного единства и сильного единовластия (Ж. Боден). Одновременно они начали откликаться на острые социальные проблемы – бедность и лишение производителей средств производства (Т. Мор, Х.Л. Вивес). Кроме того, развитие реформационного движения обусловило больший, чем в Италии, интерес к раннехристианской литературе и привело к появлению христианского гуманизма (Д. Колет, Э. Роттердамский и др.) - этического учения, в основе которого лежали любовь к ближнему и активное преобразование общества на основе учения Христа, не находившееся в противоречии с требованиями природы. Однако гуманисты того времени, в отличие от своих предшественников, считавших основой развития социума совершенствование человека, больше внимания обращали на науку и производство, полагая их главным локомотивом развития человечества (Л. Леруа, Ф. Бэкон). Выпадение нравственности из сферы прогресса изменило и взгляд на человека. Человека начали воспринимать как существо сложное, постоянно меняющееся и противоречивое (М. Монтень, У. Шекспир). Уже в это время Т. Мор поставил вопрос о влиянии на человека общественных отношений и политики государства. В чисто гуманистическом духе формулировалась главная задача государства утопийцев, обеспечивающая человеку счастливую жизнь. Отталкиваясь от человека и возлагая на него ответственность за устройство общественной жизни, гуманисты пришли к идее государству, отвечающего за человека.

 

Социальный гуманизм своим  появлением обязан Новому времени с  его решительной критикой нарождающейся  капиталистической системы. Совершенно очевидно, что глубочайшим историческим источником марксизма является гуманистический  протест против угнетения человеческой личности, на что обращали внимание Э. Фромм и Ч. Миллз.

 

Очередной кризис гуманизма, во многом связанный с Первой мировой  войной, а позднее с антигуманной практикой большевизма и фашизма, был, в ряде случаев (Ф. Ницше, О. Шпенглер, Э. Фромм), интерпретирован как крушение ценностей европейской цивилизации. Примечательно, что в это же время в Европе шел процесс становления гуманизма индивидуальности, переросшего со временем в гуманизм полезности. Тогда как идеи этического гуманизма в европейском обществе начали реанимироваться только во второй половине XX ст. Например, П.А. Сорокин писал о возможности интегрального общества, в котором сочетались бы положительные стороны капитализма и социализма, и мог бы реализоваться гуманистический идеал. [2,87]

 

Основы гуманистического сознания, сочетавшего в себе черты  этического и христианского гуманизма, были заложены в России в XVII веке. В  частности, русский православный философ  В. Несмеянов утверждал, что центром  русской духовности является идея достижения всеобщего счастья и добра, осуществляя  которую, человек одновременно достигал бы личного счастья и совершенства. Но в XIX ст. в российском обществе появилась идея построения социально справедливого государства, ставшая идеологией демократической разночинской интеллигенции. Возникшее противоборство этико-христианского и социального гуманизма просуществовало до Октября 1917 года и предопределило взлет русской духовной мысли конца XIX – начала XX вв. Так, Н.А. Бердяев отмечал, что в России «в силу религиозного ее характера» человеческое начало не может раскрыться в форме гуманизма, то есть безрелигиозно. Так как на Западе гуманизм исчерпал себя, то повторять с запозданием западные формы гуманизма Россия не может. Говоря о том, что «социальный гуманизм имел слишком ограниченный и слишком поверхностный базис», философ, конечно, имел в виду не гуманизм эпохи Возрождения, а гуманизм, «доведенный в XIX веке до своих последних выводов, соединившийся с позитивизмом, отвергнувший все ценности, кроме человеческого блага», антирелигиозный по своей природе.

 

Противоборство между  этическим и социальным гуманизмом из духовной сферы перешло в сферу  политическую и закончилось революцией 1917 года и Гражданской войной. В  годы строительства социализма была предпринята очередная попытка  внедрить в сознание людей социальный гуманизм с его «группоцентрической» (по определению Б.С. Братусь) направленностью. Однако реалии индустриального скачка и построения технократического общества привели к тому, что социальный гуманизм в СССР выродился в тот же гуманизм полезности, хотя и на иной, чем на Западе, идеологической основе.

 

Впрочем, распад Советского Союза не означал, что социальный гуманизм окончательно прекратил свое существование. Наоборот, как показывает практика проведения социальных реформ (в том числе предпринимаемых  в рамках национальных проектов) в  современной России, он переживает свое второе рождение. В качестве примера  можно привести используемый силами самого разного партийного спектра  лозунг построения рыночного государства  с «социальным лицом».

 

Дело в том, что актуализация проблемы человеческого фактора  в социальной жизни связана с  вступлением развитых стран в  стадию «постиндустриального» или  «информационного» общества. Это  проявилось, прежде всего, в попытках установления общекультурных, образовательных, просветительских и социальных стандартов общественной жизни. В силу чего, многие авторитетные ученые как у нас  в стране, так и за рубежом не только считают, что потенциал гуманизма  не исчерпан, но и пишут о трансформации  гуманизма в постмодернистском  пространстве.

 

В мировой теории и практике государственного строительства в  последние десятилетия в качестве комплексной сущностной характеристики все больше утверждается понятие  «социальное государство», которое  можно анализировать на трех уровнях: научном - как общую идею и ее развитие в целом ряде концепций; нормативном - как конституционный принцип, закрепленный в конституциях все возрастающего  числа стран; эмпирическом - как реальную практику деятельности государственных институтов по решению острых социальных проблем социума. Анализ этих трех составляющих показывает настоятельную необходимость синтеза социального государства с идеей гуманизма. Сущностью формирующейся современной формы гуманизма является социальное творчество, в силу чего он может быть определен как социальный гуманизм.

 

Не удивительно, что сегодня  идея социального гуманизма начинает подниматься на щит разными политическими  силами в качестве ориентира государственного строительства и цели социального  развития. Например, возникшее в 1998 г. социально-гуманистическое движение Свердловской области «Берег» в  своей Программе декларировало  «приоритет «гуманистических ценностей  над потребительскими». Однако, при ближайшем рассмотрении, меры в области государственного устройства представляют собой набор, скорее, неолиберальных положений: четкое разграничение полномочий между ветвями власти; предоставление представительной власти контрольных полномочий; обеспечение независимости и безопасности судей, адвокатов и свидетелей; законодательное и исполнительное обеспечение реального равенства всех избирательных объединений и кандидатов; свобода слова и т.п. Что касается социальной области, то здесь Программа, в большей степени, ограничивается призывами к гуманистическому оздоровлению «социальной среды человека», созданию «социально-экономических условий реализации творческого и трудового потенциала каждого человека на благо Общества» и «гуманитарной и культурной инфраструктуры (среды) воспитания и существования человека». В числе предлагаемых мер можно обнаружить такие как: «комплексная трудовая реабилитация трудоспособного населения»; «целевые программы занятости беженцев, уволенных из вооруженных сил, правоохранительных органов, освобожденных из мест лишения свободы», «реформа пенитициарной системы» и «комплексная программа молодежной политики». В свою очередь, реализация концепции развития отечественного производства, как инструмента социальной политики, предполагает, прежде всего, «возвращение отечественного общественного и трудового потенциала к мировому уровню» и «приоритет наукоемкому производству».

 

О программе «гуманизации политической системы, социальных отношений, бытовой культуры» заговорил в свое время заместитель руководителя президентской администрации Владислав Сурков.12 Более того, спикер Совета Федерации, лидер партии «Справедливая Россия» Сергей Миронов намерен строить в России «социальный гуманизм» - некое новое издание «социализма с человеческим лицом». Суть этой концепции, по словам Миронова, составляют такие положения, как: создание независимой службы социального контроля власти, а также оценка эффективности власти с применением «показателей социальной эффективности» (количества детских садов, состояния дорог, показателей рождаемости, смертности и численности населения).

 

Таким образом, трансформация  понятия «гуманизм» в обществе постмодерна  включает в себя:

 

· попытки установления общекультурных, образовательных, просветительских и социальных стандартов общественной жизни и применением и «показателей социальной эффективности» государственного управления;

 

· синтез конструкта социального государства с идеей гуманизма;

 

· новое понимание сущности социального гуманизма, в основу которого положена идея социального творчества;

 

· приоритет гуманистических ценностей над ценностями потребления;

 

· гуманистическое оздоровление «социальной среды человека»;

 

· развитие отечественного производства как инструмента социальной политики;

 

· гуманизацию политической системы и социальных отношений и, прежде всего, признание равенства человеческого достоинства всех участников общественных отношений.

 

Однако, в этих и других конструкциях социального гуманизма (не говоря уже об его управленческой платформе) очевидны попытки совместить несовместимые понятия «социального гуманизма» и «социальной справедливости». Показательно, что до сих пор категории  социальной справедливости и гуманизма  рассматриваются как однопорядковые в системе высших ценностей государства и общества. Именно на это основано данное в Энциклопедическом словаре Конституция Российской Федерации» определение правового государства. Более того, категория социальной справедливости, превратившаяся в «разменную монету» для разных политических сил, выступает одной из основных составляющих социального государства в Конституциях западных стран. Основатель Римского клуба А. Печчеи объявил справедливость «условием sine gua non самого существования человеческого общества», полагая, что «без справедливости нет, и не может быть никакого стабильного мира или безопасности, никакого социального развития, никакой свободы личности, человеческого достоинства и приемлемого качества жизни для всех». А Ватикан в марте 2008 г. пополнил католический список смертных грехов, в число которых, наряду с генной инженерией и опытами на людях, загрязнением окружающей среды и употреблением наркотиков, доведением до бедности и неумеренным обогащением вошла и социальная несправедливость. Как видно, к прежним грехам индивидуального характера добавились грехи общественного значения.

 

Впрочем, Русская православная церковь отнеслась к этому  нововведению достаточно прохладно, отметив, что жесткая регламентация противоречит духовному понятию греха.

 

Тем не менее, в последнее  время концепт социальной справедливости все больше подвергается критике  как «справа», так и «слева». В частности, в известной работе Ж.Ф. Лиотара, написанной еще в 1979 г. и с тех пор неоднократно переиздававшейся, ставилась задача объяснить кризис метанарративов истины и справедливости.18 Во многом критика связана с неопределенностью и идеологической перегруженностью, противоречивостью и относительностью (исторической и цивилизационной) данного понятия, не способного стать интегрирующим ценностным основанием социального государства в современном понимании этого слова. Да и само понятие справедливости включает в себя множество смыслов и мировоззренческих образов различных ступеней цивилизационного развития, которые проходят страны (в том числе и России) в своей истории. Здесь можно обнаружить и уравнительно-распределительное понимание справедливости,имеющее своим истоком общинную жизнь и трансформировавшееся в идеал «коммунистического общежития» в советскую эпоху. Кстати, критика партийных привилегий второй половины 1980-х годов во многом опиралась на такое понимание справедливости. Как это не парадоксально, но этот же «брэнд» использовали пропагандисты рынка, представляя его в образе западного супермаркета, исключающего дефицит, а значит и несправедливые закрытые распределители. В условиях «олигархического капитализма» гуманными представлялись даже гарантии личной свободы, которые дает крупная собственность. [4,54]

 

Любые принципы справедливости имеют смысл только на фоне определенным образом структурированной социальной реальности, особенности которой  представляют возможности поиска справедливой системы взаимоотношений между  членами общества. Например в СССР, где несколько поколений людей выросли с верой в социализм как справедливый строй, идея социальной справедливости воспринималась одновременно как вектор движения в прогрессивном направлении. В свою очередь, для реализации чувства справедливости необходим мощный внешний ресурс - распределяемых материальных благ или легитимной власти. Неслучайно, в системе смыслов, определяющих архетип понимания справедливости, имеется слой, восходящий к идеалу сильной центральной государственной власти, олицетворяемой справедливым правителем.

 

Многие исследователи  исходят из возможности и необходимости  сформулировать единую и единственную теорию обоснования справедливого  распределения, из которой должен следовать  единый и единственный дистрибутивный принцип. Однако до сих пор однозначной  связи между ними так и не сформировалось. По мнению ряда исследователей, высшая справедливость состоит в преодолении  самой необходимости справедливости. Впрочем, идея преодоления обстоятельств справедливости на основе апелляции к самой этой ценности попадает под действие аргументов, условно обозначаемых как аргументация «скользкого склона». Следует учитывать и сложность примирения различных форм справедливости с абстрактным инвариантом «справедливости как таковой». Пример такого рода демонстрирует попытка Шаима Перельмана выделить 6 концепций справедливости: