Глобальный конфликт ХХI века размышления об истоках и перспективах межцивилизационных противоречий

      Исходя  из этих посылок, попытаемся оценить возможные сценарии развития грядущего межцивилизационного конфликта.

        Первый из них  довольно пессимистичен. Исторический опыт показывает, что традиционные общества маловосприимчивы к внешнему влиянию. Их легче уничтожить, нежели преобразовать. Это не значит, что данные социумы вообще не способны развиваться, но эволюция растянется на сотни лет. Подобные общества предполагают приоритет клановых и семейных интересов над индивидуальными, преимущественно консенсусно-общинный, а не демократический характер принятия политических решений. Сегодня такие системы переживают период роста, сменивший столетия стагнации; в этих условиях их представители активизируются, а простота социальной организации делает возможным ее быстрое распространение даже в относительно чуждой среде. Намного более сложная западная социальная структура может быть перенесена на новую почву лишь как некая завершенная целостность; кроме того, в настоящее время происходит постепенная подмена фундаментальных принципов ее организации некими абстрактными «общечеловеческими» ценностями. В сегодняшней ситуации взаимодействие двух типов цивилизаций способно привести к экспансии незападных социальных структур в постиндустриальный мир и к последующей деградации западных обществ (т. е. повторится печальный опыт Римской империи).

      Однако  этот путь вовсе не ведет в тупик. Распад Римской империи и разрушение античного мира содержали в себе зерна прогресса, проросшие через многие столетия. Нынешние иммигранты вовсе не хотят уничтожить постиндустриальный социальный уклад, хотя их присутствие и вызывает его деградацию. Вполне возможно, что в отдаленном будущем произойдет синтез западной и незападной социальных моделей, который сегодня представляется невозможным только потому, что он неизбежно повлечет за собой крах современной западной цивилизации. Такой вариант крайне опасен, поскольку, учитывая интеллектуальную, экономическую, технологическую и военную мощь Запада, трудно предположить, что он осуществится мирным путем. Конфликт подобного масштаба в нынешних условиях способен стать самым большим кризисом в истории человечества, кризисом, который может оказаться неразрешимым.

      Второй  сценарий более оптимистичен. Осознав опасности, которыми чреват прием бесконечного числа мигрантов, западный мир перейдет к оборонительным действиям, тем более что значение развивающихся стран для экономики постиндустриального мира неуклонно снижается. При таком сценарии Запад начнет проводить политику относительной закрытости для переселенцев из периферийных стран. Миграционные потоки будут ограничены реальными возможностями западных обществ инкорпорировать ту или иную массу иммигрантов, без угрозы для внутренней стабильности существующей социальной структуры. При этом несомненно активизируются миграционные процессы внутри самого западного блока, что сделает его более сплоченным. Экономическая помощь странам «третьего» мира резко сократится – скорее всего, ее станут получать преимущественно те страны, которые согласятся перенять западные ценности, отказавшись от собственного суверенитета. Хозяйственный потенциал западной цивилизации будет использоваться для фактического обмена суверенитета на благосостояние, как это и происходит сегодня в Европейском Союзе.

      Но  и этот сценарий отнюдь не гарантирует, что удастся сохранить баланс между интересами ведущих мировых держав и претензиями периферии. Механизмы, которые бы позволяли осуществлять экономическое давление, не вызывая недовольства со стороны развивающихся стран, пока не найдены. Размер средств, необходимых для повышения жизненного и культурного уровня населения периферии, даже если та формально будет инкорпорирована в состав западного мира, трудно даже представить – разрыв в уровне благосостояния двух миров сегодня гораздо больше, чем во времена первой европейской колонизации. При этом нет оснований считать, что подобную политику поддержит большинство развивающихся стран. Значит, в рамках такого сценария тоже не удастся быстро преодолеть существующую разделенность мира; соответственно, сохранится и угроза конфликта. Вместе с тем в данном случае, в отличие от описанного выше, у западного мира будет стратегический план, позволяющий наметить цели и продвигаться в сторону их воплощения.

      Вряд  ли сейчас имеет смысл оценивать  шансы на реализацию одного или другого  сценария. Можно лишь утверждать, что в ближайшие десятилетия в мировой политике произойдут существенные изменения, инициатором которых выступит западный мир, осознавший исчерпанность прежней модели взаимодействия между «первым» и «третьим» мирами.

      *      *       *        

      Начало  XXI в. неизбежно станет для западного мира периодом изживания многочисленных иллюзий, порожденных десятилетиями его хозяйственного и политического доминирования. Западу придется осознать, что даже при имеющейся экономической и военной мощи у него остается все меньше возможностей влиять на страны периферии. Более того, налицо эрозия его социальной и политической структур. Важнейший урок завершившегося столетия заключается в том, что демократическое гражданское общество западного типа не может быстро утвердиться в планетарном масштабе (хотя десять лет назад декларировалось как раз обратное). Поэтому сегодня, когда усиление экспансии способно привести лишь к ослаблению западного мира, необходимо остановиться и сделать выводы из накопленного опыта. И хотя попытки затормозить прогресс бессмысленны, эта остановка, возможно, поможет найти правильный путь – ведь конфликт в любом случае намного опаснее, чем временное затишье.