Формальная социология Фердинанда Тенниса

Напротив, в обществе главная форма упорядочения социальных отношений - договор (или контракт). "Из каждого статуса, так же, как и из каждого договора, следуют права и обязанности для индивидуального Я или лица". Но они очень своеобразно соотнесены друг с другом. "Статус не имеет индивида в качестве своей предпосылки... Договор, поскольку он создан индивидуумами и будучи продуктом их мышления, находится вне их, должен пониматься только через индивидуума". Договор упорядочивает только ту часть сферы воли, которая является общей для вступивших в отношения субъектов. "Эта область, вырванная из-под абсолютной власти субъекта А, находится еще под частичной властью субъекта А, но уже и под частичной властью субъекта Б". На какой-то момент создается объединенная воля, "которая необходима каждому из них на время совершения двустороннего акта, чтобы он мог быть завершен".( ?9. Язык социологии [Текст]: Фердинанд Тённис. Община и общество / Чеснокова В.Ф. – М.: Изд-во «ОГИ», 2010. – С. 399.) Договариваются между собой только вступающие в отношения субъекты, и именно они определяют форму того социального феномена, который возникает в результате их соглашения.

Отсюда - различные основания этих социальных форм, утверждающие их в сознании носителей данной культуры. Для члена общины система статусов представляет собою социальный мир, который мало чем отличается (а может быть, и вовсе никак не отличается) от реальной действительности с ее непреложными объективными закономерностями, для члена общества - это условность, зависящая только от воли договаривающихся и держащаяся исключительно на осознании их общих интересов.1

Таким вот образом, Теннис решает главную проблему своего социологического творчества, поставленную самим ходом идейного развития XIX столетия: проблему синтеза положительных сторон просветительской и романтической тенденций. В его социологии (чистой плюс прикладной) оказались равным образом отраженными статика и динамика общественной жизни, механическое и органическое строение общественных «тел», а также рациональный и исторический подходы к исследованию общества.

В социологии Тенниса был сделан шаг от характерных для предшествующего периода социально-философских спекуляций к выработке объективной, научной социологии, чуждой предвзятых ценностных позиций, политических установок, чуждой свойственной философии истории морализаторской тенденции. Разумеется, «научность» социологии Тенниса ориентировалась на вполне определенный, а именно позитивистский образ науки. К достоинствам своей социологической концепции Теннис относил, во-первых, объективность, во-вторых, свойственную ей натуралистическую тенденцию, в-третьих, ее независимость от ценностных предпосылок и практической социальной деятельности.

4. Социология и  политика

В XVIII столетии структура европейских и в первую очередь западноевропейских обществ начала изменяться. Торговля и движение товаров расширялись. Государственно-политической реакцией на усиление “дальних” связей стал монархический абсолютизм, выработавший административные меры для организации больших общественных групп. Мало-помалу сходило на нет классическое превосходство таких организационных принципов, как семья и клан. Реальное общественное развитие, приведшее к преобладанию “дальних” отношений в европейских обществах, проходило в двух направлениях: хозяйственном (первичном) и политическом (вторичном). В хозяйственном направлении оно привело к научно-техническим революциям Нового времени, в политическом - вызвало либерализацию и демократизацию абсолютных монархий. В мир пришел “Социальный вопрос”, смягчением которого было занято следующее столетие. 1

Путь к современному индустриальному обществу стал путем к общественной формации, в которой преобладали “дальние” отношения. Для него оказался верным итоговый диагноз Фердинанда Тенниса, согласно которому мы живем под гипнозом исторической “тенденции перехода от сообщества к обществу”. С этих пор существует современный человек индустриального общества с исторической неизбежностью в рамках постулата “общественного” общества. Конечно, при этом не отмирают и “близкие” межчеловеческие связи. Решающим, однако, оказывается то, что они теряют свою доминирующую роль. Уменьшение значения семьи, происходящее с этих пор в западной цивилизации, дает тому разительный пример. Современные “дальние” области, идеально-типически описанные теннисовским понятием “общества”, суть области экономики и научно-технической цивилизации. При этом переустройстве общества миллионы людей были вырваны из своих сельских малых групповых связей с их столетними традициями и обычаями общежития, попали в систему новых зависимостей, в которых решающими оказались в первую очередь “дальние” экономические отношения. Иными словами, хозяйственная судьба такого человека с тех пор, как сам он превратился в объект рыночного процесса, стала в большей мере зависеть от движения цен, в своей анонимности регулирующего рынок, нежели от труда его собственных рук.1

Свобода науки в позитивистском ее понимании предполагала свободу от политики. Вопрос о взаимоотношении социологии и политики вообще ставился Теннисом предельно широко: как вопрос о соотношении социальной теории и социальной практики, или, говоря языком некоторых новейших авторов, познания и интереса. Избегание ценностных сведений не есть, по Теннису, отказ от исследования социальных ценностей, наоборот, только социологическое, научное, объективное изучение ценностей может дать политике надежное основание и выработать научно обоснованные формы политической деятельности. «Должно быть научным образом продемонстрировано, — пишет Теннис, — что должен делать человек, чтобы достичь определенных последствий. Такие учения не входят в число наук. Они — не собственно наука, но ремесла, технологии».( ?10.   Тексты по истории социологии XIX-XX вв. Хрестоматия [Текст]: Тённис Ф. Эволюция социального вопроса / Сост. и отв. ред. В.И. Добреньков, Л.П. Беленкова. - М., 1994. - С. 47.) Политика как раз и есть одно из таких ремесел, использующих данные, добываемые науками. Различие их в том, что наука делает ценности предметами исследования, а политика — основанием деятельности.

Тезис свободы науки от политики также был направлен против политической философии романтизма, сознательно и целенаправленно ориентированной на оправдание политических акций реакционных режимов Европы.

Но, отделяя науку от политики, Теннис, однако, отнюдь не ставил целью отделить политику от науки. Он стремился «онаучить» политику, а не желал возводить непроходимую стену между этими двумя родами деятельности. Как явствует из цитированного выше фрагмента, описание Теннисом познавательных позиций ученого и практического деятеля есть фактически описание двух различных познавательных установок, практикуемых одним и тем же человеком, который выступает то как политик, то как социолог. Такая форма описания не случайна, и описание это легко может быть отнесено к самому Теннису, который, по свидетельствам его современников, соединял в себе черты бесстрастного ученого со страстью политика-конституционалиста, социал-реформиста и демократа.3

Практическая деятельность Тенниса как политика, избираемые им направления, цели и средства социальной работы действительно соответствовали основным положениям его социологического учения.

Считая просвещение пролетариата этапом, необходимо следующим за буржуазным просвещением XVII—XVIII вв., Теннис активно участвовал в социал-демократическом и рабочем движении, отстаивал свободу слова и права на образование профессиональных союзов, выступал на стороне бастующих во время знаменитой Кильской стачки 1896—1897 гг.

Социологическая деятельность Тенниса продолжалась более пятидесяти лет, и в его теоретических построениях отразились черты социальных перемен, происходящих в Германии конца XIX начала XX в.

Перемены эти были порождены усилением капитализма в Германии, переходом его в империалистическую стадию своего развития. Если на европейском континенте этот процесс происходили медленнее, чем в Англии, совершившей свою буржуазную революцию еще в XVII в., то еще медленнее шел процесс социальных преобразований в Германии, бывшей до того времени глухой «провинцией» Европы. Территориальная раздробленность, отсутствие прочной государственности, сохранение множества феодальных и сословных пережитков — все это задержало становление германского империализма, начавшего активно развиваться лишь в 70— 80-е годы прошлого столетия.

Опираясь на труды английских и немецких этнологов, юристов и государствоведов, Теннис зафиксировал в основных понятиях своей социологии главные характерные черты изменений в государственно-правовой и ценностно-нормативной сферах общества, характерные для этого переходного периода.1

Реальная же материальная основа изменений Теннисом вскрыта не была: Причиной тому явилось идеалистическое понимание им самой природы социального процесса. «Именно фактор мышления и, следовательно, разума, — писал Теннис, — является динамическим элементом любого культурного развития, так же как и духовного развития единичного человека. Это означает, что он во все большей мере определяет поведение, да и само мышление отдельных людей... а также лиц, составляющих группы и союзы, в их совместной деятельности и общей воле».2 Такого рода трактовка природы социального процесса, естественно, включала возможность познания реальных социально-экономических процессов, лежащих в основе исторических изменений. Следует отметить, что Теннис был хорошо знаком с трудами Маркса, хотя марксизм не оказал прямого влияния на выработку его собственных идей.

Действительно, не только принципиальные выводы, но и сама марксистская постановка проблем оказалась чужда Теннису. В статье «Исторический материализм», написанной для Международного профсоюзного словаря, он определил сущность учения Маркса об обществе в духе абстрактной теории факторов, т.к. социальная действительность представляет собой взаимодействие трех наиболее общих факторов — экономики, политики, духа; развитие каждой из этих областей идет независимо друг от друга, но хозяйственная жизнь представляет собой относительно наиболее независимую переменную. Подобного рода догматическое членение на факторы и переменные чужды духу марксизма, так же как и абстрактное представление о «хозяйственной жизни». В конце концов Теннис пришел к оценке марксизма как «безусловно ложного учения».1

Отказ видеть в фундаменте социальной жизни материальные закономерности и ценностно-нормативную сферу общества значительно уменьшает ценность социологических идей Тенниса.

Марксизм пришел к выводу о том, что в социальной воле воплощается воля господствующего в обществе класса, структурирующая и определяющая структуры и формы конкретных проявлений человеческих взаимодействий. Теннис же вырабатывает развернутые дефиниции, дает обстоятельные описания общины и общества, но оказывается не в состоянии раскрыть природу воли, т. е. социальной власти, власти социального целого над отдельным индивидом в каждом конкретном случае. Оба основных понятия теннисовской социологии остаются постулированными, а не выведенными из анализа реальности социальной жизни.2

Именно отсутствие интереса к реальности, а именно к реальности взаимодействия, конфликтов, столкновений интересов социальных групп и классов обусловило еще один из недостатков теннисовской типологии обществ — неадекватную характеристику общины. Всякие «отрицательные» эмоциональном смысле, а также конфликтные по своей природе отношения Теннис игнорирует. Он отказывается видеть в общине элементы принуждения, фактически рисует неисторичный, идеализированный образ общины, подставляя на место сложной и противоречивой реальности отношений в рамках общины картину, обладающую определенным этическим и идеологическим подтекстом.

И наконец, еще одно следствие игнорирования конфликтов и противоречий в общественной жизни: формальный, метафизический характер сложных и разветвленных теннисовских классификаций. Разумеется, эта классификация не была для Тенниса самоцелью. Они служили ему для целей детального изучения процессов исторических перемен, совершающихся на различных уровнях и различных сферах общественной жизни. Теннис стремился формализовать социологическое знание, найти некоторую универсальную систему характеристик, применимых независимо от содержательной стороны предмета к анализу самых различных сфер жизни общества.1

Поставленная таким образом проблема содержала, однако, глубокое внутреннее противоречие. Именно формальный характер теннисовских классификаций, отсутствие критериев для вычленения решающих, определяющих типов отношений и групп сделали их пригодными лишь для описания реально происходящих процессов изменений, исключив возможность выработки с их помощью социологических объяснений исторического процесса. Другими словами, классификации эти неизбежно вырождаются в определенного рода конвенции, в условный язык, не могущий доставить «сущностного», положительного знания об исследуемой реальности. Социологическая система Тенниса не могла, таким образом, служить объяснению процессов исторического развития. Типология «община — общество» не осталась идеологически нейтральным орудием описания социальных процессов. Как ни старался Теннис подчеркнуть ценностно-нейтральный характер своих представлений, их оторванность от философии, истории, политики и этики, действительное содержание его трудов дало основание многим исследователям толковать теннисовский анализ развития от общинных форм к общественным как скрытую философию истории, как идеологию гибели культуры, имеющую вполне определенный, реакционный политический смысл. Такая интерпретация и в самом деле оказывалась возможной по причине описанной выше идеализации Теннисом социальных отношений в рамках общины.

Заключение

В социологии Тенниса был сделан шаг от характерных для предшествующего периода социально- философских спекуляций к выработке объективной, научной социологии, чуждой предвзятых ценностных позиций, политический установок, чуждой философии истории морализаторской тенденции. Разумеется, «научность» социологии Тенниса ориентировалась на вполне определенный, а именно позитивистский образ науки. К достоинствам своей социологической концепции Теннис относил, во-первых, объективность, во-вторых, свойственную ей натуралистическую тенденцию, в-третьих, ее независимость от ценностных предпосылок и практической социальной деятельности.