Брак как основа и ядро семьи

     Эти надежды, однако, часто не оправдываются, что доказывают цифры разводов. Даже тогда, когда удаётся трансформировать отношения «медового месяца» в союз спутников жизни, брак остаётся в значительной степени под угрозой. Постепенно накапливающийся недостаток эмоциональной поддержки, сексуального удовлетворения и нежности в отношениях супруги видят особенно ясно на фоне перманентной демонстрации привлекательных примеров «романтической любви». Повышение независимости личности и признания её эмоциональных, социальных и сексуальных желаний имеет свою цену: чем сильнее супружеская пара ориентируется на идеал «любящей пары», тем чаще она распадается из-за конкуренции новой «романтической любви».

     Чем больше разведённых живёт в обществе, тем скорее желающие развестись и разведённые могут рассчитывать на понимание своих проблем. Реакция социального окружения на развод является существенным фактором принятия решения супругами. Проведенное в Австрии исследование обнаружило, что расторжение «расшатавшегося» брака в целом одобряется, если в доме нет детей. Две трети опрошенных всё же высказывались за то, чтобы сохранять идущий к распаду брак «ради детей».

     Распространённое  мнение, что, в принципе, супруги не должны разводиться, если в семье есть дети, всё-таки упускает из вида тот вопрос, на который можно ответить только индивидуально: от чего дети страдают больше – от продолжающегося «супружеского спора» родителей или от их развода? Разводы конфликтующих пар одобряются тем больше, чем моложе человек и чем в более городском окружении он живёт. Люди с более низким уровнем образования развод как норму скорее отвергают. В сравнимых профессиональных группах частота разводов в городах в два-четыре раза выше, чем на селе.

     Тем не менее, разводы не являются «патологическим» явлением современных обществ: они в положительном смысле функциональны, если удаётся остановить разрушительные кризисные тенденции в отношениях двух людей путём изменения их жизненного положения и вернуть им после довольно длительных коллизий, связанных с разводом, как личную способность радоваться жизни, так и готовность по мере своих сил и умений участвовать в жизни общества.

     Конечно, наивно было бы надеяться, что расторжение брака, порождавшего страдания, агрессию, страсть к господству и подчинению, даст только освобождение и не нанесёт никакого ущерба. Цифры разводов и без того показывают только вершину айсберга. Вместе с официально разведёнными следует предположить наличие, во-первых, значительного количества пар, разошедшихся фактически, а во-вторых, неизвестного количества несчастных браков, не распавшихся из-за детей, по экономическим соображениям или по общественным мотивам.

     В наши дни число вновь вступающих в брак в большинстве стран не растёт и не снижается, тогда как число разводов увеличивается. Как представляется, давление, которому раньше подвергались разведённые и которое часто вело к скорым повторным бракам, сегодня ослабло.

     Совокупность  перечисленных проблем приводит к тому, что количество людей, скептически относящихся к институту брака, численно растёт. Проведенный в 1988 г. в Германии опрос показал, что примерно 18% неженатых лиц считают привлекательным оставаться «самостоятельными и независимыми». А в 1991 г. в рамках одного из исследований молодёжи 13% молодых респондентов ответили, что не хотят жениться, и 7% не хотели иметь детей¹¹. С тех пор, по-видимому, скепсис вырос ещё больше. Предположительно, главным образом он порождён опытом молодых, вынесенным из родных семей и наблюдений за супружескими проблемами родителей. Это повышает их готовность в своей собственной жизни искать альтернативные формы её устройства.

     В то же время, параллельно сокращению числа заключаемых браков распространились формы совместного сожительства, аналогичные браку. Прежде всего, это произошло на Севере Европы, в Швеции и Дании, а в 70-е гг. и в государствах Центральной и Западной Европы. Это значит, что всё больше людей предпочитает не вступать в брак в самом начале своих отношений или вообще не вступать в брак.

     В Дании и Швеции уже в середине 70-х гг. примерно 30% незамужних женщин в возрасте от 20 до 24 лет жили вместе с мужчинами. Поэтому небрачный  союз в этой возрастной группе встречается  чаще, чем формальный брак. В большинстве  других европейских стран в этот же период только 10-12% в этой возрастной группе находились в сожительстве, но в дальнейшем число неженатых живущих совместно пар здесь также возросло¹². Это относится, прежде всего, к большим городам и их окрестностям.

     Здесь мы имеем дело с двумя различными феноменами. С одной стороны – существует совместная жизнь в «пробном браке», которая обычно длится сравнительно недолго: или брак заключается, или отношения прерываются. С другой стороны, увеличивается число случаев совместного сожительства, которое отличается от брака только отсутствием правового оформления.

     Опросы  в Австрии показали, что совместная жизнь без свидетельства о браке как «пробный брак» признаётся в широких кругах населения. Однако, судя по всему, большинство населения пока отклоняет окончательную замену брака «свободным сожительством». Вероятно, это обосновывается исключительно интересами возможных детей.

     Разумеется, большинство людей живёт традиционными формами семьи и брака. Тем не менее, увеличение возможности расторжения брака и появившиеся к настоящему времени альтернативы влияют и на тех, кто живёт в традиционном супружестве. Модель их жизни представляется менее прочной, менее безальтернативной и менее само собой разумеющейся, чем прежде. Толерантность в отношении меньшинства, которое не живёт в браке и семье, значительно возрастает. Вместе с нею повышаются требования к качеству собственной супружеской и семейной жизни у большинства. Следует также помнить о том, что традиционные и новые формы жизни не являются полностью независимыми друг от друга. Они в значительной степени интеграционно переплетены: в то время как родители живут в «законном браке», их выросшие дети опробывают неузаконенные формы совместной жизни и т.п. Исторически новая конкуренция жизненных моделей и повысившаяся благодаря ей чувствительность к качеству отношений вызвали, как можно предположить, необходимость более высокой степени самоанализа и критической проверки собственной практики жизни.

     Ввиду снижения готовности к заключению брака, роста числа разводов и сокращения количества детей правомерен вопрос о том, есть ли у семьи будущее. С нашей точки зрения, в свете рассмотренных тенденций, можно ожидать, по меньшей мере, трёх изменений в эволюции брака и семьи в ближайшие годы.

     Во-первых. Для всё большего числа людей будет возможно жить, выбирая форму семьи: в законном браке с детьми или без, в неузаконенном сожительстве, обособленно (что, конечно, не исключает длительных отношений), в жилой группе, носящей семейный или несемейный характер, или, чаще всего после развода, в «остаточной семье». Семья при этом должна утрачивать монопольное, и безальтернативное особое положение как нормальная форма совместной жизни.

     Во-вторых. Между социализацией в родительском доме и рождением и воспитанием своих детей в своей семье всё чаще будет утверждаться промежуточная фаза относительно свободных форм отношений (сменяющие друг друга любовные связи, совместная жизнь без свидетельства о браке, жизнь в группе). Прямой путь от родительского дома к своему собственному станет всё более редким. Человек постиндустриального общества в процессе своей жизни чаще и в большем количестве, чем прежде, будет менять различные жизненные модели. Без учёта немногочисленного меньшинства, нет никаких признаков того, что концепция верности может быть поставлена под вопрос в длительных (всё же не обязательно продолжающихся всю жизнь) отношениях. Сексуальная верность по-прежнему является идеалом. По-видимому, и дальше будет увеличиваться терпимость в отношении к «прыжку в сторону» партнёра, если это не влияет на основополагающее согласие в браке. Вопреки возросшим требованиям к любви и счастью в супружестве растёт толерантность к свободе партнёров. С другой стороны, тем самым множатся, как представляется, опасные моменты для дальнейшего существования брака: если «побочная связь» не будет преодолена или связанные с нею ожидания начнут преобладать над степенью внутреннего удовлетворения, то возрастёт готовность к разводу. Это указывает на то, что брак продолжает терять свою исключительность и всё более приобретает характер свободных и могущих быть расторгнутыми отношений.

     В-третьих. Число детей, воспитываемых свободно живущими совместно парами или одинокими матерями, вероятно, будет увеличиваться и далее. Если исходить из того, что и в последующие годы продолжится тенденция к разводам, то каждый третий житель Центральной Европы к концу жизни останется один; из тех, кто женится, примерно каждый третий разведётся вновь; из разведённых только каждый второй снова вступит в брак. В то же время, основанные не на кровном родстве формы солидарности приобретут большее значение.

     Об  общественных и человеческих следствиях таких тенденций развития имеются  противоречивые суждения. Похоже, традиционные формы семейной солидарности в отношении детей, подростков и пожилых людей в дальнейшем будут разлагаться и должны быть найдены новые формы взаимопомощи как внутри, так и вне брака и семьи. Общество, в котором квалифицированное меньшинство живёт не в браке и семье, а обособленно, неузаконенными парами, остаточными семьями или жилыми группами, не должно быть обществом пренебрежительного отношения к людям. «Семейная» любовь, забота, нежность и солидарность, вероятно, распространятся на первичные отношения людей, которые не обязательно живут общим хозяйством или связаны кровными узами (на разошедшихся родителей, их детей и новых партнёров, ближайших друзей).

     Решающим  аспектом культурного развития, без  сомнения, является повышение возможностей отдельного человека принимать важные жизненные решения в соответствии с личным мнением, а не универсально действующими нормами или групповым принуждением.

     Таким образом, в настоящее время мы являемся свидетелями исторического перехода, в котором брак и семья утрачивают как нормативную силу, так и практическую безальтернативность.

     Заключение

     Институт  семьи и брака самым тесным образом связан с особенностями общественного устройства. В архаических обществах семья несли почти исключительную функцию воспроизводства и в биологическом, и в социальном смысле. В процессе формирования первых государств семья взяла на себя и экономическую функцию, стала производственной единицей. Поэтому в обществах данного типа семья ни как понятие, ни по своей социальной структуре не отличалась от сообщества всех тех, кто жил в доме. Коллектив «всего дома» формировал необходимую социальную общность, в которой были организованы жизнь и работа. Личность не могла существовать вне данного союза. Её интеграция в домовое сообщество, в деревню, в сословие была столь глубокой, что решение о выборе супруга или места человека в системе организации труда определялись коллективно. В обществах подобного типа не было места понятию свободной личности.

     Увеличение свободного времени, рост жизненных стандартов, более высокий уровень ожиданий позволили людям отнестись к семье как к автономной сфере. Персонализация выбора партнёра, эмоционализация отношений между супругами и между родителями и детьми, снижение числа детей в семье, более высокий уровень семейного потребления и образования членов семьи вместе с ростом надежд на счастье, наполнявшими свободное время и семейную жизнь, – всё это можно считать важнейшими характеристиками современной семьи, сформировавшимися в социальных классах в различном темпе и в различной степени.

     В докапиталистических обществах граница между работой и неработой была расплывчата. Этому соответствовало внутренне осознанное отношение к рабочему времени, которое определялось исключительно насущными требованиями производства, а не единицами измерения. Отделение семьи от сфер общественного производства, образования и политики благоприятствовало индивидуализации субъекта.

     Функция семьи по поддержанию порядка сегодня всё больше заключается не во власти главы семейства, а в той мотивации к труду и достижениям, которую порождает семья и которую экономическая система не может создать сама собой. С этой точки зрения семья в её историческом отделении от сферы производства является фактором долгосрочного устойчивого поддержания готовности к труду. С другой стороны, только освобождение семьи от непосредственного подчинения требованиям производства обеспечивает достигнутые частным порядком перемены в социализации. Члены семьи, пережившей переход в сферу частной жизни, включены, прежде всего, в отношения личной зависимости и привязанности.

     Замужние женщины в последние десятилетия работают заметно больше. Тем самым социальная и экономическая зависимость жены от мужа снизилась. В то же время работающие женщины выполняют подавляющую часть дел по домашнему хозяйству, и одновременно разгружают психологически детей от школьных стрессов, а мужа – от производственных. Как и прежде, удовлетворение объективных и субъективных потребностей «главного добытчика» имеет приоритет над потребностями жены и детей. Проявления патриархата ещё не преодолены. Только меньшинству удалось так распределить репродуктивные обязанности в браке и семье, что они не вели к возникновению существенной зависимости жены и психосоциальному превращению женщины в служанку мужчины.

     В целом, структура и сущность семьи определяются соответствующим уровнем социально-экономического развития общества и принадлежностью к классам, слоям и среде. Но, с другой стороны, она постоянно порождает присущие классам и слоям общественные структуры, ежедневно регенерируя рабочую силу и воспроизводя новых работников и потребителей. Через семью определяется место личности в обществе. Будучи сама общественным институтом, она создаёт индивидов, которые готовы и в состоянии соответствовать господствующим общественным отношениям. В этом диалектическом понимании взаимоотношений семьи и общества познание института семьи обретает собственный социальный смысл.