Психологические группы, общение, социализация, социальные установки, комформизм

    Групповые роли — элемент групповой структуры, тесно примыкающий к двум предыдущим ее измерениям: роль обычно трактуется как динамический аспект статуса, как  поведение, ожидаемое от лица, занимающего определенную позицию в группе.

    Хотя  применительно к малой группе принято обычно говорить о формальных (сопряженных с должностными обязанностями) и неформальных (стихийно возникающих  в групповом процессе) ролях, именно последние представляют основной интерес для ученых. Однако предлагаемые ими ролевые наборы нередко весьма отличны друг от друга. Так, известен набор ролей, типичных, по мнению М. Г. Ярошевского, для научного коллектива, а именно: критик, эрудит, генератор идей. С другим вариантом групповых ролей, характерных для динамики групповой социализации. Возможны и иные типологии ролей, получаемые путем, скажем, опроса членов группы относительно наличествующих в ней ролей и их исполнителей и т.п.

    Все же в литературе [Levine & Moreland, 1990] приводится описание нескольких ролей относительно инвариантных, как полагают специалисты, для всех (или подавляющего числа) групп. К их числу относятся роли: лидера, новичка и «козла отпущения».

    Относительно  роли новичка специалисты [Moreland & Levine, 1989] сходятся во мнении, что от ее исполнителей можно ожидать тревожности, пассивности, зависимости и конформности и что те из них, кто будет эффективно играть эту роль, имеют шанс заслужить благосклонность ветеранов группы. Наконец, по поводу роли «козла отпущения» в литературе [Levine & Moreland, 1990] утверждается, что ее происхождение часто вызывается неспособностью членов группы интегрировать свои позитивные и негативные качества в целостный и приемлемый образ себя. Чтобы разрешить эти внутренние конфликты, они проецируют свои негативные качества на исполнителя роли «козла отпущения». Реализатор этой роли выполняет, таким образом, полезную для группы функцию, служа объектом эмоциональной разрядки ее членов.

    Ролевое поведение в группе нередко сопряжено с возникновением ролевых конфликтов. В одних случаях они носят внутрилично-стный характер: индивид осознает недостаток знаний, способностей, мотивации и т.п., необходимых для эффективного выполнения роли, либо обнаруживает, что она сильно отличается от ролей, с которыми ему приходилось ранее иметь дело. В других случаях эти конфликты выносятся в плоскость межличностных отношений:

    По  порождаются борьбой между членами группы за престижные групповые роли, вызываются ролевыми перемещениями индивидов внутри группы. В любом, однако, случае ролевые конфликты сказываются на эффективности функционирования группы, снижая, например, ее продуктивность — тенденция, характерная, в частности, для так называемых «рабочих групп».

    Модели  коммуникативных сетей представляют собой еще одно, коммуникативное измерение групповой структуры. Они указывают на субординированность позиций индивидов в зависимости от расположения последних в системах информационных потоков и концентрации у них той или иной касающейся группы информации. Точно установлено, что обладание информацией позитивно и весьма тесно связано с величиной официального статуса индивида в группе и что, как правило, высокостатусным членам группы адресуется больше сообщений и они носят более благоприятный (дружелюбный) характер, нежели сообщения, посылаемые низкостатусным индивидам [Shaw, 1981].

    Следует отметить, что, судя по ряду итоговых публикаций [Кричевский и Дубовская, 1991], исследователи проявляют немалый интерес к проблеме внутригрупповых коммуникаций. И это отнюдь не случайно, поскольку, как отмечает известный специалист в этой области — М. Шоу, коммуникация лежит в основе группового процесса. И, кроме того, перед исследователями открывается перспектива практического приложения результатов ведущихся в этой области разработок ко многим сферам практической деятельности.

    Пожалуй, ключевым моментом обсуждаемой проблемы является выяснение эффективности  решения группой разнообразных  задач в условиях централизованных (когда информация, касающаяся группы, концентрируется главным образом в руках одного человека — лидера или руководителя) и децентрализованных (когда аналогичная информация рассредоточена, распределена между членами группы) коммуникативных сетей. Изучается также влияние, оказываемое коммуникативными сетями на возникновение лидерства, организационное развитие группы и удовлетворенность ее членов. Исследования показывают, что, как правило, централизованные сети в сопоставлении с децентрализованными сетями усиливают возникновение лидерства и организационное развитие группы, но препятствуют эффективности решения сложных проблем и Уменьшают удовлетворенность членов группы.

    Если  допустить, что модели коммуникативных  сетей в определенной мере детерминируют  групповую эффективность, возникает  необходимость объяснить, посредством каких факторов это происходит. Наиболее часто специалисты [Немов, 1984; Collins & Raven, 1969; Shaw, 1981] относят к числу таких факторов:

    ♦ способность членов группы к развитию организационной структуры, т.е. наличие у них для этого определенных умений и условий;

    ♦ степень свободы, с которой личность может функционировать в группе, имея в виду, что независимость  действий члена группы обусловлена  не только доступностью получаемой информации, но также и всевозможными ситуационными  моментами, действиями других членов группы и оценкой воспринимаемой субъектом ситуации;

    ♦ насыщение или информационную перегрузку, испытываемую членами группы в позициях коммуникативной сети; причем особенно чувствительны к насыщению позиции, расположенные в центре сети, и  сами централизованные сети, чем, кстати, нередко и объясняется меньшая эффективность централизованных сетей в решении сложных проблем;

    ♦ уровень развития малой социальной группы, способный в ряде случаев, как свидетельствуют материалы  работ, выполненных в рамках упоминавшейся выше стратометрической концепции коллектива, существенным образом влиять на взаимосвязь рассматриваемых переменных.

    Подчеркнем, что подобного рода многоальтернативная  и вероятностная трактовка связи  между отдельными переменными группового процесса хорошо согласуется с известными требованиями системного анализа группы.

    Следующее измерение групповой структуры  — позиции социальной власти. Они  отражают субординированность вертикальных расположений индивидов в зависимости  от их способности оказывать влияние в группе. Собственно говоря, феномен социальной власти, изучение которого одним из первых предпринял еще в 40-е годы прошлого столетия К. Левин, и означает актуальное (чаше потенциальное) влияние, оказываемое одним из членов группы на другого, а также контроль над другими людьми [Collins & Raven, 1969; Shaw, 1981]. Причем проявления этого влияния могут осуществляться по разным направлениям, о чем свидетельствуют результаты классического исследования Д. Френча и Б. Равена [Cartwright & Zander, 1968], проведенного с целью выявления различных типов социальной власти в отношениях между людьми.

    Ученые  называют пять типов социальной власти:

    ♦ вознаграждающая власть — основывается на возможности вознаграждать другого  индивида (или индивидов);

    ♦ наказывающая (или принуждающая) власть — основана на возможности наказывать, принуждать другого индивида (или индивидов);

    ♦ легитимная власть — основана на допущении, что один индивид имеет узаконенное  право предписывать поведение другого  индивида (или индивидов);

    • референтная власть основывается на отношениях симпатии, эмоционального предпочтения;

    ♦ экспертная власть базируется на превосходстве  другого лица в специальных знаниях, компетентности в том или ином виде деятельности.

    Каждый  из перечисленных типов социальной власти предполагает влияние, в одних случаях (например, легитимная власть) носящее более выраженный социальный, а в других (например, референтная власть) — психологический характер. Заметим, однако, что и такие, казалось бы, сугубо социальные типы влияния, как, скажем, вознаграждающая и принуждающая власть, могут иметь заметную психологическую окраску, если характер вознаграждений и наказаний является психологическим по своей сути (например, определенные их эмоциональные эквиваленты, представленные в вербальной или невербальной форме).

    Интересно, что, согласно материалам эмпирических исследований [Кричевский и Дубовская, 1991], наиболее влиятельный по тому или иному параметру социальной власти субъект часто воспринимается другими членами группы в качестве своеобразного ее коммуникативного центра. Видимо, по этой причине к названным выше типам власти позднее добавился еще один — информационная власть [Raven, 1990]. Однако наиболее эффективные источники влияния ученые [Ayman, 1997] склонны все же усматривать в экспертной и референтной власти.

    Кроме того, «держатель» значительной власти нередко воспринимается окружающими  как лицо гораздо более привлекательное  в личностном плане, нежели индивид  с малой степенью социального  влияния. Таким образом, вертикаль социальной власти может в определенной мере совпадать с коммуникативным и социометрическим измерениями групповой структуры.

    К этому следует добавить, что к  числу разновидностей социальной власти относятся и феномены руководства  и лидерства, выступающие как проявления процесса влияния. Только в случае руководства это влияние зафиксировано институционально, т.е. является социальным по своей природе, а в случае лидерства возникает спонтанно, т.е. является психологическим (точнее социально-психологическим) по своей природе.

    Напомним, что лидерство является последним  из выделенных нами выше измерений  структуры малой группы. Если, согласно концепции ценностного обмена, рассматривать  лидерство как «процесс межличностного влияния, обусловленный реализацией  ценностей, присущих членам группы, и направленный на достижение стоящих перед группой целей», а лидера — как «члена группы, обладающего наибольшим ценностным потенциалом, обеспечивающим ему ведущее влияние в группе» [Кричевский и Рыжак, 1985. С. 112], то правомерно полагать, что в лидерстве отражена субординированность позиций индивидов в зависимости от их ценностных потенциалов и, что весьма существенно, их ценностных вкладов в жизнедеятельность группы.

    Представленные  выше измерения групповой структуры  позволяют парциально подойти к ее анализу, дать более развернутое и вместе с тем подлинно системное ее описание. В частности, из проведенного нами обсуждения отчетливо видны взаимосвязь и взаимовлияние рассматривавшихся измерений. Так, субъекту, занимающему лидерскую позицию в группе, присущ высокий неформальный статус. Вместе с тем индивид с высокими позитивными социометрическими показателями имеет большие шансы выйти в лидеры, и в то же время лидерство есть проявление психологического влияния, неформальной власти и т.д.

    Таким образом, каждое отдельное измерение  групповой структуры («отдельная структура», по выражению М. Шоу) выступает некоторым  детерминирующим фактором развития других измерений («отдельных структур») и в конечном счете — структуры  группы в целом. Правда, по мнению специалистов (Cartwright & Zander, 1968; Shaw, 1981], образование целостной структуры зависит и от ряда иных факторов, в том числе индивидуально-личностных характеристик членов группы и условий функционирования последней.

    Модели  групповой структуры. Последний из рассматриваемых нами аспектов групповой структуры связан с возможностью либо статической, либо процессуальной ее репрезентации. Действительно, структура малой группы может быть зафиксирована в какой-то конкретный момент жизни этого социального организма, отражая актуальное его состояние, определенный баланс или дисбаланс между элементами социального целого. Модели, призванные дать представление об относительно инвариантных состояниях групповой структуры, относятся к категории статических и описываются элементами формальной логики и теории графов [Паниотто, 1975; Collins & Raven, 1969]. К сожалению, эвристическая ценность подобного рода моделей пока что крайне невелика, и, думается, нет необходимости в специальном их обсуждении.