Психологическая культура любви

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Психологическая культура любви

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Любовь и семья: самое важное и сложное

 

Любовь – самое, наверное, загадочное и самое двойственное из человеческих чувств. Почему вдруг начинаешь ощущать  острую тягу к другому человеку? Почему именно этого человека ты хочешь видеть, должен видеть, не можешь не видеть? И почему для других он – не главный из всех магнитов, а так – что-то полу заметное?

Почему любовь пропитывает собой  все другие чувства?

Почему она рождает в людях  странные внутренние весы: на них одинаково весит один человек – и все остальные люди, одно существо – и все человечество?

Ответить на это можно, пожалуй, только приблизительно, сравнением. Когда  человеку очень хочется есть, чувство  голода оттесняет все другие его  ощущения, заслоняет собой целый свет. Любовь тоже голод по человеку, может быть, самый острый голод души и тела; и чем он сильнее, тем больше места в душе занимает любимый человек.

«Любить – значит испытывать наслаждение, когда ты видишь, осязаешь, ощущаешь всеми органами чувств и на как можно более близком расстоянии существо, которое ты любишь и которое любит тебя». Так говорил о любви Стендаль. «Любовь – самое утреннее из чувств» – так говорил о ней французский писатель Фонтенель. И это во многом верно: любовь – это как бы праздник всех чувств, сильнейшая тяга к слиянию, к тому, чтобы всем собой быть как можно ближе к любимому человеку.

Но любовь – это и будни  чувств, и у нее есть не только утренняя свежесть, а и вечерняя усталость. И это чувство, которое  от начала до конца состоит из полюсов и противоречий: как у огня есть способность греть и жечь, так и у любви есть и свой жар, и свои ожоги.

Любовь – как бы надстройка над  всеми нашими глубинными нуждами  и ощущениями, над самыми первородными запросами души и тела. Это самое сжатое, самое сгущенное слияние всех человеческих сил – телесных и духовных, подсознательных и осознанных, зрячих и слепых.

И это не просто особое чувство  среди других чувств – это и  особая настроенность всех других чувств человека, особое состояние всего нашего организма: как бы негаснущее вдохновение всех чувств, их долгий накал, как бы непрерывный экстаз души и тела.

 

 

 

Душа любви: к другому как  к себе

 

Впрочем, любовь – не только влечение к другому человеку, и кроме  чувств – наслаждений (чувств для себя) в ней есть и чувства-понимания (чувства для другого). Недаром говорят: любить  – значит понимать, быть любимым  – значит быть понятым.

Любовь как бы рождает в людях  сверхинтуицию, способность чувствовать  чувства другого человека, ощущать  его ощущения. Как будто твои нервы срослись с его нервами, его боль переливается в твои болевые центры, его радости впадают в твои приемники радостей, и ты переживаешь их почти как свои. Как будто два эмоциональных поля сливаются в одно, и возникает то самое таинственное «слияние душ», которое и есть высший шлет любви, ее самое просвечивающее – рентгеновское – проявление.

Вырастает как бы «альтруистический  эгоизм» – совершенно особое чувство. Изъяны эгоизма и альтруизма (вознесение своего «я» над чужим и чужого «я» над своим) в этом сплаве как бы растворяют друг друга, а их достоинства (сила заботы о себе и сила заботы о другом) как бы помножаются друг на друга.

В потаенных глубинах души возникает  почти болезненное дорожение  другим человеком как собой: оно  бывает, впрочем, и болезнью нервов, самой настоящей лихорадкой души – особенно в несчастной любви или в любви, которую отравляет ревность.

Именно здесь лежит главный  водораздел между любовью и ее родственниками влюбленностью, симпатией, влечением. Они могут быть более бурными, более горячими, чем любовь, но чаще всего это чувства для себя, я – центрические тяготения. Любовь двуцентрична – это чувство для себя и для другого сразу. Она враждебна и эгоизму и альтруизму, она подспудно тяготеет к равновесию «даю» и «получаю» хотя бы примерному, колеблющемуся.

Вселяясь в человека, чувство  это перестраивает по камертонам двуцентричности все его подсознание, все подспудные, самые глубокие двигатели  души. У наших естественных эгоистических  инстинктов (и у таких же естественных порывов альтруизма) появляются новые, и тоже естественные, тормоза. Именно таким вот подсознательным эго- альтруизмом любовь отличается от всех остальных любовных тяготений.

Чужое «я» как бы входит в поле всех ощущений человека, и наше подсознание дорожит им не меньше, чем своим «я», а то и больше... И если в самой плоти чувств нет такой безотчетной тяги к равновесию двух «я», это, видимо, не любовь, а влюбленность, влечение, или любовь, которая уже начала угасать. Потому что когда тяга к равновесию двух «я» начинает уменьшаться, это уменьшается сама сердцевина любви, а не просто ее накал, спадает не только ее «количество», а и «качество»... Потому что дорожение другим, как собой, переживание его чувств, как своих, - это сама психологическая материя любви, само эмоциональное вещество ее ощущений.

 

 

Двойная оптика

 

Одна из главных загадок любви (впрочем, и влюбленности тоже) –  ее двойная оптика, которая рождается  в подсознании любящего. Достоинства  любимого человека эта оптика резко  увеличивает – как бинокль, недостатки уменьшает – как перевернутый бинокль. Часто неясно даже, кого мы любим — самого человека или «обман зрения», его розовое подобие, которое сфантазировало наше подсознание. Этот мираж чувств несет с собой множество бед и разочарований, массу разбитых семей и судеб.

Но вся не простота, вся запутанность любви состоит в том, что в  ней ест не только этот обман зрения, а и такое ясновидение, которое  недоступно другому чувству. Глаза  любви видят в человеке такие  его глубины, о которых иногда не знает и сам он. Любовь как бы высвечивает в человеке зародыши его хороших свойств их ростки, которые могут расцвести и сделать его таким, каким видят его украшающие глаза любви.

Потому-то любовь – это одновременно и чувство-иллюзия, чувство –  обман, и чувство-предвидение, чувство-прогноз, чувство, которое видит человека в его возможностях, видит его таким, каким он мог бы стать. И порождает такое двоение одно и то же свойство любви: ее улучшающие глаза, ее добавляющее зрение, которое видит в человеке больше, чем в нем есть, – видит его достоинства увеличенными и отсеченными от недостатков, – т. е. видит его одновременно и приукрашенным, и таким, каким он мог бы стать.

 

 

Приобретения и потери

 

Досемейная любовь – праздник: она отделена от быта, соединяет  людей в часы свиданий, когда они лучше, чем обычно, когда они друг для друга – пылкие источники радостей.

Семейная любовь – будни; сначала  праздничные, потом все менее  праздничные. Входя в повседневность, любовь заражает ее своей праздничностью, но и сама заражается от нее будничностью, и чем дальше, тем больше. Рассветное чувство постепенно, по веренице ступенек, начинает делаться дневным, повседневным, привычным.

К сожалению, это неизбежно, неумолимо. Ягода – смерть цветка; это общий  закон жизни, который правит каждым нашим шагом... Приобретения и потери всегда идут вместе, как свет и тень; получая новое, мы всегда теряем старое, теряем и то хорошее, что в нём было.

Взрослая любовь – радостное  богатство для человека, но она  несет с собой и неизбежные утраты. Теряется юношеская романтика, юношеская неустроенность, сердечное беспокойство. Из любви уходит будоражащее чувство не достигнутой цели, на его место встает покоящее чувство достигнутой цели. Исчезает привкус недоговоренности, привкус запретного плода, пропадает неповторимость секунд свидания.

Любовь не занимает теперь весь первый план жизни, она потеснилась, и рядом  с ней стоят ее новые соседи – материальные и бытовые заботы. Пропитываясь ими, любовь перестает  быть необыкновенной, входит в быт, начинает обрастать привычками; а привычка, к сожалению, часто несёт смерть любви. Впрочем, общего правила – одного на всех – здесь нет; у одних людей привычка убивает любовь, у других – углубляет ее; пропитываясь психологической стойкостью привычек, хрупкие ниточки чувств у таких людей прочнеют, связывают их крепче, глубже.

Но в любом случае любовь (или  влюбленность, симпатия, влечение) приходит здесь на решающее распутьем. Или  она переменится, пройдет сквозь неизбежные кризисы, как проходит их дерево, пересаженное на другую почву,— тогда она сможет так срастись с буднями, чтобы не подчиниться им; или она начнет вязнуть в трясинах быта, не сумеет изменить себя, приноровиться к новой почве – тогда она станет чахнуть болеть, умирать. Третьего пути, к сожалению, нет.

Любовь (и влюбленность, симпатия, влечение) – все это чувства самоугасающие, и если не помогать им, они неминуемо будут хиреть и гаснуть.

Все ли способны на любовь? К сожалению, нет. Наверно, рождаясь, каждый здоровый человек несет в себе скрытую  способность к любви. Но чем старше люди, тем меньше таких, у кого душа достаточно глубока, чтобы вместить это глубокое чувство. Люди эгоистического склада или с неглубокой душой способны, пожалуй, только на влечение, влюбленность, привязанность –  не больше. Хотя, если они вырастят в себе способность дорожить другим, как собой, они углубят этим свою душу, и их влюбленность может перерасти в любовь. Правда, сделать это очень трудно, тут не обойтись без переломов в себе, и не у всех, наверно, хватит на это силы. Впрочем, при добрых отношениях вполне может быть хорошая семейная жизнь и без любви – при симпатии, привязанности, влечении. Но об этом в другом месте.

 

 

Уникальность семьи

 

Что может дать людям хорошая  семейная жизнь?

Хорошая семья – не просто родственники, которые живут вместе; это люди, которые сплочены не только чувствами, но и интересами. Сплочены тем, что они по-настоящему помогают друг другу в хозяйстве, в отдыхе, в уходе за детьми, а главное, помогают друг другу быть человеком – делаться интереснее, глубже, расти душевно, духовно...

К сожалению, таких семей не так  уж много, и такие отношения –  завидный идеал, который щемит душу. Но это ведь и норма – нормальная семья хороших людей, которые  живут в хороших отношениях. Ведь когда мы соединяемся в семью, мы хотим себе и друг другу только хорошего – счастливого супружества, счастливого, родительства. К сожалению, до этой естественной, но очень трудной нормы дотягивают не очень многие.

Что  может дать человеку только семья? В чем уникальность семьи  – этой особой ячейки жизни?

Прежде всего, уникальна психологическая  основа семьи, такой нет больше ни у одной человеческой ячейки. Нормальная семья растет на почве трех чувств: супружеской любви (или симпатии, привязанности), родительской любви, детской  любви к родителям. Силы этих чувств – при хороших отношениях – не просто складываются, а помножаются одна на другую, и этот неповторимым сплав создает самую лучшую в мире психологическую атмосферу для жизни взрослых и для роста детей.

 

 

Отчего умирает любовь?

 

Письмо было горьким. «Что-то неладное творится сейчас с любовью, – писала молодая девушка. – В книгах, особенно старых, возвышенные чувства, любовь до гроба, да еще какая – огонь, пламя, землетрясение души! А в жизни – так, огонек от спички, погорит год или два и погаснет. В одной книге я прочитала: «Жизнь без любви – мертвая жизнь, люди без любви – живые трупы». У меня много замужних подруг, у которых быстро прошла любовь и которые живут мертвой жизнью. Очень трудно в семье, когда ее повседневные тяготы нечем уравновесить. Неужели ничем нельзя помочь нам?»

К сожалению, смертность в стране любви  очень велика. Психологи и социологи  выяснили: спустя несколько лет после  свадьбы чувства сохраняются  меньше чем у половины супругов; у одних паруса любви оказываются, как одуванчик, у других они хотя и покрепче, но не выдерживают жизненных шквалов.

 

 

Фундаменты счастья

 

В старые времена семейное счастье  или несчастье больше зависело –  в глазах людей – от материального  положения супругов и куда меньше – от их душевных отношений. Тогдашняя семья была для людей, прежде всего экономической опорой и только потом – ячейкой душевной близости. Муж и жена попросту не могли один без другого прожить, выкормить детей, наладить быт. Они нуждались друг в друге больше как помощники в работе и в бытовом устройстве и меньше – как просто люди. Семейные запросы были куда скромнее нынешних, душевная взыскательность – гораздо ниже, и достигалось домашнее довольство намного проще.

С тех пор резко переменились и характер семьи, и понимание  домашнего счастья. Первую скрипку в нашей личной жизни все громче играют душевные отношения. Материальная сторона жизни остается, конечно, первостепенной, но она создает не счастье, а только фундамент для него; а вот вырастет на нем здание счастья или нет, зависит от чувств людей, от их характеров, душевных отношений.

 

 

Три невежества

 

Искусство семейной жизни – пожалуй, самое сложное из всех искусств –  все из летучих полутонов, из паутинного сплетения оттенков... Мы не знаем  тут очень многого – не знаем  даже размеров своего незнания.

В нашем быту очень распространены три невежества: психологическая  неграмотность – незнание женской  и мужской психологии, азов эмоционального общения в семье; половое невежество – незнание законов человеческой сексуальности, разладов мужской  и женской половой природы и способов их смягчения; воспитательная неграмотность – незнание коренных отличий детской психологии от взрослой, разумных методов воспитания детей.

Эти три невежества вредят жизни  многих молодых семей, и знания могут  очень помочь им. Впрочем, одних знаний здесь явно не хватит. Знания – не нить Ариадны, которая сама выводит из лабиринта. Это скорее компас, который показывает на полюс счастья, а дойдем мы до него или нет, зависит от наших усилий, от того, сумеем мы или не сумеем отыскать свою дорогу к этому полюсу, – дорогу, которая отвечает неповторимому складу наших характеров, чувств, отношений.

 

 

Вечное и новое в любви

 

В Древней Индии так говорили о высшем виде человеческой любви:

 

Три источника имеют  влечения человека — душу, разум и тело.