Взаимоотношение власти и СМИ как составляющая политического процесса в России

С этой точки зрения общепризнанной задачей "независимых СМИ" считалась защита демократических процессов и самой демократии, а значит, и тех, кто представлял ее и реформаторскую перспективу. С приходом к власти тех самых реформаторов, которых прежде приходилось защищать, эта функция масс-медиа исчерпала себя. Но заметили это не все. При этом если в прессе за демократизацию активно выступали коллективы газет и журналов, их редакторы, то телевидение оказалось политически более инертным. Здесь все реорганизации, как правило, происходили по инициативе власти. В 1992-1993 годах власть и телевидение плечом к плечу выступали против "красно-коричневого альянса", причем телевещатели весьма своеобразно понимали задачи своей деятельности как "четвертой власти": информировать, но следуя при этом определенной политической линии; "искать правду", но соответствующую нынешним идеалам; контролировать власть, но только в форме ее "воспитания".

1992-1993 годы стали важным  этапом в развитии отношений  между властью и СМИ. Представление о том, какую роль последние должны играть в обществе, складывалось во многом под влиянием прошлого. Это была комбинация, казалось бы, несовместимых элементов - советской модели, определявшей представления российских чиновников о роли СМИ, и либертарианской, которую пропагандировали работники масс-медиа. Власть по-прежнему не признавала автономности средств массовой информации и полагала, что в стране отсутствует общественное мнение, артикулирующее интересы институционализированных социальных групп [7]. Она продолжала прямо или косвенно управлять масс-медиа, пользуясь ими как инструментом реализации не общественных, а собственных интересов. Даже обличительный пафос печати и телевидения времен перестройки, по сути, не выходил за рамки советской модели. ТВ обличало партийную номенклатуру, исследовало "белые пятна" истории - но с благословения руководителей партии и государства, на сей раз использовавших электронные медиа во имя перемен.

Новым было возросшее влияние средств массовой информации, в частности телевидения, на власть, с одной стороны, и рост их популярности у зрителей - с другой, особенно в начале ельцинского правления. Трудно даже сказать, кто - президент или медиа - больше нуждались в поддержке другой стороны. Либертарианская модель, которую отстаивали журналисты, предполагала наличие независимых от государства средств массовой информации и отсутствие предварительной цензуры. Последнюю запретила Конституция РФ 1993 года [3], так что формально независимые СМИ функционировали в соответствии с либеральной традицией. Поскольку либертарианское понимание свободы слова как "общественного договора" между тремя субъектами - СМИ, властью и обществом - в России начала 90-х отсутствовало, сложилось некое подобие двустороннего альянса существующей власти с электронными СМИ. Важнейшее звено - общество - из него выпало. Кроме того, тесный альянс между исполнительной властью и СМИ не обеспечивал одинакового доступа к информационным каналам всем политическим силам, не способствовал отражению плюрализма мнений, существующего в обществе, и с неизбежностью должен был приводить к конфликтам. В целях борьбы с монополизацией" Ельцин учредил Федеральный информационный центр, которому передал "Останкино" и все региональные телекомпании, чем практически создал новую монополию на распространение информации. Усмотрев в этих действиях президента угрозу свободе слова, законодатели приняли в ответ постановление "О мерах по обеспечению свободы слова на государственном телерадиовещании и в службах информации", провозгласили создание Федерального наблюдательного совета и упразднили Федеральный информационный центр.

Однако после октябрьской победы идеи саморегуляции масс-медиа были преданы забвению. По-видимому, считалось, что угроза СМИ может исходить только от "красно-коричневой" оппозиции. Как известно, противостояние двух ветвей власти вылилось в вооруженное столкновение. В этом конфликте немалую роль сыграло телевидение. С 21 сентября по 3-4 октября депутаты добивались возможности изложить свою позицию в прямом эфире, но так и не добившись своего, попытались пробиться в останкинский телецентр вооруженным путем. Разогнав Верховный Совет, Ельцин своим указом приостановил действие принятых парламентариями законодательных актов "в целях защиты свободы массовой информации, недопущения создания и финансирования организаций, учреждений, органов или должностей, в задачи либо функции которых входит осуществление цензуры..." [9]. Выше было упомянуто важные элементы либертарианской модели - осознание журналистами своей социальной ответственности перед обществом, особенно в период масштабных трансформаций и кризисов. В такой ситуации долг масс-медиа заключается в том, чтобы "перевести" конфликт в сферу дискуссии [3]. Однако российские тележурналисты не пошли по этому пути, а вместо этого приняли сторону президентской власти, то есть действовали вопреки либертарианским принципам. Те же медиа, которые не спешили сделать такой шаг, были подвергнуты вновь введенной цензуре. На пресс-конференции, созванной в связи со введенными ограничениями, журналисты и представители их организаций сделали жесткие заявления, выразили тревогу "по поводу продолжающегося наступления властных структур на свободу и независимость прессы", предъявили требования журналистского цеха. Однако отчет об этой акции не был допущен в информационное пространство и не дошел до зрителей. Таким образом, политическую цензуру замаскировали под "редакционный контроль". Исполнительная власть активно использовала в политических целях правовой вакуум, и телевидение оказалось беззащитным, как, впрочем, и общество, не располагавшее рычагами контроля за положением дел в самых мощных масс-медиа.

ГЛАВА II. ВАРИАНТЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ СМИ И ВЛАСТИ (СОЮЗ МЕЖДУ СМИ И ВЛАСТЬЮ)

  Взяв всю систему управления СМИ в свои руки, команда президента заложила в ее фундамент авторитарное начало. Зимой 1993-го президентским указом "О совершенствовании государственного управления в сфере массовой информации"[9] было ликвидировано Министерство печати и информации, а вместо него были образованы два новых органа: непосредственно подчиненная президенту Федеральная служба России по телевидению и радиовещанию (ФСТР) и Комитет РФ по печати, подведомственный правительству. К 1994 году разговоры о разгосударствлении и децентрализации управления электронными СМИ стали затихать, и компетенция ФСТР была очерчена следующим образом: общее руководство, назначение председателей государственных телерадиокомпаний, финансирование, контроль за внебюджетными источниками доходов и т. д., что означало сосредоточение в ее руках всей полноты власти и контроля. Председатель Федеральной службы назначался президентом и подчинялся только ему. Указы предоставляли ФСТР и право лицензирования. Иными словами, исполнительная власть получила право распределять каналы по собственному усмотрению. 23 ноября 1993-го президент РФ подписал указ о выделении НТВ четвертого канала с сетью вещания после 18.00. Многие наблюдатели считают 1994-1995 годы временем, когда СМИ противостояли государственной власти. Телеканалы в открытую осуждали правительство, показывали сюжеты, опровергавшие официальную точку зрения. По ходу войны все сильнее выступала против нее даже государственная ВГТРК, которая в свое время приобретала собственное лицо на волне противостояния союзным властям и еще долго сохраняла запал критицизма.

Власть и СМИ снова заключили союз. При всей внешней парадоксальности логика такого поведения вполне вписывается в рамки советской модели с ее активным указотворчеством и усилением пропагандистского характера СМИ в критические моменты. В новейшей истории России таким моментом, требовавшим от власти принятия серьезных решений по отношению к СМИ, было преддверие выборов. Почти за год до парламентских выборов 1995 года Ельцин создал своим указом АО "Общественное российское телевидение" (ОРТ), передав ему главный телевизионный канал "Останкино". Отсутствовали и правила, которые позволяли бы обществу воздействовать на политику телеканала и контролировать его. Позднее стало ясно, что государственное давление (в строгом смысле слова, а не закамуфлированное представительство групповых интересов) - это еще не самое большое зло. Даже владея крупным пакетом акций, власть не могла решающим образом воздействовать на политику ОРТ. Получалось, что, договорившись с этими структурами, частные акционеры могли без труда заблокировать любые предложения государства, что и происходило не единожды [9]. В ходе президентской кампании 1996-го общенациональные каналы снова действовали в истинно советском духе как орган агитации и пропаганды. В телеэфире у агитации за действующего президента было явное преимущество [9]. Участие ТВ в выборах нашло даже организационное оформление: например, координатором по электронным СМИ в избирательном штабе Ельцина работал Игорь Малашенко, один из основателей НТВ. Инструментом манипулирования общественным мнением телевидение снова стало вполне добровольно, вернув себе амплуа органа агитации и пропаганды, поскольку в сложившейся политической ситуации цель - поддержать и удержать демократическую власть - якобы оправдывала средства. При этом электронные СМИ ссылались прежде всего на "угрозу коммунистического реванша". Они придавали выборам президента значение "последнего боя": если он будет выигран, никто уже не вернет СМИ в прежнее лакейское состояние. Сходство с позицией авторов Декрета о печати 1917 года здесь очевидно: те тоже сулили торжество "свободы слова" после того, как "наступят нормальные условия" жизни. Эта ситуация повторяется с завидным постоянством, причем электронные медиа не проявляют заинтересованности в объективном освещении событий.

После успешного, с точки зрения власти, исхода выборов она взаимодействовала со СМИ менее активно, предоставив их на время самим себе. Сразу же обнаружились противоречия между политическими и экономическими интересами людей, управлявших телеканалами, а ТВ включалось в борьбу конкурирующих финансово-политических группировок. Снова появились признаки либертарианской модели, но в худшем исполнении, не позволявшем говорить о какой бы то ни было социальной ответственности. Телевидение фактически инспирировало несколько информационных скандалов (или войн). В разоблачениях, связанных с залоговым аукционом "Связьинвеста", "рельсовой войной" и некоторыми другими аналогичными акциями можно было бы, конечно, усмотреть своеобразную форму контроля за деятельностью правительства и критику его ошибочных шагов, если бы в этих конфликтах не столь явно прослеживались экономические и политические интересы владельцев СМИ. Так давали себя знать недостатки модели "четвертой власти", которую зарубежные и российские исследователи СМИ много раз критиковали за то, что она служит интересам капитала в ущерб обществу и государству. Новый виток противостояния между правительством и "государственными" телеканалами спровоцировал кризис-1998. Нуждаясь в информационной поддержке для его преодоления, кабинет Евгения Примакова, используя парламентское большинство, вступил в открытый конфликт с теми, кто управлял ОРТ и РТР. Журналисты резко отрицательно оценили эти шаги: "Премьеру не хватает министерства правды. Требуя от телеканалов объективности, он подразумевает информацию

С начала 1998 года власть пристально следила за государственным телевидением. На базе ВГТРК, региональных телекомпаний и предприятий связи был создан Единый производственно-технологический комплекс (ЕПТК). 8 мая Ельцин подписал указ "О совершенствовании работы государственных электронных средств массовой информации", предусматривавший формирование вокруг ВГТРК крупного телевизионного холдинга. Пресса заговорила о возрождении Гостелерадио. В состав ЕПТК вошли телеканалы "Россия" и "Культура", радиостанции "Голос России", "Маяк", "Орфей", РИА "Вести"; региональные госкомпании и местные технические телецентры были включены в состав корпорации как дочерние предприятия и филиалы головной компании. Газеты живо обсуждали, насколько выгодна государству такая суперкомпания и чьим интересам отвечает объединение. Унификация сетки вещания по всей стране расширяла возможности "Видео Интернэшнл", и именно Михаил Лесин, один из его совладельцев (формально его акции переданы в управление) и заместитель председателя ВГТРК, предложил создать государственный "медиахолдинг". Эксперты центра "Право и СМИ", исследовавшие взаимоотношения власти и капитала в России, пришли к выводу, что по отношению к ВГТРК термин "государственное ТВ" не должен вводить в заблуждение. "Так же, как условно по отношению к ОРТ определение "общественное ТВ", так же условно и определение "государственное" по отношению к ВГТРК. Так же, как и на ОРТ, на ВГТРК осуществляется "приватизация государства" - только на ОРТ эта приватизация худо-бедно хоть как-то узаконена, а на ВГТРК она носит неявный, скрытый характер"[10].

  В ноябре 1996-го, после президентских выборов, компания получила от государства теперь уже целиком (а не шесть часов вещания в прайм-тайм) общенациональную вещательную частоту, принадлежавшую до того "Российским университетам"[10]. Высокий уровень профессионализма коллектива НТВ никто не оспаривал, но компания получила эфирное время в результате предвыборной сделки как вознаграждение за поддержку Ельцина. Условия договора не афишировались, но пресса их живо обсуждала. При этом многие пытались придать происшедшему более или менее цивилизованный вид: мол, "не могло же поддержать демократическое телевидение коммуниста Г. Зюганова или милитариста Лебедя. Государство передавало канал НТВ, поскольку у него, у государства, не было денег, чтоб канал содержать"[5]. Когда же в ходе избирательных кампаний 1999 и 2000 годов НТВ стало на сторону конкурентов Кремля, оно быстро оказалось в жесткой конфронтации с ним. Стремясь не допустить масштабной критики по своему адресу, исполнительная власть начала оказывать давление на телеканал через правоохранительные органы. Министерство РФ по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций, пришедшее в 1999-м на смену ФСТР, сосредоточило в своих руках все управление информационными процессами. Это закономерный итог предшествующего развития, не благоприятствующий свободе слова. Одним из первых шагов министерства стали попытки усилить контроль над каналами ОРТ и ТВЦ[9] . Пользуясь своими полномочиями, Минпечати отказало им в автоматическом продлении лицензии и объявило конкурс на право вещать по первому и третьему телеканалам. Обосновали такое решение ссылкой на предупреждения, вынесенные телекомпаниям в 1999 году во время кампании по выборам в Государственную думу. Эти меры послужили сигналом об изменении правил игры: власть начала контролировать СМИ, пользуясь при этом буквой закона. Напомню, что поддержание контроля над вещателями посредством выдачи лицензий и патентов - отличительная черта авторитарной модели функционирования средств массовой информации. После принятия закона о СМИ правовое регулирование их деятельности не получило серьезного развития. Законодательное поле оказалось "засорено" плохо стыкующимися друг с другом разрозненными законами, а также многочисленными президентскими указами и постановлениями правительства. До сих пор не принят предусмотренный Конституцией РФ закон о телерадиовещании, который - в любом варианте - сузил бы поле для маневра всех ветвей власти, особенно исполнительной. Между тем этот документ необходим не только для установления условий аренды, приобретения компаниями частот и получения лицензий на вещание, но и для контроля за соблюдением этих правил. Особенно важно, что законодательно не решена проблема собственности на СМИ (в законе "О средствах массовой информации" вообще отсутствует понятие собственника) и потому не регламентированы отношения между СМИ и их владельцами. Таким образом, многие ключевые аспекты деятельности телевидения по-прежнему находятся вне правового регулирования, что препятствует формированию либертарианской модели. Одна из важных ее черт - право любого гражданина, обладающего достаточными для этого средствами, использовать СМИ в собственных интересах - нашла своеобразное отражение в формировании медиаимперий. Но и здесь проглядывает советское прошлое: чтобы получить возможность создать собственную телекомпанию, нужно быть приближенным к исполнительной власти, поддерживать ее "генеральную линию", критикуя - в случае необходимости - только тактические элементы политики [9].

ГЛАВА III. КОНФЛИКТ ВЛАСТИ И СМИ КАК ФОРМА ВЗАИМООТНОШЕНИИ (СИСТЕМА ХАРАКТЕРИСТИКИ СМИ ИЗМЕНЕНИЕ ПРАВИЛ ИРЫ)

В середине 90-х государство практически не финансировало принадлежавшие ему каналы, они были частично приватизированы и пополняли свои бюджеты за счет рекламы. Это позволяло частным акционерам (Борис Березовский) и рекламным брокерам ("Видео Интернэшнл") направлять экономическую и информационную политику телеканалов. Кризис социально-политических структур, разрушение прежних общественных связей, формирование новых элит и их борьба за политическую власть, напряженные отношения не только между отдельными ветвями власти, но порой и внутри исполнительной власти (между "президентским кругом" и правительством) не позволили сложиться в сфере масс-медиа такой концепции, которая бы отвечала на вопрос "Какая информационная политика выгодна Российской Федерации?" и формулировала ее основные приоритеты. В итоге российская власть понимает под свободой СМИ свободу их владельцев (в том числе государственных структур) распространять под видом информации выгодные им факты и точки зрения, служащие отнюдь не интересам общества, а их собственным узкокорыстным целям. Однако то же отсутствие внутреннего единства в политической элите и государственной власти сделало возможным и частичное воплощение в жизнь либертарианской модели средств массовой информации. К сожалению, при этом не было учтено, что "защита от правительства сегодня - недостаточная гарантия того, что человек, которому есть что сказать, скажет это. Прежде чем донести информацию до общества, владельцы и менеджеры средств массовой информации определяют… каждый факт, каждую версию этого факта"[6]. В 90-е годы в российских электронных СМИ очень слабо развивались элементы социальной ответственности. Журналистское сообщество не разработало эффективных механизмов как самозащиты, так и самоограничения. Не располагает общество и инструментами контроля за деятельностью масс-медиа. В условиях постоянно усиливающейся политизации масс-медиа и медиатизации политики актуальными становятся противоречия, регулярно возникающие между властью и прессой. Средства массовой информации, в идеале стремящиеся к объективности распространяемых ими фактов, подчас выступают регулятором и «надзирателем» за происходящими политическими изменениями. Но разногласия порождает не только стремление СМИ контролировать властеотношения, но и их подчинённость определённым кругам, стремящимся заполучить власть на отдельно взятой территории. В результате пресса, в подавляющем большинстве случаев - представитель интересов, посредник в большой политической игре за власть. Она в этом случае может представлять интересы государства, являясь его собственностью, либо выражать политические амбиции кругов, стремящихся к власти и обладающих достаточным капиталом для реализации своих намерений. При этом конфликт будет выглядеть не как соперничество власти и оппозиции, а как противоречие властных структур и СМИ, стремящихся к отражению истинного положения вещей. В такой ситуации в сознании массового реципиента выигрывает та сторона, которая использует наиболее эффективные рычаги давления, т.е. более влиятельные информационные каналы. Так, в последнее время, стало очевидным, что залогом победы на президентских и парламентских выборах действующего кандидата или партии власти является использование не имеющих конкурентов по уровню воздействия государственных электронных СМИ, в частности канала РТР и ОРТ.