- Руководящие
принципы в отношении действий в интересах
детей в системе уголовного правосудия
(Вена 1997г.).
Поскольку "Конвенция" готовилась
почти одновременно с тремя другими вышеназванными
документами, не обладающими обязательной
силой, то не удивительно, что она отразила
те же основные принципы и придала дополнительный
вес многим нормам, содержавшимся в этих
руководствах и правилах. При ратификации
международного договора или присоединении
к нему государства-участники могут заявить
о своих оговорках к любым его положениям,
которые они не хотят признать для себя
обязательными, при условии, что содержание
оговорок не считается противоречащим
основному духу и цели договора и что большинство
других государств-участников не возражают
против этих оговорок. Некоторые страны
зарегистрировали свои оговорки к статьям
37 и 40 "Конвенции". Учитывая то значение,
которое придает правосудию в отношении
несовершеннолетних международное сообщество,
о чем свидетельствуют диапазон и обстоятельность
принятых им в этой связи международных
документов, представляется довольно
парадоксальным, что соответствующие
права, нормы и принципы систематически
игнорируются и грубо нарушаются буквально
во всем мире и в таком масштабе, который,
вероятно, не имеет аналога в области соблюдения
гражданских прав. Этот парадокс наглядно
иллюстрируется той частью резолюции
Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных
Наций в связи с принятием "Пекинских
правил", где говорится, что "хотя
в настоящее время достижение таких стандартов
может показаться трудным, учитывая существующие
социальные, экономические, культурные,
политические и правовые условия, тем
не менее, их достижение предполагается
в качестве политического минимума".
В сходной резолюции о принятии Правил
ООН, касающихся защиты несовершеннолетних,
лишенных свободы, по контрасту, открыто
говорится, что Генеральная Ассамблея
"встревожена условиями и обстоятельствами
лишения несовершеннолетних свободы во
всем мире". Далее обе резолюции, тем
не менее, настоятельно призывают государства-члены
выделить "необходимые средства для
обеспечения успешного осуществления"
каждого из документов. Некоторые стандарты
в области правосудия в отношении несовершеннолетних
– в частности те, которые специально
регулируют вопросы лишения свободы, -
подтверждают экономические, социальные
и культурные права: например, удовлетворительное
обеспечение пищей и одеждой, доступ к
медицинскому обслуживанию и образованию.
Эти права должны соблюдаться без какой-либо
дискриминации, независимо от положения
того или иного ребенка. Государство, безусловно,
несет за это самую прямую ответственность,
когда оно действует in loco parentis, как в случае
содержания под стражей детей. Однако
большинство конкретных норм, регулирующих
область правосудия в отношении несовершеннолетних,
основано на общих гражданских правах
и, по сути, непосредственно взято из Международного
пакта о гражданских и политических правах.
Поэтому на них не может распространяться
сделанная к статье 4 "Конвенции"
оговорка относительно "экономических,
социальных и культурных прав", для
соблюдения которых государства-участники
обязуются принимать меры лишь" в максимальных
рамках имеющихся у них ресурсов".
В то же время было бы ошибкой считать,
что если стандарты правосудия в отношении
несовершеннолетних основаны на гражданских
правах, их соблюдение – это вопрос не
распределения ресурсов, а исключительно
политики. Для запрещения смертной казни
за преступления, совершенные лицами моложе
18 лет, очевидно, требуется всего лишь
принять решение, не влекущее больших
финансовых затрат. С другой стороны, для
того, чтобы с нуля выстроить общенациональную
сеть судов по делам несовершеннолетних,
потребуется привлечение не менее значительных
ресурсов, чем для выполнения определенных
обязательств по соблюдению экономических,
социальных и культурных прав. Это, разумеется,
не оправдание для несоблюдения; это заложенное
в "Конвенции" требование изыскать
и выделить такие ресурсы. В международно-правовых
документах не существует четкой нормы,
касающейся возраста, по достижении которого
имеет смысл привлекать несовершеннолетнего
к уголовной ответственности. "Конвенция"
просто требует, чтобы государства-участники
установили "минимальный возраст, ниже
которого дети считаются неспособными
нарушить уголовное законодательство"
(ст.40.3). "Пекинские правила" содержат
дополнительный принцип: "нижний предел
такого возраста не должен устанавливаться
на слишком низком возрастном уровне,
учитывая аспекты эмоциональной, духовной
и интеллектуальной зрелости" (правило
4.1). Это по крайней мере указывает, что
при установлении минимального возраста
следует руководствоваться данными медицинских
и социально-психологических исследований,
а не обычаями или требованиями общественности.
Получить четкие данные о минимальном
возрасте, установленном в разных странах,
на удивление трудно. В частности, за одним
таким "возрастом" иногда скрывается
другой, иными словами, официальный минимальный
возраст привлечения к уголовной ответственности
оказывается выше возраста, по достижении
которого малолетний правонарушитель
может столкнуться с системой правосудия.
Например, во Франции такой минимальный
возраст – 13 лет, но дети в возрасте от
10 до 12 лет тоже могут предстать перед
судьей по делам несовершеннолетних, хотя
он вправе налагать лишь меры воспитательного
характера или надзора, такие как пробация,
если ребенок считается относящимся к
группе риска. В других случаях понятие
минимального возраста приложимо ко всем
правонарушениям, кроме тяжких преступлений.
В некоторых странах с низким минимальным
возрастом существует "многоступенчатая"
система, по которой для разных возрастных
групп предусмотрены разные меры воздействия.
Так. В Иордании, где минимальный возраст
7 лет, к правонарушителям до 12 лет в принципе
применимы лишь меры надзора и "наблюдения
за поведением". В некоторых странах
минимальный возраст вообще не установлен,
что, в принципе, позволяет привлекать
ребенка к уголовной ответственности
с момента рождения. Там, где он установлен,
между странами существует поразительные
различия.
Комитет по правам ребенка в своих Заключительных
замечаниях по докладам государств постоянно
указывает на желательность установления
минимального возраста уголовной ответственности
на как можно более высоком уровне. Он,
в частности, подверг критике страны, в
которых такой возраст установлен на уровне
10 лет или ниже. Но при этом уровень, на
котором установлен такой возраст, не
является автоматическим показателем
характера обращения с ребенком в случае
совершения им правонарушения. Так, в например,
в Шотландии, где возраст уголовной ответственности
один из самых ннизких (8 лет), прогрессивная
система "слушаний по делам детей"
фактически позволяет детям до 16 лет –
и даже многим детям в возрасте 16 и 17 лет,
- совершившим правонарушения (исключая
тяжкие преступления), избежать контакта
с формальной системой правосудия, а также
нацелена на меры, не связанные с лишением
свободы. Для сравнения можно привести
Румынию, где возраст уголовной ответственности
установлен на уровне 14 лет, но ребенок,
достигший этого возраста, за аналогичное
правонарушение предстает перед судом
и может быть приговорен к лишению свободы,
или Гватемалу, где минимальный возраст
– 18 лет, но где ребенка младше этого возраста
за правонарушение могут на длительный
срок поместить в "общественно-воспитательное"
исправительное учреждение. В общем, возраст
уголовной ответственности не всегда
является аккуратным показателем того,
является ли позиция властей репрессивной
или воспитательной.
С другой стороны,
главную озабоченность в связи
с установлением возраста уголовной
ответственности на "слишком высоком"
уровне вызывает отсутствие гарантий
надлежащей правовой процедуры. Для
детей младше этого возраста это
часто означает невмешательство
со стороны системы правосудия, в
то время как только она одна,
по крайней мере теоретически, предоставляет
такие гарантии. Для слушаний и решений
вне этой системы, включая слушания и решения
административных органов, аналогичные
правовые нормы не обязательны, и существует
опасение, что они легко могут принять
произвольный характер.
Все большее число стран предпринимает
попытки отыскать действенные и конструктивные
способы избежать "ненужных" контактов
ребенка или подростка с судебной системой.
Это особенно касается правонарушителей,
впервые обвиненных и сознавшихся в мелком
правонарушении. Альтернативные санкции
могут включать рассмотрение дел таких
правонарушителей не судом, а каким-либо
иным органом, или же использоваться на
ранней стадии, предшествующей любому
слушанию. Вероятно, самая простая альтернативная
мера – это предупреждение правонарушителя
в полиции. В этом случае полицейские самостоятельно
или после консультации с семьей и социальным
работником принимают решение не предъявлять
формального обвинения, а просто предостеречь
ребенка о последствиях его поведения
и более или менее ясно дать понять, что
в следующий раз такое поведение закончится
судом. Однако эффективность такой меры
на практике представляется многим сомнительной.
Наиболее развитым подходом является
тщательная и всесторонняя проверка, которую
проводит социальный работник перед разбором
дела в суде. В этом случае социальный
работник перед разбором дела в суде. В
этом случае социальный работник оценивает
вероятность позитивного воздействия
на несовершеннолетнего организованных
мер, не имеющих карательной функции. Если
вероятность оценивается положительно,
а несовершеннолетний признается в правонарушении
и соглашается на предлагаемые меры, прокуратура,
как правило, прекращает дело после того,
как несовершеннолетний успешно проходит
групповой курс "навыков общественного
поведения" (возможно, под индивидуальным
руководством или с индивидуальной психологической
помощью) и/или выполняет дополнительные
условия, например, приносит извинения
потерпевшему. После успешного прохождения
курса заведенное на несовершеннолетнего
дело уничтожается, но с другой стороны,
если поставленные условия не соблюдены,
несовершеннолетнему обычно приходится
предстать перед судом. Хорошим примером
такого подхода является программа, которую
осуществляет в Виндхуке, Намибия, местная
общественная организация "Центр правовой
помощи" в тесном сотрудничестве с общественными
социальными службами и судом. Уровень
успеха этой программы (отсутствие повторных
правонарушений в течение двух лет) составляет
около 80%. В настоящее время существуют
примеры создания ряда органов, заменяющих
формальные суды и уполномоченных рассматривать
дела подростков, которые совершили не
слишком серьезные правонарушения и признались
в их совершении. Это, например, хорошо
известная система "слушаний по делам
детей" в Шотландии. На сходных мотивах
основана новозеландская инициатива в
отношении детей 10-13 лет – система групповых
семейных консультаций, к которой прибегают
в том числе в тех случаях, когда количество,
характер и масштаб совершенных ребенком
правонарушений вызывают серьезное беспокойство
о его благополучии. В 1991 г. в Вага-Ваге,
Австралия, была организована, по-видимому,
довольно эффективная "Программа предупреждения
несовершеннолетних", в соответствии
с которой полиция направляет дела большинства
малолетних правонарушителей на разбирательство
с помощью посредников, при котором присутствуют
пострадавшие, сам нарушитель и его родители,
социальные работники и сотрудники правоохранительных
органов. Координатор старается помочь
всем прийти к согласию относительно решения
по делу и возмещения ущерба, оформляет
достигнутое соглашение и определяет
дальнейшие меры по обеспечению его соблюдения.
С
той же целью все большее внимание
сейчас уделяется возрождению традиционных
методов разрешения конфликтов между
правонарушителем и потерпевшим
при обеспечении соблюдения принципов
правосудия в отношении несовершеннолетних.
Например, на Филиппинах существует система
посредничества, направленная на дружественное
урегулирование конфликта путем максимального
использования системы отправления правосудия
в деревенской общине. Социальный работник
выступает в качестве посредника от имени
несовершеннолетнего правонарушителя,
который может быть передан на поруки
родителям или ответственному члену общины
под надзором Департамента социального
обеспечения и развития. Система социального
обеспечения широко задействована и в
странах Латинской Америки.
Разумеется, не следует считать, что использование
традиционных обычаев автоматически гарантирует
позитивные результаты. Эти обычаи отнюдь
не всегда соответствуют букве и духу
"Конвенции", что видно на примере
особенно тревожного сообщения из Бангладеш,
где в мае 1994 г. деревенский совет (салиш)
приговорил 13-летнюю девочку к публичному
нанесению 101 удара плетью за то, что ее
изнасиловали.
В руководящих принципах подчёркивается
важность принципа не дискриминации, включая
учёт особенностей полов; защиты наилучших
интересов ребёнка; права на жизнь, выживание
и здоровое развитие; а также обязанности
государств уважать взгляды ребёнка. В
Руководящих принципах указывается также
на необходимость развития партнёрских
отношении между правительствами, органами
системы Организации Объединенных Наций,
неправительственными организациями,
профессиональными объединениями, средствами
массовой информации, академическими
учреждениями, детьми и другими членами
гражданского общества.
2.
История становления
ювенальной юстиции
Знание
истории предмета исследования дает
в руки ключ к раскрытию его
сущности и перспектив развития. Это
особенно актуально для ювенальной
юстиции. Без знания ее истории очень
трудно почувствовать ее специфику:
почему ювенальной юстиции не было и почему
она возникла? Почему ювенальная юстиция
отклоняется от общих процессуальных
канонов и несмотря на это считается эффективной?
Почему, наконец, именно ювенальную юстицию
считают прообразом правосудия будущего?
Историческое прошлое несовершеннолетних
правонарушителей можно назвать жестоким
и несправедливым. Такая оценка касается
нескольких эпох жизни человека - от античного
мира и средневековья до середины 19 века.
Жестокость суда к несовершеннолетним
проявлялась в том, что они, если совершали
противоправные поступки, в своем правовом
положении приравнивались к взрослым
преступникам. Современный юрист поймет,
что одинаковое наказание 9-летнему ребенку
и взрослому бьет сильнее ребенка. И все
же нельзя утверждать категорически и
однозначно, что римское право, более поздние
правовые акты средневековья и тем более
законодательство 18-19 вв. вообще не оставило
нам никаких юридических свидетельств
того, что существовали попытки оградить
несовершеннолетних от жестокой кары
за совершенное деяние. Чтобы убедиться
в обратном, необходимо вспомнить некоторые
положения римского права. Начнем с норм
гражданского права. Это обусловлено тем,
что судебная защита несовершеннолетних
исторически возникла в гражданском, а
не в уголовном праве.
В Дигестах императора Юстиниана (4 в.н.э.)
в книге четверной, есть титул 4, озаглавленный
"О лицах, недостигших 25 лет". В п.1
титула приводится высказывание Доминиция
Ульпиана, римского юриста, префекта претория:
"Следуя естественной справедливости,
претор установил этот эдикт, путем которого
предоставил защиту юным, так как всем
известно, что у лиц этого возраста рассудительность
является шаткой и непрочной и подвержена
возможностям многих обманов этим эдиктом
претор обещал помощь и защиту против
обмана…". Далее идет по тексту эдикта,
из которого ясно, что защиту лиц в возрасте
до 25 лет осуществляют их попечители и
речь главным образом идет о сделках с
имуществом. В титуле 4 есть еще несколько
пунктов, где подробно рассматриваются
разные случаи совершения этими лицами
сделок и указывается, когда им должна
быть оказана защита, а когда - нет. Упоминаются
и правонарушения. Пожалуй, ближе к современному
пониманию будет высказывание того же
Ульпиана, где он отвечает на вопрос, нужно
ли оказывать помощь малолетнему, если
он умышленно совершил правонарушение.
"И нужно признать, - отвечает Ульпиан,
- что при правонарушениях не следует приходить
несовершеннолетним на помощь и таковая
не оказывается. Ибо если он умышленно
совершил воровство или противоправно
причинил ущерб, помощь не оказывается".
Римское право оставило нам еще одно свидетельство
защиты детей государством - это доктрина
государства-отца (parens patriae). Государство
объявляется высшим опекуном ребенка.
В истории ювенальной юстиции она констатировалась
(декларировалась) не один раз.
Если
говорить о том, что нам оставил
античный мир и средневековье
о преступлениях несовершеннолетних
и об их ответственности за это
перед судом, то в законах речь
шла только о наказаниях детей и подростков.
В
законах 12 таблиц был впервые сформирован
принцип прощения наказания. Он относился
главным образом к несовершеннолетним
и в некоторых последующих
работах, трактовавших содержание упомянутого
закона, формулировался как прощение,
оправданное несовершеннолетием.
В законах 12 таблиц речь шла о неназначении
наказания при наличии следующих двух
условий:
-
когда совершивший преступление не понимал
характера преступного акта;
-
когда сам преступный акт не был доведен
до конца.
Этот принцип в течение длительного времени
был распространен в странах, воспринявших
римское право.
Жестокость, игнорирование детства как
естественного состояния человеческой
личности более всего характерно для средневековых
правовых актов. Известные швейцарские
исследователи преступности несовершеннолетних
Морис и Энрике Вейяр-Цибульские по результатам
своих многолетних исследований истории
борьбы с преступностью несовершеннолетних
свидетельствуют, что частым было применение
смертной казни к детям младшего возраста.
К ним применялись все виды и иных наказаний,
которые применялись к взрослым преступникам.
И хотя во многих законодательных актах
того времени ("Швабское зеркало"
- сборник германских законов 12 века; "Каролина"
- уголовно-судебное уложение короля Карла
5, 16 век) нашло отражение упомянутого прощения
наказания, в самих законах были оговорки,
позволяющие этот принцип обойти.
Дальнейшее развитие уголовного права
и правосудия давало все больше отклонений
от принципа прощения наказания, когда
речь шла о несовершеннолетних. Это было
отражением мрачной эпохи средневекового
правосудия. Дальнейшее развитие восстановительного
правосудия (ювенальной юстиции) прочно
связано с 19 веком, а точнее с его второй
половиной, которая ознаменовала собой
постепенное, но неукоснительное изменение
указанного традиционного отношения к
несовершеннолетним правонарушителям.
Поворот правосудия не был случайным,
его готовила сама история ювенальной
юстиции. Но необходим был особый импульс,
чтобы стало ясно, что без специального
правосудия для несовершеннолетних борьба
с детской и юношеской преступностью обречена
на неуспех.
Импульс возник
в виде небывалого роста преступности
несовершеннолетних в самом конце
19 века. Достижения технического прогресса
породили определенные новшества в
экономической сфере, изменившие привычные
условия жизни общества. Европа конца
19-начала 20 вв. была буквально наводнена
толпами юных бродяг и правонарушителей.
Существующие в то время средства борьбы
с преступностью можно оценить как неэффективные,
а применительно к несовершеннолетним
- как провоцирующие новые преступления.
2 июля 1899 г. в Чикаго (штат Иллинойс) на
основании "Закона о детях покинутых,
беспризорных и преступных и о присмотре
за ними" был утвержден первый в мире
суд по делам несовершеннолетних. Принятие
Закона и создание ювенального суда было
инициировано женщинами-реформаторами
Люси Флауер из Чикагского женского клуба,
Джулией Латроп из общественной организации
"Халл Хауз", обществом патроната
( Visitation and Aid Society). Необходимо отметить,
что название Закона точно отражает переворот
в понимании проблем преступности несовершеннолетних,
который произошел в конце 19 века.
Создание чикагского суда по делам несовершеннолетних
было своеобразной сенсацией начала 20
века, но сразу обнаружило неодинаковый
подход в разных странах к виду указанной
юрисдикции.
Особый интерес представляет национальный
опыт стран, где суды по делам несовершеннолетних
начали эффективно функционировать: США,
Англия, Франция, Германия и Россия.
Первый суд по делам несовершеннолетних
в России был открыт в г. Санкт-Петербурге
22 января 1910 года. Дальнейшее распространение
новой судебной системы было очень быстрым.
В 1917 году такие суды действовали в Москве,
Харькове, Киеве, Одессе, Либаве, Риге,
Томске, Саратове.
По мнению известного исследователя в
области ювенальной юстиции, научного
сотрудника Института государства и права
РАН Эвелины Мельниковой "российская
модель ювенальной юстиции была очень
удачной. До 70 % несовершеннолетних правонарушителей
"детские суды" отправляли не в тюрьмы,
а под надзор попечителей, наблюдавших
за их поведением. Да и сам суд рассматривался
как орган социального попечения о несовершеннолетних".
В России функции судьи по делам несовершеннолетних
осуществлял специальный мировой судья.
К его компетенции относились дела о преступлениях
несовершеннолетних, а также взрослых
подстрекателей подростков. Вопросы гражданского
и опекунского производства не относились
к юрисдикции "детского суда". Судья
этого суда осуществлял надзор за работой
учреждений, принимающих на себя заботу
о малолетних преступниках. Именно поэтому
российские юристы рассматривали суд
для несовершеннолетних как "орган
государственного попечения о несовершеннолетнем,
действующий в судебном порядке". Позднее,
в 1913г., в компетенцию "детского суда"
были включены дела о беспризорных несовершеннолетних
в возрасте до 17 лет. Это сразу расширило
сферу его гражданского и опекунского
судопроизводства.
Необходимо также проанализировать длительный
послереволюционный период российской
ювенальной юстиции (1917-1959гг.). Это позволит
понять характер действующего правосудия
по делам несовершеннолетних.
Декрет от 17 января 1918г. "О комиссиях
о несовершеннолетних" внес существенные
изменения в российское правосудие по
делам несовершеннолетних: отменил тюремное
заключение и суды для них. Для тех лет
непривычной была ведомственная принадлежность
созданных комиссий по делам несовершеннолетних,
они находились в ведении Наркомата общественного
призрения. Комиссии включали представителей
трех ведомств: общественного призрения,
просвещения и юстиции. Обязательным членом
комиссии был врач. В компетенцию комиссий
входило освобождение несовершеннолетних
от ответственности или направление их
в одно из "убежищ" Наркомата, сообразно
характеру содеянного.