Снятие корпоративной вуали в судебной и необоснованная налоговая выгода

Вторая группа доказательств — это доказательства, свидетельствующие о причинно-следственной связи между действиями контролирующих лиц / основных обществ и вредом, который был нанесен их обязательными указаниями компаниям-должникам. Установить только сам факт связи между должником и контролирующим лицом / основным обществом будет недостаточно. Для снятия корпоративной вуали нужно доказать, что действия (бездействие) именно этого лица, исполнение его указаний (для применения ст. 105 ГК РФ, к примеру) привели к негативным имущественным последствиям.

Третья группа доказательств — иные доказательства. К ней можно отнести обычные для спора о взыскании долгов или убытков доказательства, в частности относящиеся к сумме, подлежащей выплате, к распределению ответственности между всеми лицами, привлеченными к субсидиарной ответственности.

Доказательства, относящиеся к статусу должника и связанных с ним лиц

Отыскать их проще всего, если между должником и контролирующим лицом / основным обществом имеется прямая корпоративная связь (например, ответчик является руководителем компании-должника, членом ее совета директоров либо владеет значительным пакетом акций либо долей в силу прямого или опосредованного участия в юридическом лице — должнике).

Однако столь простая ситуация встречается редко. Даже когда удается идентифицировать какую-то долю участия ответчика в юридическом лице — должнике, возникает вопрос: какой пакет в каждом конкретном случае обеспечивает возможность давать обязательные указания или иным образом определять действия должника? Однозначного ответа на него нет. В каждом случае суд исследует все обстоятельства, выясняя, каково было реальное положение дел, насколько активно участвовал ответчик в делах должника, контролировал ли его текущую деятельность. Во внимание могут приниматься самые разные обстоятельства и документы — внутренние приказы должника (их содержание и оформление), оформление отношений с руководителем должника, текущая деловая переписка.

Например, ФАС Московского округа в постановлении от 18.02.2013 по делу № А40-64071/11-103-6Б установил, что ООО «МКБ Инвест», обладая долей участия в компании-должнике, равной 1%, не имело возможности давать ему обязательные указания. Насколько можно сказать по судебным актам, доказательств иного воздействия в деле не имелось.

В то же время ФАС Уральского округа в постановлении от 24.03.2005 № Ф09-2962/04-ГК пришел к иному выводу в отношении ООО «Мотовилихинский сантехнический завод», которому принадлежала доля участия, равная 22%. Суд указал следующее: «Из представленных в материалы дела документов видно, что директор ООО „Литейно-механический завод“ назначен на должность приказом по ООО „Мотовилихинский сантехнический завод“... По условиям своего трудового договора директор ООО „Литейно-механический завод“ обязан управлять обществом согласно планам, утвержденным ОАО „Мотовилихинские заводы", вопросы компетенции директора определяются, в частности, решениями общего собрания учредителей и Совета директоров ОАО „Мотовилихинские заводы", вознаграждение директору ООО „Литейно-механический завод" устанавливается решением директора ООО „Мотовилихинский сантехнический завод".

Из изложенного следует, что вся хозяйственная деятельность ООО „Литейно-механический завод" контролировалась ООО „Мотовилихинский сантехнический  завод"».

Приведенный фрагмент постановления показывает, что суд принял во внимание не количественный показатель — величину доли участия, а обстоятельства, свидетельствующие о реальном участии контролирующего лица в деятельности должника, и даже если пакет контролирующего лица был бы, к примеру, 5%, позиция суда вряд ли изменилась бы.

Таким образом, при доказывании наличия права давать обязательные указания или иной возможности влиять на другое юридическое лицо (статуса основного общества или контролирующего лица) важно не ограничиваться выявлением каких-то прямых и косвенных связей через прямое или косвенное владение друг другом вовлеченных лиц, а стараться представить любые доказательства, свидетельствующие о фактическом контроле над деятельностью компании-должника.

Еще одним примером применения критерия фактического контроля может стать постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 06.06.2012 по делу № А70-7811/2011. В рамках этого дела анализ судом фактического влияния вовлеченных лиц основывался на выявлении всех связей внутри группы, возникших в силу как прямого владения, так и акционерного соглашения, реальных служебных отношений с менеджерами.

В частности, суд указал: «Ответчики являются основными обществами по отношению к третьему лицу применительно к стратегическому партнерству. Компания „TNK BP Limited" осуществляет корпоративный контроль над обществом „ТНК BP Холдинг" через подконтрольные ей компании. Соглашение акционеров компании „TNK BP Limited" определяет порядок осуществления корпоративного контроля со стороны компании „TNK BP Limited" над группой „ТНК BP“, в том числе над обществом „ТНК BP Холдинг". Компания „BP Russian Investments Limited“ (акционер компании „TNK BP Limited") имеет возможность определять решения, принимаемые третьим лицом через директоров от „BP“... директора, назначаемые акционерами компании „TNK-BP Limited", не являются независимы ми директорами. Директора от „BP“ назначаются и отстраняются компанией „BP Russian Investment Limited", соответственно, их деятельность направлена на реализацию интересов компании.

В связи с этим обоснованным является довод заявителя жалобы, что директора, назначенные акционерами компании, действуют согласно указаниям этих акционеров. Это следует также из смысла соглашения акционеров компании».

Как видно из данного отрывка, суд учел все выявленные связи: и прямые корпоративные, основанные на акционерном соглашении, и возникающие в силу назначения на должность директора. Критерием оценки этих связей является фактическая, а не формальная возможность влияния на деятельность подконтрольного лица.

Следовательно, даже при формальной корпоративной независимости каких-либо лиц и при отсутствии явных сделок между ними, которые могли бы быть использованы для доказывания связи, можно попытаться доказать отношения подконтрольности и право (возможность) давать обязательные указания путем сбора доказательств, относящихся к фактическому влиянию одного лица на другое.

Доказательства, относящиеся к причинно-следственной связи между действиями (бездействием) или указаниями контролирующего лица / основного общества и вредом, нанесенным компании-должнику.

Если истцу удается доказать связь между должником и контролирующим лицом / основным обществом, ему приходится преодолеть еще одну преграду — доказать, что именно действия (бездействие) данного лица или его обязательные указания стали причиной причинения вреда имуществу должника. На уровне судебной практики была сформирована концепция добросовестности, которая предполагает оценку действий контролирующего лица путем сопоставления его с абстрактным «разумным коммерсантом», «хорошим директором». Получается, что главным критерием оценки разумности или неразумности указаний контролирующего лица является их коммерческая целесообразность, наличие разумной деловой цели и выгоды как потенциального результата.

Часто ответчик пытается ссылаться на отсутствие своей вины в причинении убытков, понимая вину как прямой умысел, т.е. заранее обдуманное намерение причинить должнику имущественный вред. Если бы суды принимали эту позицию, то доказывание для истца стало бы крайне сложным, так как неудачное финансовое решение контролирующего лица всегда можно было бы расценить как добросовестную ошибку. Однако в судебной практике можно найти иной подход.

В частности, Конституционный Суд РФ в Определении от 08.04.2010 № 453-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы компании „Ланкренан Инвестментс Лимитед“ на нарушение конституционных прав и свобод положениями пункта 3 статьи 6, пункта 1 статьи 71, пункта 2 статьи 84 Федерального закона „Об акционерных обществах“ и пункта 4 статьи 393 Гражданского кодекса Российской Федерации» указал: «В отношении ответственности основного общества за причиненные его действиями убытки действуют общие принципы ответственности, установленные Гражданским кодексом Российской Федерации как для граждан, так и для юридических лиц. В частности, согласно ст. 401 ГК РФ основанием ответственности является вина в любой форме (либо в форме умысла, либо в форме неосторожности); лицо признается невиновным, если оно при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась, приняло все меры для надлежащего исполнения обязательств (п. 1); доказывание же отсутствия вины в причинении убытков основным обществом дочернему возлагается указанной статьей ГК на ответчика (здесь и далее в цитатах выделено нами. — А.Г., Е.Т.).

При таких обстоятельствах разрешение вопроса об основаниях и условиях привлечения к ответственности основного общества требует исследования реального положения дел, исходя из фактической роли основного общества в возникновении убытков дочернего, в связи с чем объективно возрастает значение судебного контроля со стороны арбитражных судов, рассматривающих вопросы имущественной ответственности основного общества как с точки зрения наличия в его действиях необходимой степени заботливости и осмотрительности, так и риска, неоправданного по условиям оборота, наличия деловых просчетов при отчуждении имущества по существенно заниженной цене, при выборе контрагента и (или) при подготовке условий сделки».

В приведенной выше позиции КС РФ отражены сразу несколько важных принципов, которые могут облегчить истцам доказывание по делам, требующим снятия корпоративной вуали.

1. Принцип приоритета сути правоотношений над их формой. Во внимание принимаются не формальные признаки контроля, а реальная роль контролирующего лица / основного общества в деятельности должника. 
2. Концепция добросовестности (правило «разумного коммерсанта»). При оценке действий контролирующего лица / основного общества проверяется, насколько они коммерчески разумны. Грубые просчеты, сделки без выраженной деловой цели или заведомо убыточные расцениваются как основания для привлечения к ответственности и снятия корпоративной вуали.
3. Бремя доказывания добросовестности и осмотрительности своих действий по отношению к должнику лежит на ответчике — контролирующем лице / основном обществе.

Распределение бремени доказывания

Наиболее типичной стратегией ответчика в спорах о субсидиарной ответственности является стратегия молчания, непредставления истцу каких-либо сведений и доказательств, относящихся к хозяйственной деятельности ответчика или должника. Расчет простой — у истца нет самостоятельной возможности получить доступ к документам ответчика, следовательно, доказать основные обстоятельства (право на обязательные указания и причинно-следственную связь этих указаний с убытками должника) он не сможет и проиграет.

Часто эта тактика срабатывала и оказывалась эффективной. В то же время в судебной практике сформировались две тенденции. Согласно одной из них если существенные для дела обстоятельства не установлены (неважно, по чьей вине), то оснований для удовлетворения иска нет; вторая рассматривает пассивную позицию при представлении доказательств в качестве согласия ответчика с позицией истца, перекладывая тем самым бремя доказывания на ответчика — контролирующее лицо. Приведем примеры судебных дел для каждой из отмеченных тенденций.

Первая тенденция. «Для привлечения лица к субсидиарной ответственности необходимо установить наличие у него права давать обязательные указания. наличие причинной связи, а также вину лица в наступлении банкротства» (постановление ФАС Поволжского округа от 17.10.2012 по делу № А65-3524/2009).

Вторая тенденция. «Причинение контролирующим лицом вреда кредиторам презюмируется, доказывать вину контролирующего лица взыскателям не требуется, а бремя доказывания отсутствия вины и добросовестности своих действий возлагается именно на контролирующее лицо» (постановление ФАС Московского округа от 18.02.2013 по делу № А40-64071/11-103-6Б).

Полагаем, что правильный подход все же в соблюдении баланса интересов сторон и в распределении бремени доказывания в равной степени между истцом и ответчиком. В то же время при явной пассивности ответчика и политике намеренного сокрытия доказательств такие действия должны расцениваться судом как обстоятельство, свидетельствующее о недобросовестности ответчика, которое может быть истолковано в пользу позиции истца при условии, что истец обосновал свои доводы всеми доступными ему достоверными доказательствами. Насколько полными и убедительными они должны быть, если ответчик придерживается тактики молчания, — вопрос, на который пока нет четкого ответа. Представляется, что в такой ситуации у истца все же должны быть некоторые преимущества, если он представил доказательства настолько полно, насколько было в его силах.

Интересным с точки зрения формирования судебной позиции по отношению к бремени доказывания в делах, связанных со снятием корпоративной вуали, стало Постановление Президиума ВАС РФ от 06.03.2012 № 12505/11): «Нежелание представить доказательства должно квалифицироваться исключительно как отказ от опровержения того факта, на наличие которого аргументированно со ссылкой на конкретные документы указывает процессуальный оппонент. Участвующее в деле лицо, не совершившее процессуальное действие, несет риск последствий такого своего поведения».

Таким образом, ВАС РФ согласился, что пассивность ответчика должна рассматриваться как признание истцом позиции истца, но лишь при условии, что позиция истца аргументированна.

Последние изменения законодательства также свидетельствуют о том, что законодатель стремится сделать стратегию молчания невыгодной для ответчика. Для этого он вводит в законодательство нормы, устанавливающие презумпцию в пользу истца (кредитора), а также разумные пределы доказывания для истца.

В частности, стоит обратить внимание на появление в ст. 10 Закона о банкротстве следующей презумпции, которой не было в ранее действовавшей редакции: «Пока не доказано иное, предполагается, что должник признан несостоятельным (банкротом) вследствие действий и (или) бездействия контролирующих должника лиц при наличии одного из следующих обстоятельств: