Политический портрет Й. Фишера

Политический  портрет Й. Фишера 

  «Не каждый министр иностранных дел

      бил в молодости  полицейских»

    Сегодня в Германии, пожалуй, не найти другого государственного деятеля со столь пестрой, богатой и авантюрной биографией, как у Йошки Фишера. В юности это был в буквальном смысле слова блудный сын, бежавший из родительского дома, бросивший гимназию бродяга, ночевавший зимой на решетках парижского метро. Потом увлекся "революционной борьбой", предводительствовал в крупной левацкой тусовке Франкфурта-на-Майне, сражался с полицией, сиживал, правда, очень коротко, за решеткой, проживал в студенческой "коммуне". Конечно же, перепробовал немало профессий, работал почтальоном, таксистом, фотографом, художником и т.п. Примкнув наконец к "зеленым", превратился в их лидера, а заодно добропорядочного законопослушного демократа, сделал умопомрачительную политическую карьеру, приведшую его в высшие сферы власти и дипломатии.

    Йошка Фишер буквально во всем, как говорится, "self-made man" - сам себя сделал. Не закончив ни одного ни среднего, ни высшего учебного заведения, он, самоучка и книгочей, общепризнанно относится к разряду наиболее образованных и эрудированных германских политиков нового поколения. Былой уличный горлопан вырос в изощренного парламентского полемиста, от острого языка которого доставалось многим. Впрочем, "острый" - это еще мягко сказано. Он мог бросить: "Господин председатель, вы, если позволите сказать, - дерьмо!" Или обозвать с трибуны канцлера Коля "тремя центнерами прошлого, овеществленного в мясе". Или съязвить в адрес своего предшественника: "Если бы Кинкель был акцией, я бы ее сегодня же продал".

    Фишер менял свою внешность, то превращаясь  из толстяка в аскета, изнуряющего  себя диетой и джоггингом, то облачаясь, как ныне, в дорогой элегантный костюм-тройку вместо былых куртки, шлема и маски мятежного немецкого драчуна с полицией. Пестра его личная жизнь, насчитывающая четыре официальные женитьбы. Но, вероятно, еще чаще менялись его политические взгляды и предпочтения.

    Постоянным  оставалось, однако, честолюбие. Он никогда не забывал о паблисити, весьма изобретательно стремясь обратить на себя внимание, блеснуть, выделиться "из массы". Всеобщую известность Фишер впервые обрел, вступая на свой первый министерский пост в земельном правительстве Гессена. Но не программной речью, а тем, что явился на церемонию присяги в джинсах и белых кроссовках. Шокирующая фотография нарушителя буржуазного этикета обошла все экраны и газеты. Он может лететь в Нью-Йорк для участия в традиционном марафоне, зная, что его спортивный подвиг не преминут восславить все телеканалы и газеты. Да и на днях он сумел превратить свой допрос в качестве свидетеля во франкфуртском суде (в который, кстати, мог бы по праву министра лично не являться) в двухчасовое шоу для прессы, завершив его демонстративным рукопожатием с подсудимым - Хансом-Йоахимом Кляйном, своим былым сподвижником по анархо-синдикалистской группе "Революционная борьба", обвиняемым в причастности к терроризму.

    До  недавних пор кривая карьеры Йошки  Фишера, правда, не без сбоев и зигзагов, устремлялась только вверх. Осуществилась его главная политическая мечта. Много лет он сидел в депутатском партере бундестага на жесткой, как гласит немецкий газетный штамп, скамье оппозиции (хотя это вполне мягкие кресла), видя перед собой недосягаемую правительственную трибуну. А теперь, соседствуя с федеральным канцлером, сам поглядывает в рейхстаге из ее первого ряда на синий амфитеатр парламентского зала. Возглавляя уже более двух лет германский МИД, он легко вписался в международное дипломатическое сообщество, стал в нем "своим" и до сих пор испытывает нечто вроде эйфории, говоря, что должность министра иностранных дел - это такая задача, которая "захватывает и воодушевляет".

    Но  нет ничего капризней Фортуны. Классический пример - судьба "отца немецкого единства" Гельмута Коля. Раскрылась его причастность к давним незаконным финансовым махинациям, и он был низвергнут с, казалось бы, несокрушимого пьедестала почета и преклонения. Отметив минувшей осенью половину срока своего пребывания во главе германской дипломатии, нежданно-негаданно столкнулся с неприятностями и Йошка Фишер. К финансам он отношения никогда не имел, и по этой линии ему ничего не грозит. Но, словно некий бумеранг, вновь всплыло его "революционное прошлое". В принципе оно давно известно. И столь же давно по мере продвижения его "зеленой" политической карьеры часть былых полицейских досье на Фишера была уничтожена, а другая списана в архивы. Об этом былом дум уже не было. Оно прилежно списывалось на грехи молодости заблудшего юноши, искупленные дальнейшим примерным поведением.

    Кажется, канцлер Герхард Шредер поделился  однажды впечатлением о своей  должности примерно так: то и дело жди, как бы где-то что-то не взорвалось. Сейчас "взорвалось" под его  заместителем и министром иностранных дел. Противники "красно-зеленой" коалиции и близкие им СМИ затеяли с нового года большую шумиху, раскапывая все новые детали жизни и деятельности Фишера конца 60-х - начала 70-х годов. Наиболее радикальные лица в рядах христианских и свободных демократов заговорили даже о необходимости отставки главы германской дипломатии как политика, чье "ориентированное на насилие прошлое" якобы лишает его морального права представлять страну во внешнем мире. Оппозиция явно возмечтала создать вместо "дела Коля" некое "дело Фишера".

    КАК ЭТО БЫЛО

    Основным  поводом для этой кампании послужил процесс над упомянутым Хансом-Йоахимом Кляйном. Он начался во Франкфурте-на-Майне 17 октября прошлого года. По странному  совпадению в тот же день в город  приехал Йошка Фишер. Ему предстояло торжественно открыть там очередную, 52-ю, книжную ярмарку. О явке в судебное заседание пока не было и речи, но приглашение вскоре поступило.

    Кляйн непосредственно участвовал в крупной  и кровавой террористической операции, да еще под командой Ильича Рамиреса Санчеса - одного из самых "крутых" международных террористов по кличке Шакал (сейчас он сидит пожизненно во французской тюрьме). В декабре 1975 года эта бандитская группа напала в Вене на министров нефтедобывающих стран, съехавшихся на конференцию ОПЕК. Террористы убили трех человек, захватили десятки заложников. После этого Кляйн целых 20 лет скрывался в Италии, Франции и других странах, но все-таки попал в руки правосудия. И теперь на судебном процессе вновь детально раскручивается эта трагическая венская история. А параллельно расписывается все то, что ей предшествовало в деятельности и связях Кляйна - и вся та левацко-анархистская среда, в которой он формировался, в том числе во Франкфурте-на-Майне.

    Суд просто не мог отказать себе в удовольствии привлечь такого свидетеля, как Фишер. Во-первых, министр не отрицал и не отрицает, что в мятежные 70-е годы общался с Кляйном, пока тот не исчез в террористическом подполье. Во-вторых, общеизвестно, что Фишер был тогда одним из заводил франкфуртской "сцены", как немцы обозначают в совокупности разнообразные левацкие группировки. В-третьих, это был неплохой пиар для самих судей. Участие государственного деятеля в даче свидетельских показаний, да еще на процессе о терроризме, неизбежно превращалось в политическое событие, способное привлечь всеобщее внимание. На этом фоне само дело Кляйна как-то отступало на второй план.

    Масла в огонь назревавшего скандала вокруг фигуры Фишера подлила неожиданная  публикация журнала "Штерн". Незадолго  до его явки в суд, назначенной на 16 января, это массовое издание предложило серию фотографий, на которых можно хорошо разглядеть, как в 1973 году будущий вице-канцлер и глава дипломатического ведомства объединенной Германии участвует в избиении полицейского на одной из улиц Франкфурта-на-Майне. Причем в этом "уличном бою" Фишер оказался запечатлен в компании с тем же Кляйном. Подал голос из французской тюрьмы и Шакал. В интервью британской газете супертеррорист утверждал, будто в доме Фишера хранилось оружие, которое позже использовалось в Вене. Появились и наветы некоторых былых сотоварищей по "революционному прошлому" во Франкфурте-на-Майне.

    У высокопоставленного свидетеля  Йозефа Мартина Фишера, как он согласно паспорту был представлен 16 января в судебном заседании, многое связано с этим городом, но родом он не оттуда и его мятежная молодость начиналась не там. Он появился на свет 12 апреля 1948 года в городке Гераброн. Детство и юность прошли в глубокой вюртембергской провинции, в строго религиозной католической семье, в связи с чем Йошка Фишер не без самоиронии говорит, что по своему домашнему воспитанию он больше подошел бы не левацкой "сцене", а молодежной организации ХДС "Юнге унион". Его отец, в прошлом богатый мясник из числа немецкого меньшинства в Венгрии, и мать оказались в числе вынужденных послевоенных переселенцев назад, на историческую родину. В Германии семье пришлось испытать нужду.

    С властью Йошка Фишер столкнулся впервые еще в Штутгарте, участвуя в молодежном протесте против американской войны во Вьетнаме. Демонстрация в центре столицы Баден-Вюртемберга была несанкционированной, но абсолютно мирной. Тем не менее полицейские обрушились на молодежь с дубинками. Досталось Йошке и его первой жене Эдельтраут, девичья фамилия которой была тоже Фишер. Во время слушания их дела Йошка устроил в суде громкий скандал, получив по основному обвинению шесть недель тюрьмы, а за нарушение порядка заседания еще шесть дней. Но, как нередко и в других катавасиях, ему крепко повезло. Отсидеть довелось только за неподчинение суду, а главный срок попал под амнистию.

    В те годы, в конце 60-х, Западную Германию буквально захлестнуло студенческое и молодежное движение преимущественно  левого и антивоенного толка. В этой среде носились идеи внепарламентской оппозиции, борьбы с реакционным государством. Всеобщее возмущение вызвало убийство полицией западноберлинского студента Бенно Онезорга. В той возбужденной атмосфере Йошка Фишер и сделал для себя твердый выбор, решив стать "профессиональным революционером".

    Переселившись во Франкфурт-на-Майне, он с головой  окунулся в тамошнюю разношерстную  левацкую тусовку. Подружился с Даниэлем Кон-Бендитом, высланным из Франции, где он был одним из вожаков  на баррикадах нашумевшей майской студенческой "революции" 1968 года. В конце 1969 года Фишер примкнул к "Производственной группе", которая позже стала именоваться "Революционной борьбой" (РБ). Ее члены вознамерились поднять по Марксу рабочий класс на решительные действия. Чтобы развернуть соответствующую агитацию, Фишер и несколько его соратников поступили на автозавод фирмы "Опель" близ Франкфурта. Но поддержки не встретили. Более того, как только "революционеры" открыто призвали рабочий коллектив к забастовке, их тут же выдворили с предприятия.

    Тогда главное внимание было перенесено на акции захвата и удержания предназначенных на слом домов, выдававшиеся за борьбу против несправедливости и спекулянтов недвижимостью. Едва ли не самоцелью стали стычки с полицией. Это выдавалось за борьбу против "практики капитала" и "реакционного насилия" системы, как тогда выражался Фишер. Отборные члены РБ, входившие в некий отряд, устраивали за городом секретные тренировки по "отражению полиции". Главным средством для этого, естественно, служил булыжник как оружие пролетариата. Но в городской практике порой использовались и бутылки с зажигательной смесью - небезызвестный "коктейль Молотова", ласково прозванный на местном "революционном жаргоне" во Франкфурте "моллис".

    ЕСЛИ  ВЗОРВЕТСЯ "МОЛЛИС"

    В принципе, по крайней мере раньше, в  глазах немецкого обывателя выглядело недопустимым поднять руку на человека в полицейской форме, олицетворяющего закон и порядок. Служба эта считается и ныне ответственной, почетной, и многие мальчишки, а ныне, в эпоху продвинутого равноправия, и девчонки мечтают о таком будущем. Но времена меняются, немцы тоже, и пролежавшие в архиве более четверти века документальные фотографии уличной схватки Фишера с полицейским вахмистром, который по иронии судьбы носил фамилию Маркс, вопреки надеждам оппозиции уже нисколько не грозили его положению. Тем не менее он смиренно приносил публичные извинения полицейским. "Мы считали себя тогда революционерами", - оправдывался он.

    В суде он выражал сожаление, что не заметил вовремя и не помог  предотвратить сползание "малыша Кляйна" в терроризм, а о его участии в нападении на штаб-квартиру ОПЕК узнал только из газет и ужаснулся. Но прежде всего категорически отрицал предположения, что в доме, где он жил, хранилось оружие, скрывались террористы РАФ, а сам он лично призывал использовать "моллис". "Да, - каялся министр в суде и бундестаге, - я был агрессивен. Я швырял камни. Я был замешан в драках с полицией. Это я говорю не в первый раз и признаю свою ответственность" за то, что "творил тогда несправедливость". Но что касается подстрекательства насчет "моллис" - никогда, ибо это, заверяет он, "не соответствовало моей позиции и убеждениям"!

    Между тем именно в этом вопросе таится главная опасность для Фишера. Дело в том, что 10 мая 1976 года во время  массовых беспорядков во Франкфурте бутылкой с зажигательной смесью была подожжена полицейская автомашина, в которой опасно пострадал полицайобермайстер Юрген Вебер. Юридически это квалифицируется как покушение на убийство. Через несколько дней, 14 мая, Фишер был арестован, но вскоре выпущен без предъявления какого-либо обвинения, хотя его потрет был опубликован в городской газете в числе четырех других подозреваемых в причастности к упомянутому случаю. Совершенно точно известно, что к брошенному "моллису" Фишер никакого отношения не имел. Но если бы, скажем, сейчас подтвердилось, что на собрании, предшествовавшем демонстрации, он в качестве одного из авторитетов левацкой тусовки согласился с применением этого оружия, то ему и спустя десятилетия могли бы приписать содействие покушению на представителя власти. Тогда, признал министр в интервью "Шпигелю", "через 25 лет мне попытались бы нанести политический ущерб обвинениями, против которых мне было бы трудно обороняться".