В другом случае
этот же закон понимается как утверждение
об устройстве самого мира: не может
быть так, чтобы что-то одновременно
существовало и не существовало.
В третьем случае
этот закон звучит уже как истина психологии,
касающаяся своеобразия нашего мышления:
не удается так размышлять о какой-то вещи,
чтобы она оказывалась такой и вместе
с тем не такой.
Нередко полагают,
что эти три варианта различаются
между собой только формулировками.
На самом деле это совершенно не
так. Устройство мира и своеобразие
человеческого мышления — темы эмпирического,
опытного исследования. Получаемые с
его помощью, положения являются
эмпирическими истинами. Принципы же
логики совершенно иначе связаны
с опытом и представляют собой
не эмпирические, а логически необходимые
истины. В дальнейшем, когда речь
пойдет об общей природе логических
законов и логической необходимости,
недопустимость подобного смешения
логики, психологии и теории бытия
станет яснее.
Аристотель
сомневался в приложимости закона исключенного
третьего к высказываниям о будущих
событиях. В настоящий момент наступление
некоторых из них еще не предопределено.
Нет причины ни для того, чтобы
они произошли, ни для того, чтобы
они не случились. «Через сто лет
в этот же день будет идти дождь»,
— это высказывание сейчас скорее
всего ни истинно, ни ложно. Таким
же является его отрицание. Ведь сейчас
нет причины ни для того, чтобы
через сто лет пошел дождь,
ни для того, чтобы его через
сто лет не было. Но закон исключенного
третьего утверждает, что или само
высказывание, или его отрицание
истинно. Значит, заключает Аристотель,
хотя и без особой уверенности, данный
закон следует ограничить одними
высказываниями о прошлом и настоящем
и не прилагать его к высказываниям
о будущем.
Гораздо позднее,
уже в нашем веке, рассуждения
Аристотеля о законе исключенного третьего
натолкнули на мысль о возможности
принципиально нового направления
в логике. Но об этом поговорим позже.
В XIX в. Гегель
весьма иронично отзывался о законе противоречия
и законе исключенного третьего.
Последний
он представлял, в частности, в такой форме:
«Дух является зеленым или не является
зеленым», и задавал «каверзный» вопрос:
какое из этих двух утверждений истинно?
Ответ на этот
вопрос не представляет, однако, труда.
Ни одно из двух утверждений: «Дух зеленый»
и «Дух не зеленый» не является истинным,
поскольку оба они бессмысленные.
Закон исключенного третьего приложим
только к осмысленным высказываниям.
Только они могут быть истинными
или ложными. Бессмысленное же не
истинно и не ложно.
Гегелевская
критика логических законов опиралась,
как это нередко бывает, на придание
им того смысла, которого у них нет,
и приписывание им тех функций, к
которым они не имеют отношения.
Случай с критикой закона исключенного
третьего — один из примеров такого
подхода.
Сделанные
вскользь, разрозненные и недостаточно
компетентные критические замечания
Гегеля в адрес формальной логики
получили, к сожалению, широкое хождение.
В логике в конце XIX — начале XX
вв. произошла научная революция,
в корне изменившая лицо этой науки.
Но даже огромные успехи, достигнутые
логикой, не смогли окончательно искоренить
тех ошибочных представлений
о ней, у истоков которых стоял
Гегель. Не случайно немецкий историк
логики X. Шольц писал, что гегелевская
критика формальной логики была злом настолько
большим, что его и сейчас трудно переоценить.
Критика
закона Брауэром
Резкой, но
хорошо обоснованной критике подверг
закон исключенного третьего голландский
математик Л. Брауэр. В начале этого
века он опубликовал три статьи,
в которых выразил сомнение в
неограниченной приложимости законов
логики и прежде всего закона исключенного
третьего. Первая из этих статей не превышала
трех страниц, вторая — четырех, а
вместе они не занимали и семнадцати
страниц. Но впечатление, произведенное
ими, было чрезвычайно сильным. Брауэр
был убежден, что логические законы
не являются абсолютными истинами,
не зависящими от того, к чему они
прилагаются. Возражая против закона исключенного
третьего, он настаивал на том, что
между утверждением и его отрицанием
имеется еще третья возможность,
которую нельзя исключить. Она обнаруживает
себя при рассуждениях о бесконечных
множествах объектов.
Допустим, что
утверждается существование объекта
с определенным свойством. Если множество,
в которое входит этот объект, конечно,
то можно перебрать все объекты.
Это позволит выяснить, какое из
следующих двух утверждений истинно:
«В данном множестве есть объект с
указанным свойством» или же: «В
этом множестве нет такого объекта».
Закон исключенного третьего здесь
справедлив.
Но когда
множество бесконечно, то объекты
его невозможно перебрать. Если в
процессе перебора будет найден объект
с требуемым свойством, первое из
указанных утверждений подтвердится.
Но если найти этот объект не удастся,
ни о первом, ни о втором из утверждений
нельзя ничего сказать, поскольку перебор
не проведен до конца. Закон исключенного
третьего здесь не действует: ни утверждение
о существовании объекта с
заданным свойством, ни отрицание этого
утверждения не являются истинными.
Ограничение
Брауэром сферы действия этого закона
существенно сужало круг тех способов
рассуждения, которые применимы
в математике. Это сразу же вызвало
резкую оппозицию многих математиков,
особенно старшего поколения. «Изъять
из математики принцип исключенного
третьего, — писал немецкий математик
Д. Гильберт, — все равно что...
запретить боксеру пользоваться
кулаками».
Критика Брауэром
закона исключенного третьего привела
к созданию нового направления в
логике — интуиционистской логики.
В последней не принимается этот
закон и отбрасываются все
те способы рассуждения, которые
с ним связаны. Среди них —
доказательства путем приведения к
противоречию, или абсурду.
Интересно
отметить, что еще до Брауэра сомнения
в универсальной приложимости закона
исключенного третьего высказывал русский
философ и логик Н.А. Васильев.
Он ставил своей задачей построение
такой системы логики, в которой
была бы ограничена не только сфера
действия этого закона, но и закона
противоречия. По мысли Васильева, логика,
ограниченная подобным образом, не способна
действовать в мире обычных вещей,
но она необходима для более глубокого
дони-мания логического учения Аристотеля.
Современники
не смогли в должной мере оценить казавшиеся
им парадоксальными идеи Васильева. К
тому же сам он склонен был обосновывать
свои взгляды с помощью аргументов, не
имеющих прямого отношения к логике и.правилам
логической техники, а иногда и просто
путано. Тем не менее, оглядываясь назад,
можно сказать, что он оказался одним из
предшественников интуиционистской логики.
Список
литературы
Войшвилло
Е.К., Дегтярев М.Г. Логика с элементами
эпистемологии и научной методологии.
Учебник.-М.:Интерпракс. 1994.-448 с.
Казаков А.Н..,
Якушев А.О. Логика-I. Парадоксология: пособие
для учащихся старших классов лицеев,
колледжей и гимназий.-М.:АО «Аспект Пресс».1994.-256
с.
Классическая
логика: учебное пособие.-М.Гуманитарный
издательский центр ВКумпф Ф., Оруджев
З. Диалектическая логика: основные принципы
и проблемы.-М.: Политиздат. 1979.-286 с.
Логика: пособие
для учащихся.-М.:Просвещение.1996.-206 с.ЛАДОС.1996.-192
с.