Воронежская ласточка

  Когда девочке  было 6 лет, её мать Дарья Ивановна, родив третьего по счёту ребёнка Дмитрия, умерла от чахотки» Додо – так  она называла себя в детстве по воспоминаниям брата О. П. Сушкова – росла  без матери и почти без отца, находившегося в постоянных разъездах по делам службы. Воспитание девочки, хоть и стоило ее отцу много денег, было очень безалаберно, так как в сущности, никто не наблюдал за ним. По счастью, она была одарена природой острым, живым умом, хорошей памятью и таким воображение; благодаря которым она сама себя воспитала. Из учителей её стоит упомянуть о Гаврилове и Раиче, развивших в ней врождённую любовь к поэзии вообще и к отечественной в особенности. Не будь их, русская словесность считала бы, может быть, в среде с одним дарованием меньше, так как в доме Дашковых занятие литературой считалось делом неприличным.

   Поэтическое  дарование Додо, проявившееся в  детстве, очевидно перешло к  девочке по наследству от Сушковых. Бабушка - Мария Васильевна, урождённая  Храповицкая, поэтесса и переводчица,  отец, дядя и брат Дмитрий имели пристрастие к сочинительству.

         «Возмущённая при мысли, что  девушка аристократического круга  могла, посвящать свой досуг  недостойному занятию, госпожа  Пашкова, взяв икону, хотела  заставить свою внучку дать  торжественный обет, что та никогда не станет писать стихов. Моя мать избавилась от клятвы, обещав ничего не печатать до своего замужества».  /Л. Ростопчина «Семейная хроника»/

          В обстановке игры в карты,  модничания, визитов, обедов, пудры  и сплетен бабушки, теток и  их визитерш росла маленькая своенравная Додо. Начала писать она, несмотря на запреты, рано. Дочь ее Лидия называет первым произведением матери «Журнал Зинаиды»,  сохранивший отпечаток страданий, испытанных в богатой роскошью, но бедной мыслью среде. Владислав Ходасевич в своих исследованиях / Графиня Е. П. Ростопчина. Е ё жизнь и лирика» В сборнике «Статьи  о русской поэзии» п.б.,1922г./  пишет: «Ещё в 12 лет Додо сама стала писать стихи. Как водится, своевременно была написана и сожжена первая подражательная поема «Шарлотта Кордэ». Ни эта поэма, ни ранние стихи, кроме одного французского экспромта, до нас не дошли».

              Первым опубликованным стихотворением  юной девушки стал «Талисман». Князь Пётр Андреевич Вяземский  .посещавший дом   её родных  случайно увидел тетрадь, без ведома девушки переписал стихи и отправил в Петербург Дельвигу, который и поместил их в своем альманахе "Севернее цветы" на 1831 г. с подписью "Д...а".Но это, конечно, было случайностью.

          Вопреки запретам со стороны домашних Додо  писала и находила слушателей среди родственников Сушковых. Знакомы её первыми стихами были юный студент Н. Огарев и учившийся в  университетском пансионе                            М. Лермонтов. О её пристрастии знали и гости Жуковский, А. И. Тургенев, Мицкевич.

      Начинавшую поэтессу вдохновляло их творчество, образы героев древности и участников недавних событий. Особенно близко девушке имя поэта Андре Шенье.

«Есть имя - от него издавно сердце билось,

Когда ребёнком я несведущим была», -

так вспоминала впоследствии о своих первых поэтических увлечениях уже не начинающая поэтесса, а известная в литературных кругах Евдокия Ростопчина.

     Ещё до «Талисмана» были написаны несколько  стихотворений, которые приходилось прятать всерьез: они были посвящены и с горячим сочувствием! - декабристам. Первыми слушателями стали ее друзья Огарев и Лермонтов. Только в советскую эпоху было   напечатано стихотворение «К страдальцам», датированное 1827 году, в котором пятнадцати- или шестнадцатилетняя девушка выражает сочувствие декабристам:

                                    «соотчие мои, заступники свободы,

                                  О, вы, изгнанники за правду и закон,

                                 нет, вас не оскорбят проклятием народы,

                                    Вы не услышите укор земных племён!»

                                     «Удел ваш - не позор, а слава, уваженье,

                                       Благословения правдивых сограждан,

                                    Спокойной совести, Европы одарение,

                                    И благодарный храм от будущих славян!»

        Какая сила вдохновения, какая  глубокая вера в будущее России! Пройдет время, прежде чем Ростопчина  преподнесет это обращение с  Теплой подписью вернувшимся из Сибири Сергею Григорьевичу Болконскому и 3. Г. Чернышеву.

       Сегодня читая эти строки, чувствуешь, как перекликаются они со знаменитым  пушкинским посланием «Во глубине  сибирских руд». Стихотворение   «Мечта» - это гимн надежде  на победу «защитников свободы»:

«Когда  настанет день паденья для тирана,

свободы светлый день, мести роковой,

Когда на родине, у ног царей попранной,

промчится шум войны, как бури грозный вой,

……………………………………………………

Когда защитники  свободы соберутся,

Чтоб  самовластия ярмо навек разбить,

Когда со всех сторон в России раздадутся

"Погибнуть  иль сгубить!"

Тогда в  воинственный наряд он облачится,

Тогда каратель - меч в руке его сверкнет.

Тогда ретивый  конь с ним гордо в бой помчится,

Тогда трехцветный  шарф на сердце он прижмет...»

     Эти  стихотворения опровергают расхожее  в своё время представления  о Ростопчиной как о "салонном" поэте. Действительно, она дебютировала  не только "декабристскими стихами". В её первых поэтических опытах  и позднее не мало строк  любви, а в юности воспевания маскарадов, шумных светских гостиных. Юная Додо и графиня всегда была настоящей женщиной, оставаясь при этом поэтом.

Тетрадь А.С. Пушкина

   Как могла не писать молоденькая поэтесса о балах, когда на одном из них - по существу первом - она познакомилась с Пушкиным. Позднее, вспоминая об этом вечере у московского губернатора Д. В. Голицына, брат поэтессы - самый лучший ее биограф – С. Сушков рассказывал: «Пушкин так заинтересовался пылкими восторженными излияниями  юной собеседницы, что провёл с нею большую часть вечера и после того тотчас познакомился с семейством Пашковых». (Из воспоминаний Сушкова «Талисман», с. 265.) После свадьбы поэт снова бывает в доме у Чистых прудов. I марта 1831 г., на масленицу, Александр Сергеевич, Наталия Николаевна и Евдокия Сушкова приняли участие в гулянии и катании на санках. С тех пор жена Пушкина и Сушкова стали подругами.  Эта дружба продолжалась и после роковой январской дуэли. Они часто встречались и у знакомых, и у себя дома, вместе ездили на отдых в Ревель. Так П.А. Плетнёв в письме к Я. К. Гроту от 8. 03.1844 г. пишет после посещения дома Ростопчиных: «Она на лето едет в Ревель с          Н. Пушкиной».  Это говорит о ней, как о натуре умной и преданной. Ведь дружба с женой Пушки нелегко далась молодой поэтессе. Очевидно, она сама сделалась неравнодушной к А.С.  догадываясь о сложном положении Пушкина рядом со столь блестящей красавицей, Е. П. весной 1832 г. написала стихотворение "Отринутому поэту".  В нем Сушкова предугадывала судьбу великого поэта.

«Нет! Ты не поняла поэта…

И не понять тебе его!»  -

                         стихи Н. Павлова взяла она  эпиграфом к своему:

«Она  не поняла поэта!

Но он зачем её избрал?

…………………………

Зачем он так неосторожно 

Был красотою соблазнён?

Зачем надеждою тревожной

 Он  упивался, ослеплен?

И как  не знать ему заране,

Что все  кокетки  холодны.

Что их могущество в обмане.

Что   им поклонники нужны.

…………………………………

 Она  лишь слепок божества!» -

Сколько обожания к поэту, ревности, наверное, но, очевидно, и тревоги предчувствия. Ведь и она была молода, как Н. Гончарова, как 0. Смирнова, которая вспоминала о молодом Пушкине: «Ни я не оценила Пушкина, ни он меня. Я смотрела на него слегка, он много говорил пустяков; мы жил: в обществе ветреном. Я была глупа и не обращала на него особенного внимания».

       Но для Евдокии имя А.С. Пушкина священно с самого начала и до конца жизни:

«На бале блестящем, в кипящем собранье,

Гордясь кавалером и об руку с ним,

   В тот вечер прекрасный весь мир озлащался», -

так впоследствии вписала Ростопчина свою первую встречу  с прославленным поэтом России.  Этот момент многое решил в жизни  начинающего  автора 

«Стихи  без искусства ему я шептала.,,

и он вдохновенный…

Он исповедь слушал души молодой!»…

его предвещанье

Я в памяти сердца храню как завет...

И каждое слово его,  каждый взгляд

В  мечтах моих светло! точкой горят!.,»

 Стихотворение "Две встречи" было написано после смерти поэта в конце декабря 1838 года - начале    1839 г.  в Анне.  Признание характерно для Ростопчиной, искреннее. Но жизненные пути  поэтов разошлись.

Как знать?! Сделай Пушкин предложение Сушковой, а не Натали, что случилось бы. Не осуждая Натали, а сравнивая их - жен, женщин - думается, что Сушкова выполняла свой долг жены более свято, преданно. Пушкин, конечно же, не мог забыть имени молодой поэтессы, которой  он дал своё благословление. В 1837 г. в «Современнике» (№5,7) появляются стихи Ростопчиной, написанные в Анне: «Эльбрус и я», «Месть» и др. Возможно, публикации содействовал сам редактор журнала. И едва ли случайно Евдокия Петровна написала следующие строчки в посвящении к своей драме «Дочь Донжуана»:

«.. .0,  не забуду я,

Что Пушкина  улыбкой вдохновенной

Был награжден  мой простодушный стих...»

 Потрясение Ростопчиной происшедшим на Чёрной речке было велико. Ведь за день до рокового выстрела Пушкин обедал у Ростопчиных,  находясь рядом с собеседницей, об этом свидетельствует Бартенев со слов мужа Ростопчиной. До обеда и после него он убегал в умывальную комнату и мочил себе голову холодной водой, - до того мучил его жар в голове!  (П. Бартенев,  1905 г. в кн. «Талисман». Документы. Письма.)

«Две встречи»  поэтесса посвящает ближайшему другу Пушкина Петру Александровичу Плетнёву.

"Я   отгадала,  поняла

На нем  к гения сиянье,

И тайну высшего признанья,

И пламенных  страстей порыв,

И смелых дум, наперерыв 

Всегда волнующих поэта...

Я прочитала  без ошибки,

Что много, горько сердцем жил 

Жил вдохновенный,- и любил,

                                                 И презирал,  и ненавидел,

 Что свет его не раз обидел.

Что рок  не раз уж уязвил

                                                Больное сердце, что манил

                                                Его напрасно сон лукавый

        Надежд обманчивых, что слава

                                                  Досталася ему ценой.

И роковой  и дорогой!»

        Сколько искренней скорби, печали и осознания неоплаченного долга перед подвижником духа. Есть еще один замечательный эпизод, доказывающий не случайность отношений великого поэта и незаурядной поэтессы. Известно, что с весны  1838 года до осени 1840 года Ростопчина снова жила в Анне, выезжая летом ненадолго в Вороново /еще одно родовое имение мужа/ и в Пятигорск. Именно в Анну 25 апреля 1838 года Василий Андреевич Жуковский высылает тетрадь для новых стихов Пушкина, доставшуюся ему после смерти поэта. Пушкин  не успел внести в нее ни строчки. Бесценную реликвию Василий Андреевич сопровождает припиской: «Посылаю вам, графиня книгу, которая может иметь для вас некоторую ценность. Она принадлежала Пушкину; он приговорил ее для новых своих стихов и не успел написать ни одного; мне она досталась из рук смерти; я начал ее; то, что в ней найдете, не напечатано нигде. Вы дополните и докончите эту книгу его. Она теперь достигла настоящего своего назначения». / «Талисман» документы, письма, воспоминания, стр. 271/