Творчество Гумилева

Но Гумилёв  видел и другой, ангельский лик  — Россию монархическую, твердыню православия  и вообще твердыню духа, мерно и  широко движущуюся к свету. Гумилёв  верил, что его родина может, пройдя очистительную бурю, засиять новым  светом.

Знаю, в этом городке  —  
Человечья жизнь настоящая, 
Словно лодочка на реке, 
К цели ведомой уходящая.   [“Городок”, 1916 г.]

Тяга к  старому укладу, порядку, верность законам  дворянской чести и служения Отечеству  — вот что отличало Гумилёва в  смутные времена семнадцатого года и Гражданской войны. Выступая перед  революционными матросами, он демонстративно читал: “Я бельгийский ему подарил  пистолет и портрет моего государя”  — одно из своих африканских стихотворений. Но всеобщий подъём захватил, опалил и  его. Гумилёв не принял большевизма  — он был для поэта как раз  воплощением бесовского лика России. Последовательный аристократ во всём, Гумилёв ненавидел “русский бунт”. Но он во многом понимал причины  восстания и надеялся, что Россия, в конце концов выйдет на свой исконный, широкий и ясный путь. А потому, полагал Гумилёв, нужно служить любой России — эмиграцию он считал позором.

И Гумилёв  читал рабочим лекции, собирал  кружок “Звучащая раковина”, где  учил молодых писать и понимать стихи, переводил для издательства “Всемирная литература”, выпускал книгу за книгой. Друзья и ученики Гумилёва — К. Чуковский, В. Ходасевич, А. Ахматова, Г. Иванов, О. Мандельштам и другие его  современники — единодушны: никогда  ещё не был поэт так свободен и  в то же время гармоничен, многозначен  и ясен.

На сломе  эпох жизнь, как никогда, таинственна: мистикой пронизано всё. Тема зрелого  Гумилёва — столкновение разума, долга  и чести со стихией огня и смерти, которая бесконечно привлекала его  — поэта, но и сулила гибель ему  же — солдату. Это отношение к  современности — любовь-ненависть, ликование-отторжение — было сродни его отношению к женщине (“И мне  сладко — не плачь, дорогая, — / Знать, что ты отравила меня ”).

Стихотворные  сборники “Костёр”, “Огненный столп”, “К синей звезде”  полны шедевров, знаменующих собою совершенно новый  этап гумилёвского творчества. Анна Ахматова не зря называла Гумилёва “пророком”. Он предсказал и собственную казнь: 

В красной рубашке, с лицом как вымя, 
Голову срезал палач и мне, 
Она лежала вместе с другими, 
Здесь в ящике скользком, на самом дне.   ["Заблудший трамвай”, 1919 г.(?)]

Это одно из любимейших стихотворений самого Гумилёва. Впервые здесь герой Гумилёва не путешественник-завоеватель, не победитель и даже не философ, стойко принимающий  сыплющиеся на него несчастья, а потрясённый  обилием смертей, измученный, потерявший всякую опору человек. Он словно заблудился в “бездне времён”, в лабиринтах преступлений и злодейств — и  каждый переворот оборачивается  потерей возлюбленной. Никогда ещё  у Гумилёва не было такой беспомощной, по-человечески простой интонации:

Машенька, ты здесь  жила и пела, 
Мне, жениху, ковёр ткала, 
Где же теперь твой голос и тело, 
Может ли быть, что ты умерла!

Семь десятилетий  его стихи распространялись в  России в списках, а издавались лишь за границей. Но Гумилёв питал русскую  поэзию своей жизнерадостностью, силой  страстей, готовностью к испытаниям. Многие годы учил он читателей сохранять  достоинство в любых обстоятельствах, оставаться собой вне зависимости  от исхода битвы и прямо смотреть в лицо жизни:

Но когда вокруг свищут пули, 
Когда волны ломают борта, 
Я учу их, как не бояться, 
Не бояться, и делать, что надо. 
…………………………………………........... 
А когда придёт их последний час, 
Ровный красный туман застелет взоры, 
Я научу их сразу припомнить 
Всю жестокую, милую жизнь, 
Всю родную, странную землю 
И, представ перед ликом Бога 
С простыми и мудрыми словами, 
Ждать спокойно Его суда.