Соціальний скептицизм та психологізм в романі Г.Флобера «Мадам Боварі»

       «Порой ей приходило в голову, что ведь это же лучшие дни  ее жизни, так называемый медовый  месяц». Она думает о том, что  «есть такие места на земле,  где счастье хорошо родится, - так иным растениям нужна особая  почва, а на любой другой  они принимаются с трудом» ^[2]. Ей остро не хватает романтики, событий и волнующих страстей. Ее мечты об экзотических странах и идеальных героях так и остаются мечтами.

      Поначалу  госпожа Бовари хочет, чтобы муж  догадался о ее душевних терзаниях. Эмма спрашивает себя, «разве мужчина не должен знать все, быть всегда на высоте, не должен вызывать в женщине силу страсти, раскрываать перед ней всю сложность жизни, посвящать ее во все тайны бытия? Но он нечему не учил, ничего не знал, ничего не желал» ^[2]. Приведенный эпизод мне показался вершиной психологизма Флобера в данном произведении. Тонко подмечен ход мыслей женщины и, как мне кажется, автор намекает на то, что дальнейшие события могли сложиться совсем иначе, если бы мужем Эммы стал другой человек – сильный, уверенный, амбициозный.

      Некоторое время Эмма «старалась уверить себя, что любит мужа», читала Шарлю стихи, исполняла адажио, но такие вещи не находили отклика ни в ее серце, ни в серце Шарля. Ему становилось скучно.

      Пока  Эмма жила с отцом, она могла надяться, что корда-нибудь ее мечты станут реальностью. Но после замужества ей больше нечемо стало ждать. Иногда она  спрашивала себя: «Зачем я вышла  замуж?»

      Со  временем Эмма начинает думать о мире других мужчин, не таких, как ее супруг. «Муж у нее мог быть красив, умен, благовоспитан, обаятелен…»^[2]. Ее жизнь стала скучна и обыденна. А Шарль упорно не замечал тоски Эммы.

      На  мой вигляд, первой предпосылкой к  измене стало увлечение Эммы виконтом. Девушка долгое время вспоминала бал и хранила оброненный кем-то, возможно, тем самым виконтом, портсигар. Увиденный ею образ жизни Эмма, как могла, старалась воспроизвести  в своем доме: служанку она «приучила  обращаться к хозяевам на «вы», подавать стакан воды на тарелочке, без стука  не входить, гладить и крохмалить белье, приучила одевать себя, - словом, хотеласделать из нее настоящую  горничную» ^[2]. Но все попытки Эммы «поднять» Шарля до своего идеала любви терпят неудачу. Надежды на супружеское счастье исчезают, уступая место равнодушию и раздражению, а затем отчуждению. Ослепленная презрением к мужу, Эмма не в состоянии увидеть и оценить ни глубины его сильной любви, ни его самоотверженности и преданности. Эмму «тянуло путешествовать, тянуло обратно в монастырь. Ей хотелось умереть и в то же время хотелось жить в Париже».

      В то время как неудовлетворенность  Эммы растет с каждым днем, Шарль, напротив, считает себя человеком, обревшим полное счастье. Его манеры становятся все  более вульгарными , сужается круг его  интересов. Теперь уже и Эмма начинается опускаться, перестает играть на рояле  и следить за собой. Шарль находит  у нее признаки какой-то необьяснимой болезни и решает сменить Тост на Ионвиль.

      Переезд, общение с Леоном и рождение Берты  немного отвлекли Эмму. Но прошло совсем не много времени и она поняла, что этот Ионвиль такое же захолустье, как и Тост. Именно в этот момент в жизни госпожи Бовари появляется Родольф – провинциальный Дон  Жуан. Он не похож на Шарля; он полная его противоположность. Первая измена Эммы не вызывает у нее чувство вины. «У меня сеть любовник! Любовник!» - повторяла она, радуясь этой мысли, точно вновь наступившей зрелости. Значит, у нее будет теперь трепет счастья, радость любви, которую она уже перестала ждать». Она сравнивает себя с героинями прочтенных ею романов и чувствует себя одной из них.

      «Это  происходило в беседке, на той  же самой скамейке с трухлявыми столбиками, на которой летними вечерами сидел  Леон и таким влюбленным взглядом смотрел на Эмму» ^[2]. Мне кажется, Эмма любила не Родольфа и не Леона впоследствии, а тот образ идеального принца, который она для себя придумала и который непременно должен был появиться в ее жизни.

      Флобер  очень тонко подметил особенность  женской психики: когда холодность Родольфа достигает предела, у Эммы возникает прилив нежности в мужу. Она пытается представить его великим врачом, но неудача, постигшая Шарля при операции на искривленной стопе конюха, снова отворачивает от него жену.

      В Ионвиле у Эммы появляются первые долги: она делает подарки Родольфо, покупает слишком роскошные вещи для себя и безделушки для дома. Мне кажется, тогда-то у Лере и возник его коварный план.

А любовь Эммы становится слишком навязчива для Родольфо, привыкшего к необременительным отношениям. Он покидает ее.

      Последняя иллюзия госпожи Бовари – Леон, которого она знала как безмолвного  влюбленного юношу. Но Париж меняет его. Набравшись опыта, молодой человек отринул юношеские грезы. И снова Эмма вовлечена в преступную связь.

      Когда умирает отец Шарля, Эмма «из приличия разыграла отвращение к пище. Шарль стал уговаривать ее-тогда она уже без всякого стеснения принялась за еду, а он с убитым видом, не шевелясь, сидел против нее» ^[2]. Такую холодность Эммы я расцениваю как завершение процесса отчуждения ее от мужа: она не чувствует ни жалости, ни сострадания, ни желания поддержать близкого человека.

      Вновь пройдя через первые порывы страсти, чтобы вскоре пресытиться ею, флоберовская героиня убеждается в духовном убожестве своего очередного любовника. Но ведь именно в Родольфе и Леоне воплощен извращенный и пошлый в своем существе «романтический» идеал Эммы. Спасаясь от окружающей пошлости, мадам Бовари сама неизбежно проникается ею. И не только в бытовых привычках, разорительном увлечении дорогостоящими нарядами и побрякушками. Пошлость проникает в святое святых этой женщины - в любовь, где определяющим началом становятся вовсе не высокие порывы, а жажда плотских наслаждений. Пошлость извращает даже материнские чувства госпожи Бовари. "На редкость некрасивый ребенок!" - думала Эмма о своей дочери.

      На  грани разорения Эмма вновь приходит к Родольфо. Я считаю этот эпизод последним шагом к падению  госпожи Бовари: слова любви она  пытается обменять на деньги. Но, получив отказ, говорит: «Зачем же мне еще это последнее унижение? Ты никогда не любил меня! Ты ничем не лучше других.» Этими словами она окончательно себя выдала и погубила.

      Флобер  очень подробно описывает смерть Эммы. Автор изучал симптомы и последствия  отравления мышьяком. Так он вспоминал об этом:

«Когда я описывал сцену отравления Эммы Бовари, я так явственно ощущал вкус мышьяка и чувствовал себя настолько действительно отравленным, что перенес два приступа тошноты, совершенно реальных, один за другим, и изверг из желудка весь обед.»

     Мучительная смерть от мышьяка, описанная в подчеркнуто  сниженных тонах; непристойная песенка  слепого нищего за окном, под звуки  которой уходит из жизни Эмма; нелепый  спор, затеянный у гроба покойной «атеистом» Омэ и священнослужителем Бурнисьеном; наконец, сама нудно-прозаическая картина церковного отпевания и  похорон... Да, Флобер имел все основания  сказать: «Я весьма жестоко обошелся со своей героиней».

     4.2 Психологизм в изображении других героев

     Рисуя окружение мадам Бовари, писатель создал целый ряд впечатляющих образов. Среди них стоит особо выделить образ аптекаря Омэ, ибо в нем  Флобер сатирически сконцентрировал  то, против чего с таким отчаянием, но безуспешно восставала Эмма. Омэ  не просто типичный буржуа-обыватель. Он - сама пошлость, заполонившая мир, самодовольная, торжествующая, воинствующая. В течение  многих лет Флобер работал над  «Лексиконом прописных истин», представляющим своеобразную «апологию человеческой низости во всех ее проявлениях, от начала и до конца ироническую». Именно таков лексикон Омэ, претендующего  на энциклопедическую образованность, широту и независимость суждений, вольнодумство, либерализм и даже политическое фрондерство. Твердя о своей «революционности» («Я... за бессмертные принципы восемьдесят  девятого года»), Омэ зорко следит за властями, «вскрывает злоупотребления», в местной печати сообщает о всех «значительных» событиях («не было такого случая, чтобы в округе задавили собаку, или сгорела рига, либо побили женщину,- и Омэ немедленно не доложил бы обо всем публике, постоянно вдохновляясь любовью к прогрессу и ненавистью к попам»). Не удовлетворяясь этим, «рыцарь прогресса» «занялся глубочайшими вопросами: социальной проблемой, распространением морали в неимущих классах, рыбоводством, каучуком, железными дорогами и прочим». Лишь в финале романа раскрывается истинная подоплека чрезмерной «гражданской активности» Омэ и его политической принципиальности: ярый оппозиционер «перешел на сторону власти... продался, проституировал себя» ради собственных выгод. В конце концов Омэ добивается страстно желаемого - получает орден Почетного легиона и после смерти Шарля Бовари постепенно прибирает к своим рукам всю врачебную практику в Ионвиле. «Власти смотрят на него сквозь пальцы, общественное мнение покрывает его»,- заключает романист.

О том, насколько  типичен Омэ, можно судить по читательским реакциям. «Все аптекари в Нижней Сене, узнав себя в Омэ,- пишет Флобер,- хотели прийти ко мне и надавать пощечин».

5.Социальный скептицизм.

   Ненависть к пошлости, свойственная Флоберу, также была характерной чертой и его предшественников (достаточно вспомнить описание города Верьера у Стендаля; салона госпожи де Баржетон в Ангулеме или отца Сешара у Бальзака).

У Флобера это  чувство особо усиливается, распространяется, прежде всего, на буржуа и все сферы  его жизни – общественной и  частной. Он принципиально отказывается от двойственной характеристики буржуазии, которая была свойственна, например, Бальзаку. Флобер однозначен в отношении к реальности. Буржуа изображается им как существо жадное и эгоистичное, жестокое и трусливое, бездарное и бездуховное. При этом Флобер выражает скептическое и презрительное отношение к тем, кто еще тщится быть героем, тянуться к некоему идеалу, подняться над «серой массой», ничем от нее не отличаясь. Образ человека в его произведениях значительно (и нарочито) менее масштабен, чем в предшествующий период.

   Флобер  остро пародирует романы, которые  читала Эмма и которые воспитали  чувства главной героини и  в результате определили ее стремления и пристрастия. Романтические штампы обрели для нее статус критериев истинной любви и красоты.

   Социальный  скептицизм писателя сильнее, чем у его предшественников. Это объясняется особенностями его времени. Как писатель Флобер – прежде всего человек «после 1848 года». Творчество Стендаля и Бальзака было связано с временем социальных потрясений (революции 1830, 1848 гг.), которые рождали веру в возможность перемен. Флобер вошел в литературу в период, который сам он воспринимал как некий переход. «Мы с тобой явились на свет слишком рано и в то же время слишком поздно. Наше дело будет самое трудное и наименее славное: переход» (из письма другу – поэту Л.Буйе в 1850 г.). Последний этап творчества Флобера совпадет с временем крушения империи Луи Бонапарта, поражением во франко-прусской войне (1870), Парижской коммуной. Эти события еще более усиливают пессимизм писателя, его неверие в общественный прогресс. Флоберу кажется, что человеческая история уже прошла все этапы развития, что социальный прогресс невозможен и что осталась одна надежда на индивидуум, но и он слишком поддается воздействию этой буржуазности. Именно поэтому писатель с горькой иронией рисовал падение индивидуума.

   Скепсис Флобера порождает своеобразный фатализм, убеждение в том, что  мир не переделаешь. «Почему волнуется  океан? В чем цель природы? Так  вот я считаю, что у человечества та же самая цель; все происходит потому, что происходит, и ничего вы, милейшие мои, не поделаете. Мы постоянно  ходим по тому же кругу и всегда вокруг одного и того же». 
Пессимист и фаталист, Флобер приходит к особо неутешительным выводам, когда речь идет о его времени. «Время Красоты миновало», – пишет он, подводя итог своим наблюдениям над современностью. Реальный мир, с которым теперь имеет дело художник – это мир «цвета плесени». Именно этот мир и должен стать предметом изображения в сегодняшнем искусстве, призванном – как и во времена Бальзака – «исследовать современность», выявляя ее закономерности и облекая их в типические формы.  
Отношение Флобера в современности обусловило своеобразие его эстетической позиции.

   Пошлость  — спутница провинциальности —  вживается в каждого человека. Сам Флобер ощущал ее власть и тяготился  ею. «Мадам Бовари — это я!» —  сказал он однажды. Предмет исследования Флобера — любовь. Б.Г. Реизов так писал о страданиях героини Флобера, их осмыслении в романе: «Это настоящая романтическая тоска, в различных вариантах культивированная писателями начала века, мечта о «голубом цветке», меняющая свои объекты, но психологически все та же. Однако в «Мадам Бовари» эта тоска оказывается не личным переживанием автора, а предметом социального исследования и характеристики современности». Эмма возвышается над другими персонажами романа в силу того, что ее притязания к жизни намного больше, чем у них (сам Флобер говорил, что о душевной высоте человека мы судим по его желаниям, также как о высоте собора мы судим по колокольне). Но с течением времени из любви Эммы уходит все духовное — и она уже не видит разницы между словами «любить» и «иметь любовника».

   Творчество  для Флобера – это высший вид  человеческой деятельности, главный  и смысл и главная цель пребывания человека на земле.  
Свою главную цель писатель видел в том, чтобы защищать интересы духа, ограждать литературу от тлетворного влияния буржуазии. Он считает, что писатель, для того, чтобы подняться над «хозяевами жизни» – буржуа – должен отгородиться от них, стать выше, чем они. «Закроем дверь, поднимемся на самый верх нашей башни из слоновой кости, на самую последнюю ступеньку, поближе к небу. Там порой холодновато… зато звезды светят ярче и не слышишь дураков». Правда, сам писатель признается, что удалиться от пошлой современности в поднебесье ему на удается: «гвозди сапог» тянут его «обратно к земле». Сама жизнь заставляет писателя-реалиста обратиться к решению злободневных социальных проблем.^[14]