Автор работы: Пользователь скрыл имя, 28 Октября 2009 в 16:37, Не определен
творчество
Никому
не дано сказать о Поэте
больше, нежели делает это сам
он в своих стихах. Ни родным,
ни друзьям, ни современникам,
ни исследователям. Можно создать
многотомную биографию. Но
И только Судьба, только она одна – больше Поэта, потому что может быть и посмертной. Особенно если при жизни не была исчерпана даже наполовину.
Много ли в России поэтов, доживших до старости и умерших своею, не преждевременною, смертью? Увы нам, увы!.. Ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Есенина, ни Маяковского никогда не сможем представить себе почтенными седовласыми стариками, окруженными внуками. Да и только ли их? В России больше муз осиротевших, чем бряцающих на лирах.
Среди них – и муза русского поэта Николая Гумилева. Поэта, чье имя более полувека было под запретом, но чьи стихи проникали из одного десятилетия в другое – через колючие проволоки и сквозь глухое молчание. Проникали, в очередной раз доказывая миру, что Судьба больше поэта; что можно убить творца, но не память о нем.
Сейчас Николай Гумилев возвратился к нам , и, кажется за последние десять лет мы узнали его творчество едва ли не полнее, чем современники: опубликованы не только его поэзия, проза, статьи, но и письма, и варианты тех или иных строк, и воспоминания о нем, и литературоведческие работы. Речь не только о его творчестве, но и о трагической судьбе
русской интеллигенции начала века. Интеллигенции, которой ярким и полноправным представителем был Гумилев.
Николай Гумилев родился 3(15) апреля 1886 года в Кронштадте, где отец его дослуживал последний год корабельным врачом перед выходом в отставку. Особым пристрастием к наукам младший Гумилев не отличался ни в детстве, ни в юности. Но в пять лет уже умел читать и не без удовольствия сочинял, выискивал из обилия слов именно рифмующиеся. Дополнительным толчком, импульсом для выражения своих эмоций и внутренних переживаний в стихах стал переезд семьи в Тифлис. Время, проведенное на Кавказе, – более двух лет – было очень насыщенным и многое дало юному Гумилеву: не только новых друзей, обретенных в лучшей в городе 1-й Тифлисской гимназии, но и определенную самостоятельность, независимость, к которой он стремился.
Восьмого сентября 1902 года, в газете «Тифлисский листок» было опубликовано его стихотворение «Я в лес бежал из городов…». В 1903 году он вернулся в Царское Село уже
Автором целого альбома – пусть откровенно подражательных, но искренних – романтических стихотворений, которые сам достаточно высоко ценил и даже посвящал и дарил знакомым девушкам.
Почти
все, кто станет потом, спустя
годы, писать о Гумилеве-поэте,
Гумилеве-путешественнике,
«Путь
конквистадоров» Николай
В
январе 1906 года, в «Слове» С. В.
Штейн напишет о «Пути
Еще до официального завершения обучения в гимназии у Гумилева появится желание поехать за границу. В том, что он уехал в Париж, просматривается не страсть к наукам (хотя он и поступил в Сорбонну), а в первую очередь его неуемная страсть к путешествиям. Мир, которым довольствовались царскоселы, был для него мал и бледен, душа требовала расстояний и впечатлений.
Брюсов, теперь уже явно взяв шефство над юным подопечным, помогал ему не только литературными консультациями. Он свел Гумилева со своими Парижскими знакомыми, уберег от некоторых его ошибок и поспешных шагов (так, не рекомендовал сотрудничать с газетой «Столичное утро»).
Первый парижский период характерен еще и тем, что Гумилев впервые столкнулся с изданием журнала. Затем в его жизни будет немело попыток, но «Сириус» – первая из них. Сама идея возникла во время знакомства с русскими художниками М. Фармаковским и А. Божеряновым. Деньги дал Фармаковский, привлекли еще несколько молодых художников – и началась увлеченная работа над первой книжкой «двухнедельного журнала искусства и литературы». Первый номер увидел свет уже в январе 1907 года. Правда вышло всего три номера, заполненных в основном произведениями самого Гумилева, а затем издание пришлось прекратить.
Несмотря
на все трудности пребывания
во Франции – и материальные,
и нравственные, – Гумилев не
забывал об остальном, как он
себя определил, деле –
Как и следовало ожидать,
О «Романтических цветах» будет затем с издевкой писать газета «Царскосельское дело», которая никогда не упускала случая продемонстрировать свое отношение к Гумилеву: не слишком корректно отзовется о книге и журнал «Образование», доселе хваливший его стихи; газета «Русская мысль»считала стихи «мертворожденными, рассудочными и холодными» и убеждала читателей в том, что «если признать основным принципом искусства нераздельность формы и содержания, то стихи г. Гумилева пока большей частью не подойдут под понятие искусства».
Но два отзыва – Валерия Брюсова и Иннокентия Анненского – станут определяющими для Гумилева и его книги. Хотя далеко не все Анненский оценил в книге как достойное внимания, он сумел сказать и обнародовать главное, что характеризует творчество Гумилева того периода: «Зеленая книжка отразила не только искание красоты, но и красоту исканий». А это было время именно исканий, о чем говорит как уход в «Романтических цветах» от декадентства «Пути конквистадоров», так и уход в последующих книгах от символизма «Романтических цветов».
Имя его в эти годы все чаще появляется на страницах газет и журналов, и далеко не всегда как поэта: в 1908 году он выступает с рассказами, новеллами, отзывами и статьями в «Весах», «Речи», «Русской мысли», «Весне». Расширяется круг его литературных знакомств – как парижских, так и, в меньшей степени, петербургских, хотя и они стали достаточно обильными после возвращения в Россию – благодаря сотрудничеству в журналах и участию в кружке «Вечера Случевского», благодаря посещениям знаменитых традиционных «сред» в «башне» у Вячеслава Иванова.
К
тому времени первый этап «
Во-первых,
это наметившийся отход от
Брюсова – только наметившийся,
еще не явный, но
Во-вторых
– жажда общественно-
В-третьих, это отношение к путешествиям не как к забаве или развлечениям, но как к потребности, без исполнения которой он не мыслил и творчества. В ноябре 1909 года он отправляется в Абиссинию с экспедицией академика Радлова, в составе которой изучает быт и фольклор аборигенов. Экзотика в поэзии Гумилева никогда не была самоцелью, но если сначала она присутствовала как выражение мечты, то затем стала отражением его, гумилевского мировидения и бытия.
К
концу 1909 года фамилия Гумилева
стала известна всему
К 1910 году Николай Гумилев добился того, о чем думал и в гимназии и в Париже: он не просто стал заметным поэтом, но и играл заметную роль в литературных делах. Всеми теперь как-то забыто, что он тогда еще учился в университете. В апреле 1910 года произошли в его жизни два знаменательных события: вышла третья книга стихов «Жемчуга» и 25 апреля состоялось венчание с Анной Андреевной. Книга «Жемчуга» посвящена Брюсову. Насколько в «Романтических цветах» явно было видно влияние Бальмонта, кумира юности, настолько же явно в «Жемчугах» воздействие учителя, Брюсова.
Книга «Жемчуга» не случайно приобрела широкую известность и не случайно была сразу замечена литературной критикой. Дело тут не только в ставшем к тому времени звучным имени и не только в упрочнившемся положению автора. По этому поводу в отзыве на книгу Валерий Брюсов писал в «Русской мысли»: «Н. Гумилев не создал ни какой новой манеры письма, но, заимствовав приемы стихотворной техники у своих предшественников, он сумел их усовершенствовать, развить, углубить, что, быть может, надо признать даже большей заслугой, чем искание новых форм, слишком часто ведущим к плачевным неудачам».
1909
год был переломным для
Одной из основных проблем литературного процесса 1910 года стала проблема символизма. Мнения о его будущем расходились. Символизм, как литературное течение и философская система терял свою целостность и разрушался. Соответственно, не могла полностью удовлетворять Гумилева и «Академия стиха», в стенах которой это происходило. Как человек практического оклада, он не мог довольствоваться лишь теоретическими рассуждениями, без их воплощения в жизнь. Отвергший его кружок Вяч. Иванова и переставший удовлетворять Брюсов толкнули на новые поиски.
Все это привело к мысли о создании новой группы, которая заменила бы «Академию стиха», и нового направления, способного, в отличие от угасающего символизма, взять на себя роль ведущего.
«Цех поэтов» был задуман осенью и обсужден в «Аполлоне» с привлечением Городецкого, Лозинского, Нарбута, Мандельштама, Зенкевича, Ахматовой… 20 октября уже состоялось первое заседание, 1 ноября – второе, в Царском селе.
В «Цехе поэтов» как программа
зародился акмеизм, но это
Поколебавшись между выбором названия для нового течения – акмеизм или адамизм, –
родоначальники остановились на акмеизме, производном от греческого акме: вершина, процветание.
О
создании акмеизма было