Лингвистический анализ монологов Раскольникова

     Достоевский в романе “Преступление и наказание” воспроизводит картину жизни в России середины XIX века, когда страна переживала мощные социальные сдвиги и нравственные потрясения. Он создает книгу об обитателях темных углов Петербурга, разорившихся дворянах и новой буржуазии.

      Достоевский использует следующие принципы изображения  мира души своих героев: описание обстановки, где обитают герои, портрета, систему  “двойничества”, сны, мимику и жесты персонажей, а также монологи героев,.

     Психология  персонажа раскрывается и через внутренний диалог, когда в герое борются два противоречивых сознания. Внешне он имеет форму монолога. Примером такого диалога являются размышления Раскольникова после его беседы с Порфирием Петровичем (III часть). Герой рассуждает, кто он: “тварь дрожащая” или “право имеющий”, и прав ли он в совершении убийства. Путем долгих и сложных размышлений герой приходит к заключению: “он убить-то убил, но переступить не переступил, на этой стороне остался”. “Он не человека убил, а принцип убил ”.

      В монологическом замысле герой закрыт, и его смысловые границы строго очерчены: он действует, переживает, мыслит и сознает в пределах того, что он есть, то есть в пределах своего как действительность определенного образа; он не может перестать быть самим собою, то есть выйти за пределы своего характера, своей типичности, своего темперамента, не нарушая при этом монологического авторского замысла о нем. Такой образ строится в объективном по отношению к сознанию героя авторском мире; построение этого мира - с его точками зрения и завершающими определениями - предполагает устойчивую позицию вовне, устойчивый авторский кругозор. Самосознание героя включено в недоступную ему изнутри твердую оправу определяющего и изображающего его авторского сознания и дано на твердом фоне внешнего мира.

      Произведения  Достоевского прежде всего поражают необычайным разнообразием типов и разновидностей слова, причем эти типы и разновидности даны в своем наиболее резком выражении. У Достоевского почти нет слова без напряженной оглядки на чужое слово. В то же время объектных слов у него почти нет, ибо речам героев дана такая постановка, которая лишает их всякой объектности.

     Поражает, далее, постоянное и резкое чередование различнейших типов слова. Резкие и неожиданные переходы от пародии к внутренней полемике, от полемики к скрытому диалогу, от скрытого диалога к стилизации успокоенных житийных тонов, от них опять к пародийному рассказу и, наконец, к исключительно напряженному открытому диалогу, - такова взволнованная словесная поверхность этих произведений.

     Своеобразие Достоевского в особом размещении словесных  типов и разновидностей между основными композиционными элементами произведения. Каковы бы ни были типы слов, вводимые автором-монологистом, и каково бы ни было их композиционное размещение, авторские интенции должны доминировать над всеми остальными и должны слагаться в компактное и недвусмысленное целое. Всякое усиление чужих интенций в том или другом слове, на том или другом участке произведения - только игра, которую разрешает автор, чтобы тем энергичнее зазвучало затем его собственное прямое или преломленное слово.

     Монологическое  слово Раскольникова поражает своей  крайней внутренней диалогизацией и живой личной обращенностью ко всему тому, о чем он думает и говорит. И для Раскольникова помыслить предмет значит обратиться к нему. Он не мыслит о явлениях, а говорит с ними. Так он обращается к себе самому (часто на ты, как к другому), убеждает себя, дразнит, обличает, издевается над собой и т.п. Вот образец такого диалога с самим собой:

     1) "... "Не бывать? А что же ты сделаешь, чтоб этому не бывать? Запретишь? А право какое имеешь? Что ты им можешь обещать в свою очередь, чтобы право такое иметь? Всю судьбу свою, всю будущность им посвятить, когда кончишь курс и место достанешь? Слышали мы это, да ведь это буки, а теперь? Ведь тут надо теперь же что-нибудь сделать, понимаешь ты это? А ты что теперь делаешь? Обираешь их же. Ведь деньги-то им под сторублевый пенсион, да под господ Свидригайловых под заклад достаются! От Свидригайловых-то, от Афанасия-то Ивановича Бахрушина чем ты их убережешь, миллионер будущий, Зевес, их судьбой располагающий? Через десять-то лет. Да в десять-то лет мать успеет ослепнуть от косынок, а пожалуй что и от слез, от поста исчахнет, а сестра? Ну, придумай-ка, что может быть с сестрой через десять лет, али в эти десять лет? Догадался? ".

     Таков его диалог с самим собою на протяжении всего романа. Меняются, правда, вопросы, меняется тон, но структура остается той же. Характерна наполненность его внутренней речи чужими словами, только что услышанными или прочитанными им: из письма матери, из приведенных в письме речей Лужина, Дунечки, Свидригайлова, из только что слышанной речи Мармеладова, переданных им слов Сонечки и т.д. Он наводняет этими чужими словами свою внутреннюю речь, осложняя их своими акцентами или прямо переакцентируя их, вступая с ними в страстную полемику. Благодаря этому его внутренняя речь строится как вереница живых и страстных реплик на все слышанные им и задевшие его чужие слова, собранные им из опыта ближайших дней. Ко всем лицам, с которыми он полемизирует, он обращается на "ты" и почти каждому из них он возвращает его собственные слова с измененным тоном и акцентом.

     Интересен факт, что в монологе почти нет слов со значением описания, то есть прилагательных и причастий. Это обусловлено тем, что существительное, выполняющее номинативную функцию, зачастую несет отрицательную оценку, оно ставит клеймо, запечатлевает человека. Это приговор. Назвать значит обозвать. К тому же отрицательная характеристика лица тяготеет в русском языке к выражению существительными, а одобрение передается, по преимуществу, прилагательными, ибо содержащаяся в них характеристика может отрицаться, а в данном примере как раз происходит осуждение Раскольниковым своих действий. В тексте нет слов с открытой отрицательной коннотацией, но такие слова, миллионер будущий, Зевес носят оттенок иронии, которая тем более усугубляется следующими словами: их судьбой располагающий. Само слово  располагающий (по Ожегову) означает «внушающий симпатию, приятный», что само по себе противоречит сути теории Раскольникова, ведь он хотел их судьбами располагать в значении «иметь в своем распоряжении кого-нибудь или обладать кем-либо», что само по себе противоестественно, поэтому автор использует именно причастие, перешедшее в разряд прилагательного, а не глагол. Этим автор пытается оправдать героя в наших глазах, так как слово теперь несет положительную оценку.

     В монологе нет большого количества ярких  языковых средств, но высокую степень  напряженности придает монологу большое количество глаголов, так как глагол всегда является признаком какого-либо движения. В данном случае мы наблюдаем движения мысли размышляющего о судьбе родных ему людей Раскольникова.

     На  синтаксическом уровне, как мы уже говорили выше, интересен тот факт, что монолог-размышление о себе героем ведется от второго лица, свои действия Раскольников анализирует как стороннее лицо, придавая  этим определенной степени правдивость рассуждений, также это придает монологу диалогичность, то есть персонаж как бы со стороны разговаривает с самим собой.  

     Монолог также  характеризуется  отрывочностью, фрагментарностью, сокращенностью, что достигается использованием автором односоставных предложений. Разорванность хода мыслей передается частым использованием обособлений, которые сами по себе сопровождаются паузами. 

     Сложные предложения является языковым стержнем, вокруг которого группируются остальные языковые единицы. Так, доминанта данного текста – сложноподчиненные предложения. Они несут в себе ключевую мысль, объяснение смысла данной истории героя, так как в придаточных частях выявляется основа всего размышления, что соответствует главному принципу сложноподчинённых предложений, где придаточная часть поясняет главную.      

     В итоге внутренняя речь Раскольникова развертывается как философская драма, где действующими лицами являются воплощенные, жизненно осуществленные точки зрения на жизнь и на мир.

     Почти все монологи Раскольникова драматизированы. Вот отрывок его драматизованной внутренней речи. Дело идет о решении Дунечки выйти замуж за Лужина. Раскольников понимает, что жертва эта для него. Вот его мысли:

     2) «Ясно, что тут не кто иной как Родион Романович Раскольников в ходу и на первом плане стоит. Ну, как же-с - счастье его может устроить, в университете содержать, компанионом сделать в конторе, всю судьбу его обеспечить; пожалуй, богачом впоследствии будет, почетным, уважаемым, а, может быть, даже славным человеком окончит жизнь! А мать? Да ведь тут Родя, бесценный Родя, первенец! Ну как для такого первенца хотя бы и такою дочерью не пожертвовать! О милые и несправедливые сердца! Да чего: тут мы и от Сонечкина жребия, пожалуй что, не откажемся. Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит! Жертву-то, жертву-то обе вы измерили ли вполне? Так ли? Под силу ли? В пользу ли? Разумно ли? Знаете ли вы, Дунечка, что Сонечкин жребий ничем не сквернее жребия с господином Лужиным. "Любви тут не может быть", - пишет мамаша. А что если кроме любви-то и уважения не может быть, а, напротив, уже есть отвращение, презрение, омерзение, что же тогда? А и выходит тогда, что опять стало быть "чистоту наблюдать" придется. Не так, что ли? Понимаете ли вы, что значит сия чистота? Понимаете ли вы, что лужинская чистота все равно что и Сонечкина чистота, а, может быть, даже и хуже, гаже, подлее, потому что у вас Дунечка, все-таки на излишек комфорта расчет, а там просто-напросто о голодной смерти дело идет! "Дорого, дорого стоит, Дунечка, сия чистота! ". Ну, если потом не под силу станет, раскаетесь! Скорби-то сколько, грусти, проклятий, слез-то скрываемых ото всех, сколько, потому что не Марфа же вы Петровна? А с матерью что тогда будет? Ведь она уж и теперь неспокойна, мучается, а тогда, когда все ясно увидит? А со мной? Да что же вы в самом деле обо мне-то подумали? Не хочу я вашей жертвы, Дунечка, не хочу, мамаша! Не бывать тому, пока я жив, не бывать, не бывать! Не принимаю...»

     Все эти голоса, вводимые Раскольниковым в его внутреннюю речь, приходят в ней в своеобразное соприкосновение, какое невозможно между голосами в реальном диалоге. Здесь благодаря тому, что они звучат в одном сознании, они становятся как бы взаимопроницаемыми друг для друга. Они сближены, надвинуты друг на друга, частично пересекают друг друга, создавая соответствующие перебои в районе пересечений.

     Смысловой материал сознанию героя дан всегда сразу весь и дан не в виде отдельных мыслей и положений, а в виде человеческих смысловых установок, в виде голосов, и дело идет лишь о выборе между ними.

     Та  внутренняя идеологическая борьба, которую ведет герой, есть борьба за выбор среди уже наличных смысловых возможностей, количество которых остается неизмененным на протяжении всего романа - герой все знает и все видит с самого начала.

     Никакого  становления мысли под влиянием нового материала, новых точек зрения не происходит. Дело идет лишь о выборе, о решении вопроса - кто я? - и - с кем я? Найти свой голос и ориентировать его среди других голосов, сочетать его с одними, противопоставить другим, или отделить свой голос от другого голоса, с которым он неразличимо сливается, - таковы задачи, решаемые героями на протяжении романа. Этим и определяется слово героя. Оно должно найти себя, раскрыть себя среди других слов в напряженнейшей взаимоориентации с ними. И все эти слова даны полностью с самого начала. В процессе всего внутреннего и внешнего действия романа они лишь различно размещаются в отношении друг к другу, вступают в различные сочетания, но количество их, данное с самого начала, остается неизменным. Мы могли бы сказать так: с самого начала дается некоторое устойчивое и содержательно-неизменное смысловое многообразие, и в нем происходит лишь перемещение акцентов, переакцентировка его.

     В данном монологе присутствует большое  количество слов с характеризующей оценкой, выражается это в первую очередь прилагательными: почетным, уважаемым, славным, бесценный, милые и несправедливые и так далее. Интересно как сочетает автор данные прилагательные в тексте. Например, слова со значением «не имеющий цены» или «пользующийся особым почетом или уважением» сочетаются с существительными, указывающими на главного героя, но значения их так же, как и в прошлом монологе искажены  - мы наблюдаем только иронию Раскольникова по отношению к собственной персоне. Подтверждается это и тем, что данные слова относятся больше к книжной лексике и в разговорной речи встречаются редко, то есть по идее они должны указывать на точность определения, а указывают на фарс. В свою очередь слова, характеризующие родных и любимых людей Раскольникова, относятся чаще к разговорной лексике, например,  милые и несправедливые, вечная, неспокойна, при этом именно данные слова придают монологу образность и  чувственность. Они, в отличие от указанных выше, не содержат иронии или отрицательной оценки, а даны и указывают на прямое значение. Для Раскольникова Сестра м мать действительно «славные, привлекательные, приятные» (по Ожегову), а доброта Сонечки вечна, то есть «бесконечная, не перестающая существовать», слово несправедливые значит «лишенные чувства справедливости», но в данном контексте данное слово не несет отрицательной коннотации, так как характеризует действия любящих людей, а для них все, что касается благополучия Родиона – правильно и справедливо, и сам герой это понимает.