Романтизм как крупная историческая  эпоха вырабатывает и закрепляет, таким образом, идеологически,  нравственно, психологически определенное представление о человеке как общественном субъекте. Новая обстановка в начале XIX века обусловила поворот внимания к человеку, его поступкам и внутреннему миру. Проблемы личности, ее инициативы, творчества и судьбы становятся в центре духовной жизни, по-своему выражаясь в морали, философии, искусстве, религии.¹³

   Ироническое отношение к действительности приводит писателя к сатире. Уродливое княжество  Барсануфа представляет всю посленаполеоновскую  Германию, празднующую, как выразился  Гегель, «триумф посредственности». И современная Гофману Германия,  её общественно-политическая жизнь, попав в поле романтической иронии, подвергается действию сил комического. Ирония рождает сатиру, и, в свою очередь, сатира отчётливее выявляет романтическую иронию. Ирония позволяет автору увидеть жизнь как явление многогранное и многозначное, намечает тенденции к «объективному» изображению жизни.¹⁴

   Кажется, что именно Гофман, обладавший исключительной способностью видеть в жизни всё  смешное и мрачное, самой природой своего дарования был призван воспроизводить в образах и картинках всю жалкую трагикомедию немецкого феодально-абсолютистского государства, в тридцати шести темницах которого томился и страдал немецкий народ.¹⁵ 

Глава 2. Ирония по поводу героев.

  2.1. Крошка Цахес.

  Крошка  Цахес, пожалуй, - герой, наиболее подверженный авторской иронии в сказке. Уродливый  карлик оказывается ещё более  уродливым и самонадеянным внутри. Ни водной из приведённых Гофманом ситуаций он не сознался в том, что  фея наложила на него чары. Он порой и сам верит, что заслуживает всех оказанных ему почестей, что говорит о его глубочайшей непомерной глупости.

  Образу  Цахеса-Циннобера свойственна марионеточность. Уже своим внешним видом Цахес  больше похож на какую-то диковинную куклу, страшную уродливую игрушку, чем на человека. Его движения комичны из-за их примитивной механичности, несерьёзности в манерах. Цахес то прыгает, то ковыляет, то мяукает или издаёт непонятные звуки, похожие на чавканье.

  Но крошка Цахес – марионетка и по большому счёту. Он перманентно находится под действием «странного таинственного дара» Розабельверде, который действует автоматически и иногда не в пользу уродцу, если вспомнить сцену в княжеском зоологическом кабинете, где иностранцы, восхищённые некой обезьянкой, предлагают Цинноберу сладости: «Бог весть как это случилось, но только чужестранцы продолжали принимать

  его  за  самую  прекрасную,  редкостную  обезьяну, которую им когда-нибудь

  довелось  видеть, и захотели непременно угостить его ломбардскими орехами, которые повытаскивали из карманов. Циннобер пришел в такую ярость, что не мог  передохнуть, и ноги у него подкосились. Камердинер, которого позвали, принужден был взять его на руки и снести в карету».¹⁶

  Полученный  свыше дар Циннобера отдалён  от своего носителя; Цахес, как и пострадавшие от колдовских чар люди, - только объект его слепого действия. 

  В литературоведении  стало традицией толковать конфликт и идею сказки, исходя из образа главного героя. Делались многочисленные попытки  представить Цахеса «божком денежного обращения»¹⁷, оборотнем, владеющим таинственной силой «животного магнетизма»¹⁸, «бюрократическим демоном»¹⁹, воплощением собственно гофмановских переживаний несоответствия внешности и сути, бытия и успеха²⁰ и так далее.

  Однако  такие попытки признаны не были. По сути они были рационалистичны, толкование образа Цахеса и связанных с ним темы и идеи сказки наталкиваются на сопротивление самой природы романтического гротеска, который, в свою очередь, сформирован благодаря авторской иронии. Противоречие, о котором писал Харик²¹, например, несомненно, присутствует в образе персонажа, но оно не является основой содержания сказки. Скорее, это противоречие, имеющее место в произведении, - основа его комизма.

  Цахес совершенно не активен. Всё получается само собой, в силу действия какого-то неопознанного, но явно несправедливого закона человеческой общественной жизни. Цахес только охотно принимает то, что само плывёт в его руки. По словам Розабельверде, вина его в том, что в его душе не пробудился внутренний голос, который бы сказал: «Ты не тот, за кого тебя принимают, но стремись сравняться с теми, на чьих крыльях ты, немощный, бескрылый, взлетаешь ввысь».²²

  Таким образом, гофмановская ирония захватывает Цахеса целиком и полностью. Немощный уродец, не умеющий и связать пары слов, даже сам от себя не зависит. Всё, что у него есть – это волшебные чары феи Розабельверде, полученные им лишь из жалости. Сделать что-нибудь самостоятельно Цахес возможности не имеет, но себе и окружающим персонаж представляется значимой фигурой.

  2.2 Энтузиаст – Бальтазар.

  У романтических  писателей энтузиасты – главные  хранители добра и красоты. Но они – явление в высшей степени  странное с точки зрения окружающего  мира, той традиционной общественной иерархии, где значение каждого определяется только местом, занимаемым им в этой системе. Энтузиасту чуждо всё, что имеет вес в этом обществе, - деньги, титулы, имя, карьера, честь – всё, что связано со здравым смыслом и пользой. Энтузиаст по природе своей фигура трагическая, он обречён на непонимание, одиночество и изоляцию.

  Именно  такими качествами и такой судьбой  наделён у Гофмана герой Бальтазар. Образованный юноша из хорошей, интеллигентной семьи, он живёт в своём романтическом  мире. Бальтазар влюблён в дочь профессора Альпануса, не чает в ней души, хотя причин на это у него нет, что подчёркнуто автором, опять же, при помощи иронии, в описании «прекрасной» Кандиды. Да, она хороша собой, но между строк мы читаем, что эта девушка не является достойной безумной любви студента.

  Романтичность Бальтазара явно преувеличена Гофманом. Как и положено романтическому герою, он – натура творческая, понимает язык природы и влюблён. Однако предмет любви его Гофман преподносит с такой характеристикой, что Бальтазар выглядит весьма иронически.

  Бальтазар схож с главным героем «Золотого горшка» Ансельмом; их объединяет энтузиазм, противостояние филистерской обыденности, устремлённость в область идеального, - но одновременно и отличен от него. Для Бальтазара нет уже выхода в поэтическую Атлантиду. Дар Проспера Альпануса превращает его в конце повести  в благополучного собственника. Бальтазар не добивается претворения в жизнь какой-нибудь романтической мечты, а получает в награду всего лишь филистерский мир и покой.

  Также эпизод с уединением Бальтазара показывает его далеко не с лучшей стороны. Герой обижен на всех, кто помогал ему обличить «коварного» Циннобера, он уходит в себя и жалуется на свою жизнь.

  Таким образом, получается, что Гофман совсем не идеализирует своего героя-романтика. Исходя из этого, можно сделать вывод, что писатель не отождествляет филистеров как людей со знаком «минус», а показывает при помощи иронии несовершенства энтузиаста.

2.3 Кандида.

   «У  Кандиды  были  лучистые,  пронизывающие  сердце  глаза  и  чуть-чуть припухлые  алые  губы,  и она - с этим принужден согласиться всякий – была писаная красавица. Я не припомню, белокурыми или каштановыми следовало бы назвать прекрасные ее волосы, которые она умела так причудливо укладывать, заплетая в дивные косы, - мне лишь весьма памятна их странная особенность: чем  дольше  на них смотришь, тем темнее и темнее они становятся. Это была высокая,  стройная,  легкая  в  движениях  девушка,  воплощенная  грация и приветливость,  в  особенности  когда ее окружало оживленное общество; при стольких  прелестях  ей  весьма  охотно  прощали то обстоятельство, что ее ручки  и  ножки  могли  бы,  пожалуй,  быть и поменьше и поизящней».²³

   То  есть, даже повествователь, который  должен всё в точности описать, не помнит и цвета «прекрасных волос» Кандиды. Это нельзя объяснить ничем, кроме романтической иронии. Автор  утверждает, что Кандида писаная  красавица, не зная такой важной детали, как цвет её волос. Несмотря на грацию и приветливость девушки, появляющуюся в присутствии общества, конечности её, по словам повествователя, вовсе не малы. Такая постановка вещей – ничто иное, как появление, опять же, иронии.

   «Притом Кандида  прочла  гетевского "Вильгельма Мейстера", стихотворения Шиллера и "Волшебное кольцо" Фуке и успела позабыть почти все, о чем там говорилось; весьма  сносно  играла  на  фортепьянах и даже иногда подпевала; танцевала новейшие  гавоты  и  французские  кадрили  и почерком весьма разборчивым и тонким  записывала  белье, назначенное в стирку. А если уж непременно надо выискать  у  этой  милой  девушки  недостатки,  то, пожалуй, можно было не одобрить  ее  грубоватый  голос,  то,  что  она слишком туго затягивалась, слишком  долго  радовалась  новой  шляпке  и съедала за чаем слишком много пирожного».²⁴

   Опять же, Гофман иронизирует по поводу своего героя. Естественно, никто не мог полюбить Кандиду за её красивый почерк, за то, что она подпевала или подтанцовывала, или за то, что она прочла пару книг. Такое ироничное к ней отношение является отражением того, что все видят в Кандиде идеальную девушку. Как мы видим, общество зачастую обманывает само себя и не замечает того, что возвышает недостойную, ведь все её плюсы напускные, призванные только производить хорошее впечатление на окружающих. Они ничем не подкреплены, и именно это нам помогает увидеть гофмановская ирония.

2.4 Мош Терпин.

   Филистерство  от науки представлено в сказке комической фигурой прфессора естествознания Моша Терпина. В отличие от студента-энтузиаста Бальтазара, ревностно охраняющего сказочный мир природы и поэзии от вторжения в него чуждой истинной красоте обыденности, Мош Терпин выступает как носитель ненавистного Гофману утилитарного и грубого отношения к природе, как представитель механизации жизни. Он не из той природы «просвящённых» филистеров, которые обильно произрастали на почве немецкого убожества. Мош Терпин на каждый вопрос имел нелогичный ответ, как бы извлечённый из выдвижного ящика. Циннобер назначает его генеральным директором всех естественнонаучных дел в княжестве, благодаря чему он получает возможность, не выходя из кабинета, изучать все виды птиц и животных в жареном виде, а для своего трактата о том, почему вино имеет другой вкус, чем вода, производить исследования в княжеском винном погребе. Кроме того, в его обязанности входило редактировать все солнечные и лунные затмения, а также с научной точки зрения доказывать княжеским арендаторам, что если град побил их посевы, то виноваты в этом они сами.

   Итак, фигура Моша Терпина насквозь пропитана иронией. Он – уважаемый в княжестве человек, который обязан всё и всем объяснять, хотя все объяснения его нелогичны и абсурдны.

  2.5 Чиновники и князь  Пафнутий.

    Марионеточность и подчинение в сказке всецело  представлена такими героями, как князь Пафнутий и его помощники из министерства. По сути, они так ничего и не делают для пользы княжества. Они всегда заняты второстепенными делами вроде званых обедов или шитья новых костюмов.

      Сам князь Пафнутий получил  столь высокую должность лишь благодаря тому, что одолжил небольшую сумму своему предшественнику Деметрию, что также показательно: чины в княжестве раздаются не исходя из поступков и заслуг, а по воле случая.

    «Князь  Барсануф,  один  из преемников великого Пафнутия,  нежно любил своего министра,  ибо у него на всякий вопрос был наготове ответ; в часы, назначенные для отдохновения, он играл с  князем в  кегли,  знал  толк  в  денежных операциях и  бесподобно танцевал гавот».²⁵ Такие умения свидетельствуют не о профессионализме чиновников, а о их нежелании сделать что-нибудь на пользу государству.

    Итак, люди, правящие в княжестве абсолютно  этого не заслуживают, над чем  Гофман активно иронизирует. Каждый чиновник изображён полным глупцом  и лентяем.

  2.6 Итоги.

    Иронии  Гофмана подвержены все герои сказки. Каждый из них показан по-своему, но, тем не менее, иронизирует автор над каждым, даже над «любимчиком» романтиков – энтузиастом. Это говорит о том, что Гофман, в отличие от его предшественником не идеализирует романтических героев, а считает, что ни один филистер не виноват в том, что таким родился.

    Здесь ирония помогает взглянуть на героев с другой стороны, выявить их недостатки и принять, по возможности, скрытую  точку зрения автора.

Глава 3. Ирония по поводу ситуации.

  3.1 Ирония на примере некоторых ситуаций.

   Прежде  всего, стоит отметить, что в произведении «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» Гофман изображает два мира - реальный и фантастический, как пишет Гуляев, «сталкивает реальную действительность, лишенную красоты, с миром своей романтической мечты». ²⁶Герои новеллы, с одной стороны, обычные люди - студенты, чиновники, профессоры, придворные вельможи. И если с ними порой случается нечто странное, они готовы найти этому правдоподобное объяснение. Сказочная же сторона произведения связана с образами феи Разабельверде и мага Проспера Альпануса. Однако волшебным героям приходится приспосабливаться к реальным условиям и скрываться под масками канониссы приюта для благородных девиц и доктора. Уже эта ситуация пропитана нескрываемой и вездесущей гофмановской иронией. Именно этот приём стал «визитной карточкой» писателя. После  выхода в  свет  его  повести «Крошка  Цахес,  по  прозванию  Циннобер» писатель-романтик  Шамиссо назвал его «нашим бесспорно первым юмористом»²⁷.