Цой Виктор Робертович

Рашид Нугманов: "Просто он являлся олицетворением романтизма, он в нем жил, он был  у него в крови"

Александр Титов: "Я не знаю ни одного человека, который относился бы к Цою  с пренебрежением или с непониманием. Даже если они ни хрена не понимали и несли чушь, все равно это  было доверительное общение. Его  уважали. Для меня он был последним  героем, как сам себя назвал"

С кем  никогда не ладил Виктор, так это  с начальством. Общения с руководящими товарищами у него не получалось ни под каким видом. Один такой случай рассказал Анатолий Соколков. Когда  Цой не получил удостоверения  об окончании курсов для кочегаров (несколько раз не был на занятиях из-за гастролей), они с Соколковым решили сходить к начальнице.

Анатолий  Соколков:"У него была такая особенность - он не мог общаться ни с каким  начальством. Независимость натуры или еще что... Но это очень действовало на нервы всем начальникам. Ну, говорил там "да", "нет" - но нормально, не было никаких высокомерных жестов. Человек просто сидел, разговаривал, но сразу возникало неприятие - у тех людей, у которых много формализма в голове. Если бы я в той ситуации просто пошел один к нашей начальнице - хорошая была тетка, - то было бы все нормально. Но мы пошли с Витькой, это подействовало им на нервы, и они просто наотрез отказались"

Цою также  страшно не нравилось, когда к  нему "лезли в душу", надоедали  пустыми вопросами, навязывали ему приятельские отношения, - как же, восходящая звезда! Цой не любил интервью. Ему действовала на нервы разница между тем, что он говорил журналисту, и тем, что потом было напечатано в газете. Виктор не любил интервью еще и по причине природной замкнутости. Его разговоры с залом после выступлений были рекордными по своей краткости. Если спрашивали о чем-нибудь из истории группы, еще можно было получить вразумительный ответ, но если кто-то хотел выудить что-нибудь про самого Виктора, например про личную жизнь, то чаще всего вопрос оставался без ответа или ответ был такой, что спрашивать больше не хотелось. Как-то ему задали вопрос, что в окружающей действительности ему не нравится. "Все", коротко ответил Цой.

Цой мог  не отказать корреспонденту, но, проговорив с ним битый час, тот вдруг обнаруживал в своем блокноте или на кассете диктофона односложные ответы, за которыми явно скрывалось нежелание открываться в интервью. Иной раз Виктор мог сказать прямо: "Это прессы не касается". Он с интересом выслушивал вопросы, но отвечать на них не любил.

"Виктор  старался читать все письма, они  очень много для него значили,  он понимал, что ему выпала  особая миссия в жизни", - считает  Джоанна Стин-грей. Действительно  в последние годы Цой получал  массу писем, он их все читал, никогда не выбрасывал, но никогда и не отвечал. Виктор Цой вынашивал песни "в себе". Об этом вспоминает много людей, знавших его. Отец Виктора, например, даже считает, что эта его особенность забывать обо всем, когда в уме рождалась новая песня, послужила причиной роковой автомобильной катастрофы. Эту его особенность уходить в себя в , минуты творчества отмечает и Юрий Белишкин:

"Репетировали "киношники" очень мало. Я  первое время страшно этому  удивлялся. Я ни разу не видел  Виктора за сочинением песен. Знаете, как другие: пальцами барабанят, что-то демонстративно шепчут, лихорадочно хватают лист бумаги. Он же работал, отдыхал, смотрел видик (он очень много смотрел, нормально относился к Шварценеггеру, а вот Сталлоне не любил), а столько песен написал. Когда, где, как? Все внутри происходило. Отсюда, наверное, и желание побыть одному. Или с друзьями. Я от него подхватил слово "душевные люди". Те, что достают, душат вопросами, разговорами. Его такие личности здорово мучили..."

Александр Титов: "Витька был уникальный человек, потому что в общении с ним никогда не проскальзывали те мысли, которые вдруг появлялись в его песнях. В общении все было гораздо проще, на уровне быта. Это всегда очень интересный и таинственный знак. Думаю, у некоторых людей есть сильный механизм защиты, и они постоянно контролируют творческий выброс. Во всяком случае, собственно о творчестве мы никогда не говорили. Думаю, что я понимал и принимал его. У Витьки был несомненный дар. Мне кажется, что Витька был творчески более честным, чем Борька (Гребенщиков). Тот за счет своей эрудиции часто вуалировал послание, которое у него есть в песне. Он очень талантливо это делал, очень тонко. А Витька подавал более прямолинейно. И эти простые слова действовали еще сильнее. Поэтому с Витькой у нас никогда не было разговоров о трактовках песен, я его понимал безоговорочно. Работал он над каждой песней, просто погружаясь в нее целиком. Проигрывал миллионы раз.  

Чаще всего дорабатывал какие-то гармонические дела. А текст всегда был уже устоявшийся к тому моменту, когда мы начинали работу над песней"

Осенью 1982 года Цой работает в садово-парковом тресте резчиком по дереву, тогда же он увлекается резьбой нэцке (традиционный вид японского искусства - небольшие  фигурки из кости или другого материала) и делает их настолько мастерски, будто учился этому искусству долгие годы у восточных мастеров. Вырезанные фигурки он щедро раздаривал приходившим к ним с Марианной домой друзьям.

Виктор  вообще сильно увлекался восточными культурами - китайской и японской. Борис Гребенщиков вспоминает: "Наверное, людям, которые Витьку не знают, сложно представить, что мальчик, который в то время учился в ПТУ на резчика по дереву, что называется "необразованный", был на вполне сносном уровне знаком с древней китайской культурой. Можно было спокойно бросаться именами, рассуждать о самурайском кодексе. В общем, о чем мы говорили, мы знаем"

Интересовался Виктор и "жизненным путем" Брюса  Ли.

Константин  Кинчев: "Он хотел быть как Брюс Ли - кумир его"

Артем Троицкий: "Как-то мы с Цоем говорили о литературных и прочих кумирах, и я упомянул своего любимейшего Дон Кихота". "Нет, это не мой персонаж, - сказал Цой, - он не сконцентрирован, он слаб"

Его персонаж - Брюс Ли, великий мастер кун-фу, вставший в один ряд с легендами мирового кино. Брюс Ли участвовал в безыскусных боевиках, но магия его присутствия по своей силе не уступала великолепному воздействию Орсона Уэллса и Марлона Брандо.

Б.Г. говорит  об этом его увлечении: "...вся эта  эпопея с Брюсом Ли началась гораздо позже, когда они с Марьяной уже жили на Блюхера. Да, кажется, это был день рождения Марьяны, и мы с Людкой приехали к ним на Блюхера. Наверно, это было впервые, когда мы приехали к Витьке домой. И как-то так нам в тот день повезло, что хватило денег купить мешок красного вина. Я никогда в жизни не пил так много красного вина, как тогда. Я сухое вино вообще не очень люблю, но оно было дешево, а денег на портвейн тогда не было. И когда я увидел у Витьки на шкафу изображение Брюса Ли, я обрадовался, поскольку уже есть о чем говорить, это уже знакомый элемент"

...Витя  садился и, не отрываясь, пересматривал  все фильмы с Брюсом Ли, какие  только в тот момент оказывались  в доме. А "Войти в дракона" - главный брюсовский фильм - смотрел  как минимум раз пятнадцать". На стене у Виктора висели нунчаки. БГ за нунчаки сразу схватился, порадовался любимому оружию, и Виктор показал, что он с ними делает. Получалось у него это здорово. То ли сказалась восточная кровь, то ли что-то другое, но это производило блестящее впечатление - почти Брюс Ли! Б.Г. тогда еще подумал: "...будь я, скажем, разбойником, то, встретив такого человека на улице, я бы подумал - приставать к нему или нет - настолько это было впечатляюще". Так под Брюса Ли и нунчаки они все и выпили.

Возможно, что интерес Цоя к Брюсу Ли, как признанному мастеру восточных единоборств, проявился еще и потому, что сам-то он драться не любил и стычек - как мог избегал. Из интервью Максима Пашкова:

- Витя, физически крепкий, рослый, мог  себя защитить?- Он избегал этого.  На ноги больше рассчитывал. Неохота что-то сочинять, но он в тинэйджерстве не производил впечатление супермена. Однажды, помню, какой-то тип Рыбе (Алексей Рыбин - музыкант первого состава группы "Кино") нунчаками голову пробил, так Витьку как ветром сдуло. Я же обидчика кирпичом отогнал. Когда страсти улеглись, Витькино исчезновение всех развеселило: "А Цой-то где? Нету!" Обыскались. Потом я догадался позвонить: он уже был дома.

Какие еще были у Цоя пристрастия, кроме  увлечений искусством и Востоком? Андрей Панов рассказывает: "У Цоя, кстати, были хорошие склонности к пародированию. Он неплохо пародировал советских исполнителей - жесты, манеры... Особенно он любил Боярского. И Брюса Ли, но это уже потом. А с Боярским было заметно очень. Он ходил в театры, знал весь его репертуар, все его песни. Ему очень нравилась его прическа, его черный бонлон, его стиль. Цой говорил: "Это мой цвет, это мой стиль". И действительно, знал и исполнял репертуар Боярского очень неплохо. Впрочем, у такого человека нетрудно спеть все, что угодно, так что ничего удивительного"Цой с уважением относился к Розенбауму. Не было особой любви к "ДДТ" и Шевчуку, но тем не менее он говорил, что группа интересная, и она о себе еще заявит. Так оно и случилось. Очень хорошо относился к Макаревичу и Бутусову. Про Вячеслава Бутусова однажды Цой сказал, что человек, который написал "Я хочу быть с тобой", уже за одну эту песню заслуживает уважения. В разговоре, если ему что-то нравилось, свои эмоции и восхищение старался всегда сдерживать.

Например, никогда не говорил: "Я люблю эту музыку, этого музыканта". Говорил просто так: "Нормальная группа. Нормальная песня" и все...

Вообще  Цой пафос любил. Он чувствовал себя звездой и старался этому соответствовать. Ездил только на машине с затемненными стеклами. Не удивлюсь, если у него и телохранители были. Не помню, в Красноярске или Новосибирске он заявил: "Я на сцену не выйду - зал неполный". Так в зале такое началось, что их там чуть не убили. Заносило его, это точно. Может, потом и прошло бы. ...

Да, многие отмечают, что в последнее время жизни Виктор начал меняться. Он замкнулся, ограничил круг друзей, практически все время проводил дома - в Москве он жил у Наташи. Иногда они выбирались в ресторан поужинать. Вся жизнь - концерты, дом.

Александр Титов: "Мне показалось, когда я в последние годы видел Витьку, что ему тесно в рамках той группы, которую он уже не контролировал. Ему бы надо было иметь побольше единомышленников..."

Юрий  Белишкин: "...В 1990-м он вообще как-то изменился. Стал участвовать в сборных концертных солянках, выступил вместе с французской группой. Ничего особенного, ничего предосудительного, но раньше Цой не делал бы этого, он следил за собой, был архиосторожен. Но в то же время сделал прекрасный новый альбом, поездил по миру, собирался вновь с группой сниматься у Нугманова..."

Вот так - удовлетворение исчезло. Многие известные  коллективы прошли через это, многие распадались, а многие выживали и  находили в себе силы смотреть на эти  явления свысока и не поддаваться  звездной болезни. Мы думаем, что и с "Кино" было бы все хорошо, если бы не та роковая катастрофа под Юрмалой.

Он не лег в стену так покорно, надежно  и прочно, как требуется от каждого  кирпичика, не стал покорным волне попсы, захлестнувшей вскоре всю страну. Он не стал стеной, но у него не вышло стать и тем плечом, под напором которого она дрогнула бы. Да и возможно ли это вообще?..

Также как и его герой в "Игле", Цой умеет драться, но он дерется  только защищая свою честь. Было бы ошибкой считать его суперменом, но и слабаком он не был никогда. В "Игле" Цой играл самого себя, он на самом деле был таким в жизни и в сходных обстоятельствах, наверное, поступил бы точно так же. Точно так же Высоцкий сыграл капитана Жеглова в "Место встречи изменить нельзя" - каждый, кто видел этот фильм, понимал, что Высоцкий и в жизни такой же. Хотя Высоцкий, конечно, актер, в то время как Цой актером все-таки не был. Поэтому он и не перевоплощался, а оставался самим собой.

Александр Житинский: "Мне кажется, что Витя был от природы чрезвычайно умен. Он обладал врожденным вкусом и при всей своей гордости был крайне застенчив. И в творчестве, и в жизни он, как мне кажется, воплощал принцип разумной достаточности. "Все, что сверх того - все лишнее". Он минимизировал выразительные средства, он минимизировал и человеческие отношения, оставляя и там, и там самое надежное и проверенное"

Борис Гребенщиков - "крестный рок-отец" Виктора тоже хорошо сказал о величии  личности Цоя: "Мне даже, честно говоря, неудобно Цоя называть Витькой, есть в этом какая-то ложная задушевность, которой никогда не было. Потому что то, что я знаю, не назвать ни Витькой, ни Виктором, ни Цоем - это реальность, никакого обозначения в языке на имеющая. У него другое имя, и не человеческими губами его говорить. Вот как обычно описывают ангелов? Ангел - это фигура бытия, выполняющая определенную функцию в бытии, совершенная изначально, то есть неразвивающаяся. И то, о чем я говорю, это не ангел, но это фигура такого же типа. Она совершенна от природы Вселенной. Сущность, которая так или иначе находит разные методы воплощения. Вот то, что делала группа "Кино", то, что делал Виктор Цой. Просто мы не о том говорим, имя - оно уводит в сторону. Не было никакой задушевности ложной. Никогда"