Б. Брехт "Добрый человек из сычуани"

     Драма «Жизнь Галилея»

     Пьеса «Жизнь Галилея»(имеет две редакции: первая – 1938-1939 годов, окончательная – 1945-1946 годов)посвящена проблеме ответственности ученого.

     Как и в «Матушке Кураж», прошлое служит здесь аналогом настоящего, его уроки несут в себе ответ на вопросы современности.

     Основой разговора о значении, авторитете научной мысли и ответственности  учёного Брехт сделал жизненный  пример великого итальянского учёного  естествоиспытателя эпохи Возрождения  Галилео Галилея(1564-1642гг.). Галилей  активно защищал учение Николая  Коперника о гелиоцентрическом  строении мира, за что был подвергнут суду инквизиции, вынудившей его отречься от этого учения. Галилео было в то время 69 лет.

     Брехт открывает действие изображением ещё  молодого Галилея, когда он был в  расцвете сил, наслаждался радостью познания и верил в независимость  и всесилие научной истины. Страх, казалось бы, всемогущей католической церкви перед его астрономическими идеями показал Галилею, что научная  мысль может стать революционной  силой. Примечательна сцена разговора  Галилея с маленьким мальчиком, сыном бедного крестьянина, заинтересовавшимся физикой. «Мои родные – простые люди», - говорит монах, - «все свои силы они черпали из ощущения постоянства и необходимости… Их уверили в том, что на них обращён взор божества – пытливый и заботливый взор, - что весь мир вокруг создан как театр, для того чтобы они – действующие лица – могли достойно сыграть свои большие и маленькие роли. Что сказали бы они, если бы узнали от меня, что живут на крохотном каменистом комочке, который неправильно вращается в пустом пространстве… и что сам по себе этот комочек – лишь одна из многих звёзд, и к тому же довольно незначительная. К чему после этого терпение, покорность в нужде? На что пригодно священное писание, которое всё объясняло и обосновывало необходимость пота, терпения, голода, покорности, а теперь вдруг оказалось полным ошибок?».

     Галилей отвечает ему: «Ваши крестьяне оплачивают войну, которую ведёт наместник  милосердного Христа в Испании и  Германии. Зачем он помещает Землю  в центр мироздания? Да затем, чтобы  престол Святого Петра мог  стоять в центре Земли! В том то и всё дело! Вы правы речь идёт не о планетах, а о крестьянах Кампании…»

     Уличный певец поёт в карнавальную ночь о  социальном смысле учения Галилея:

     « «Да будет свет!», - провозгласил всевышний 

     И приказал, чтоб солнце с этих пор

     Вокруг  Земли, без проволочки лишней,

     Вращалось впредь, - и кончен разговор!

     Хотел Господь, чтоб каждый индивид

     Вертелся  вкруг того, кто выше чуточку стоит!

     И холуи вращаться стали вкруг людей, имевших вес

     И на Земле сырой и грешной, и  синих заводах небес!»

     Вот это, добрые люди, и есть великий  порядок мира…закон законов, правило  правил. Но что же произошло с ним, представьте себе, добрые люди! (Поэт) 

     Вскочил учёный Галилея,

     Отбросил  святое писанье,

     Схватил трубу, закусил губу,

     Осмотрел  сразу всё мироздание. 

     И Солнцу сказал: шагу делать не смей!

     Пусть вся Вселенная дрожа,

     Найдёт  иные круги:

     Отныне  станет госпожа

     Вертеться вкруг прислуги.

     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     Холоп хозяину дерзит,

     Собаки  разжирели,

     А певчий встретить норовит

     Заутреню6 в постель.

     Принципы  научного естествознания, отменяющие установленную церковью иерархию явлений, прилагаются к социальным отношениям, толкая к выводам о необходимости  отмены социального неравенства. Это  и делает учение Галилея таким  опасным для власть имущих, оттого-то они и отдают Галилея в руки инквизиции. Галилей отступает перед угрозой попыток и публично отрекается от истины, в которой он сам на самом деле убеждён.

     В пьесу входит дискуссия о том, как отнестись к поступку Галилея. Его ученик Андреа Сарти, вначале возмущённый слабостью духа, проявленной Галилеем, при встрече с ним начинает думать, что учённый поступил мудро, сохранив себе жизнь ради дальнейших научных исследований. Но Галилей сам отвергает такую трактовку своего поступка: «Я полагаю, что единственная цель науки – облегчить трудное человеческое существование. И если учёные, запутанные своекорыстными властителями, будут довольствоваться тем, что накопляют знания ради самих знаний, то наука может стать калекой… я был учёным, который имел беспримерные и неповторимые возможности. Ведь именно в моё время наука вышла на рыночные площади. При этих совершенно исключительных обстоятельствах стойкость одного человека могла бы вызвать большое потрясение. Если бы я устоял, то учёные-естествоиспытатели могли бы выработать нечто вроде Гиппократовой присяги врачей – торжественную клятву применять свои знания только на благо человечества!.. Но я отдал свои знания власть имущим, чтобы те их употребили, или не употребили, или злоупотребили ими – как им заблагорассудиться – в их собственных интересах… я предал своё призвание. И человека, который совершает то, что совершил я, нельзя терпеть в рядах людей науки.»

     Брехт устами Галилея недвусмысленно осуждает учёного, способного поступиться научной  истиной из-за чего бы ни было; писатель видит в этом предательство не только перспектив науки и интересов  социального будущего человечества.

     Окончательная редакция пьесы появилась в Америке  как раз в то время, когда там  только что были изготовлены и  тут же сброшены на Хиросиму и Нагасаки атомные бомбы (6 и 9 августа 1945 года).

     Брехт выносил своей пьесой бескомпромиссный приговор её создателям. «Атомная бомба, как техническая и общественное явление – конечный результат  научных достижений и общественной несостоятельности Галилея», - писал  Брехт.

     В пьесе незримо присутствует Джордано Бруно. Он был сожжён заживо, но палачи не добились то него ни единой уступки церковному мракобесию. Именно Джордано Бруно Брехт видит идеал учёного, до конца верного правде и науке.

     В одной из сцен, ещё до того, как  Галилей предстаёт перед судом  инквизиции, маленький монах спрашивает его: «А ни думаете ли Вы, что истина – если это истина – выйдет наружу и без нас?» и слышит в ответ: «нет, нет и нет! Наружу выходит  столько истины, сколько мы выводим. Победа разума может быть только победой  разумных.»

     Эти слова могли бы стать эпиграфом  ко всему творчеству Бертольда Брехта. Он не уставал утверждать эту мысль  каждым своим произведением. Все его пьесы – призыв к разуму, не к прозаическому рассудку, или к узкой расчетливости, а к тому страстному разуму, который движет человечество вперёд и каждой из пьес Брехт ведёт разговор о диалектике доброго и злого в человеке, о его социальной зависимости и о необходимости для человека подняться над этой зависимостью и осознать свою ответственность за состояние мира, за его сегодня и завтра. 

     ***********************************

     Пьесы «Добрый человек из Сычуани»(1938-40гг.) Брехт написал по мотивам китайской  сказки. Это пьеса-притча, то есть произведение, которое в иносказательном виде предлагает читатулю поучение. Заголовок указывает на основную проблему – проблему доброты человека. Автор ставит своей пьесой вопросы: что такое добрый человек? Может ли человек быть добрым в существующих социальных обстоятельствах? Что нужно делать, чтобы человек был добрым?

     Три бога, заспорив о том, добр или зол  человек, решают спуститься на Землю  и проверить меру доброты людей. Это похоже на пролог из «Фауста» Гёте, только объектом проверки становится не старый учёный, а простая бедная девушка. Оказавшись в некоем городе, боги стучат во все двери, ища приют, но никто из богачей им не открывает, и только у Шен Те (у которой нет ничего и которой приходится торговать собой, чтобы прокормиться), приняв богов за бедняков, лишенных права, впускает их в свой жилище. Боги награждают Шен Те за доброту, дают ей деньги, и она открывает табачную лавку, надеясь, что теперь будет жить безбедно и помогать другим. Лавку отзывчивой Шен Те сразу же начинают осаждать знакомые и незнакомые ей бедняки; все их она вначале принимает, кормит, но вдруг обнаруживает, что от денег почти ничего не осталось.

     Шен Те становится ясно, что если она и дальше хочет помогать кому бы то ни было, она должна принять срочные меры к сохранению лавки. Она переодевается в мужское платье, выдаёт себя за своего двоюродного брата Шун Та и безжалостно выставляет из лавки всех нахлебников. Только так ей удаётся скопить денег, чтобы снова иметь возможность кому-нибудь помогать.

     Брехт показывает, что одной только отзывчивости мало, чтобы быть добрым о обществе социального неравенства, так как это общество выворачивает нормальные человеческие отношения на изнанку. Чтобы быть добрым, человек должен быть и злым – такой парадокс вырастает из самой природы социальных отношений.

     Испытав свою героиню на отзывчивость, Брехт  подвергает её далее испытаниям любовью, а затем и материнством. Он строит сюжет пьесы как серию экспериментов: сталкивает естественные человеческие чувства с законами эксплуататорского  общества и наглядно показывает их несовместимость.

     Шин Те встречает в парке безработного лётчика, который уже завязывает петлю, чтобы повеситься: зачем жить, если без взятки нельзя получить работу, а у него нет денег! Девушка удерживает его от самоубийства, дарит свою любовь. Лётчик тоже любит Шен Те, но ему прежде всего нужны деньги, чтобы получить работу, и он требует их у Шен Те; без денег лётчик не согласен на свадьбу. Любовь, как видим, тоже не выдерживает испытание несправедливыми социальными законами.

     Не  выдерживает его и чувство  материнства. Готовясь стать матерью, Шен Те видит, что для того чтобы быть доброй матерью своему ребёнку, она должна стать тигрицей по отношению к другим детям. Она вновь одевает костюм Шун Та и ведёт дело в табачной лавке, жестоко эксплуатируя рабочих и используя несостоявшегося лётчика, своего бывшего жениха, в качестве надсмотрщика.

     Чем выше по своей человеческой значимости испытываемые героиней чувства, тем  дальше заходит её обесчеловечивание. В конце концов Шен Те совсем было отказывается от самой себя – её совершенно вытесняет Шуи Та. «Он» становится табачным королём и больше не позволяет «Ей» появляться. Вещи Шен Те «Он» связывает в узел и забрасывает под стол, но власти начинают разыскивать Шен Те, находят её вещи и привлекают Шун Та к суду за убийство двоюродной сестры.

     В этот момент снова появляются боги, они решили проведать Шен Те, уверенные, что деньги сделали её счастливой, не исказив её натуры. Им, однако, приходиться убедиться, что это далеко не так. Шен Те сбрасывает одежду и маску Шун Та, так что все видят, что он и она – одно и тоже лицо. Следует зонг, исполняемый Шен Те:

     Ваш единственный приказ – 

     Быть  хорошей и тем не менее жить –

     Как молния рассёк меня на две половины.

     Не  знаю почему, но я не могла

     Быть  одновременно доброй к себе и другим.

     Помогать  себе и другим было слишком трудно.

     Ах, ваш мир жесток! Слишком много  нужды.

     Слишком много отчаяния!

     Пожимаешь руку бедняку, а он вырывает её!

     Помогаешь пропащему человеку и пропадаешь сам!

     Кто не ест мяса – умирает. Как же я могла

     Не  стать злой.

     Один  и тот же человек оказывается  одновременно и добрым и злым; добрый от природы, он становиться злым под  воздействием социальных условий. Как  разрешить это противоречие? Шен Те ждёт помощи от богов. Но боги бессильны против социальных законов. Они открещиваются от своей подопечной и удаляются на небеса.

     Шен Те в отчаянии. И тут на авансцену выходит Актёр. В пьесах Брехта нередки подобные персонажи, действующие вне фабулы и вступающие в непосредственный конфликт со зрителем.

     О публика почтенная моя!

     Коней – неважный. Это знаю я.

     В руках у нас прекрасная сказка

     Вдруг получила скверную развязку.

     Опущен  занавес, и мы стоим в смущенье – 

     Не  обрели вопросы разрешенья.

     Актёр приглашает зрителя к раздумьям  о том, как их разрешить. Сам он не формулирует ответов, но предлагает их варианты и призывает зрителей самим выбирать единственно верный ответ:

     Ведь  должен быть какой-то верный выход?

     …………………………………….

     Другой  герой? А если мир – другой?

     А, может, здесь нужны другие боги?

     Иль вовсе без богов?

     Молчу в тревоге.

     Так помогите нам! Беду поправьте!