Алексей Васильевич Кольцов

Алексей Васильевич Кольцов

1809-1842

Важнейшие биографические сведения. 

Жизненная и литературная судьба Кольцова сложная  и драматическая. Он родился 3/15 октября 1809 года в семье воронежского мещанина-прасола, торговца скотом. Лишенный возможности  учиться, Кольцов принужден был повторить путь своего отца, стать прасолом. Он полностью испытал заскорузлую невежественность, косность, грубость и жестокость окружавшей его мещанско-торговой среды. Всю жизнь поэт стремился вырваться из нее в мир интеллектуального труда и развитых духовных интересов. Но так и умер 33 лет, переживая мучительный разлад между своей мечтой и ненавистными ему обстоятельствами. Идейно-психологический облик Кольцова формировался и под воздействием окружавших его социально-бытовых условий, и под влиянием рано завязавшихся отношений с людьми прогрессивных убеждений: воронежским книготорговцем Д. А. Кашкиным, семинаристом А. П. Серебрянским, поэтом Н. В. Станкевичем и его кружком, в особенности с Белинским. 

Непрерывно  повышая свою культуру, читая отечественную и западноевропейскую литературно-художественную классику, жадно следя за текущими литературно-театральными новостями, поэт хотел быть с веком наравне и во всех других областях знания. 

Входя в круг исканий, свойственных его  литературным друзьям, из которых первым во второй половине 30-х годов являлся Белинский, Кольцов серьезно занимался философией. В 1840 году поэт писал критику: «Давно читаю ваши мнения, читаю и учу; но теперь читаю их больше и больше, и учу их легче, и понимаю лучше… Апостол вы, а ваша речь — высокая, святая, речь убеждения». 

Первые  пробы пера. 

Кольцов известен миллионам людей ясными, задушевными, пластически рельефными, музыкальными песнями. В них рисуется тяжелый быт селянина, поэтизируется  земледельческий труд, выражается любовь к жизни и природе, раскрывается русский характер: широкий, душевно радушный, цельный, вольнолюбивый. Многие поколения заучивали наизусть стихи «Песня пахаря», «Урожай», «Лес», «Что ты спишь, мужичок?». Самую широкую популярность и неувядаемую славу приобрели песни «Ты не пой, соловей», «Не шуми ты, рожь», «Горькая доля», «Хуторок», «Разлука». 

Но начальные  стихи (1825—1830) поэта-самоучки, не закончившего даже уездного училища, литературно  малограмотны, художественно беспомощны и наивно подражательны. Еще не владея ни самостоятельной тематикой, ни собственным поэтическим видением, ни выработанной манерой изображения, поэт находился в плену самых разнообразных книжных влияний. Посвящая свои стихи главным образом любовным перипетиям, он следует то трогательно-чувствительной сентиментальности В. А. Жуковского, И. И. Дмитриева, А. Ф. Мерзлякова и А. А. Дельвига ( «Песнь утру», 1826; «Сирота», «Ровеснику», 1827; «Послание молодой вдове», 1828), то увлечен эпикуреизмом Батюшкова ( «Прекрасной поселянке», 1828; «Приди ко мне», 1829), то, впадая в романтическую меланхолию, так свойственную позднему В. А. Жуковскому, И. И. Козлову и Е. А. Баратынскому, уносится мечтой, «земнова чужд», в другую жизнь ( «Плач», 1829; «Разуверение», 1829; «Вечер», 1830), то захватывается светлой жизнерадостностью Пушкина ( «Веселый час», 1830; «Совет старца», 1830). 

На Кольцова оказывает сильное воздействие  мещанский «жестокий» романс, и он сам сочиняет подобные произведения: «Я был у ней» (1829), «Не мне внимать  напев волшебный» (1829), «Утратив то, что было мило» (1830). 

В ранних стихах Кольцова, художественно аморфных, разностильных, встречаются мифологизмы ( «Зефир», «Филомелы глас», «Лети  к Парнасу»), славянизмы и архаизмы, принятые в «высокой поэзии» ( «брег», «вещать», «ланиты», «вперял», «внемли»), и одновременно редкие диалектные выражения, вроде «ботеть» и «требовать». Поэт еще не ощущал всей примитивности собственных опытов. В стихотворении «Повесть моей любви» (1829), являющемся плохо организованной прозой, он с наивным простосердечием писал: «Вам хочу я, милые, ||На досуге кое-как|| Исповедать таинство, ||Таинство чудеспое.|| И у нас в Воронеже|| Никому до этих пор|| Не хотел открыть его».

Думы. 

Размышления о смысле жизни сказались уже  в ранних стихах поэта ( «Плач», «Разуверение», «Земное счастие», «Что значу я?»), но более полно в цикле философских дум, появлявшихся с 1833 года и до конца его жизни. 

Уясняя  содержание дум, ошибочно представлять их творца религиозно-православным догматиком или дерзким богоборцем. В думах Кольцова, несомненно, отразилось влияние Ф. Н. Глинки, в особенности же Н. В. Станкевича и Белинского. Осознавая смысл человеческой жизни и тайны мироздания, поэт понял непрерывность развития вечно живой действительности ( «Божий мир», 1837), взаимозависимость ее явлений ( «Великая тайна», 1833) и пришел к утверждению человека как самого совершенного творения природы, ее венца ( «Человек», 1836). 

Создавая  гимн человеку, Кольцов смыкается  со всей прогрессивно-гуманистической  отечественной литературой и философией своего времени. Под влиянием объективно идеалистической философии и бесед с Белинским мир предстал перед ним как бесконечно разнообразное проявление самоосознающей мысли, идеи ( «Поэт», 1840) — «царицы бытия» ( «Царство мысли», 1837). Кольцову нельзя отказать в смелости и даже дерзости мысли. Он признает могучую действенность человека, его влияние на природу ( «Дума двенадцатая», 1840). Сознание, что подлинно художественные произведения живут столетия, торжествуя над смертью, наполняет его гордостью ( «Поэт»). 

Убежденный  в вечном развитии постоянно обновляющегося, но неизменно прекрасного бытия, преклоняясь перед все преобразующей  силой человека, Кольцов проникается  верой в наступление лучших времен, когда сторона пустая «снова зацарюет»  и жизнь молодая «шумно запирует» ( «Неразгаданная истина», 1836). Но на его мысли, бесспорно, наложили свою печать представления среды, в которой он родился, рос, жил. Смелость, обнаруженная поэтом в постановке глобальных проблем бытия, изменяет ему в их решении. Кольцов не переходит на сознательно материалистические позиции, не становится убежденным атеистом. Его дума «Великая, тайна» завершается признанием: «Тяжелы мне думы, Сладостна молитва!» Изнемогая от раздумий о смысле человеческой жизни, он обращается к богу как твердыне, спасающей от всех тревожных вопросов и восстанавливающей душевный покой: «На святое провиденье Положился я давно!» ( «Последняя борьба», 1838). 

Кольцов осознает мир как создание творящей, мыслящей, божественной силы ( «Божий мир»). Эта сила безмерная, всемогущая непостигаемая человеческим разумом ( «Великое слово», 1836), обнаруживается везде и во всем ( «Послание», 1839; «Перед образом спасителя», 1839). По мнению поэта, человек не может не только изменить закономерности вселенной, но и понять их причины ( «Вопрос»). Мудрость, сила и воля человека лишь отблеск божественной премудрости ( «Человеческая мудрость», 1837). 

Белинский, высоко ценя думы Кольцова как «порывания…  духа к знанию», не мог признать за ними какого-либо самостоятельно-оригинального, философского значения в смысле решения поставленных в них вопросов. Отмечая в некоторых думах достоинства красоты ( «Великая тайна», «Неразгаданная истина», «Молитва», «Вопрос»), критик считает их по преимуществу слабыми, явно уступающими в художественном отношении песням. Они «интересны более как факты его „внутренней жизни“, полной сомнений и противоречий», «нежели как поэтические произведения». Белинский прав, выделяя в качестве лучшей думу «Не время ль нам оставить» (1841). Покидая «воздушные миры» бесплодных мудрствований, решительно выходя «из туманов мистицизма» (идеализма. — Л. Р.), поэт славит в ней красоту «земной жизни», становится на почву реальной действительности и «здравого рассудка». 

В полном согласии с Белинским Добролюбов находит в думах Кольцова «глубокие вопросы с очень слабыми и недостаточными ответами». Салтыков-Щедрин также полагает, что в думах поэт показал свое «бессилие» к правильному решению мучавших его философских проблем. Думы Кольцова продолжают привлекать внимание и его последующих почитателей. Спор о них не утихает. Современный их исследователь (Н. Н. Скатов) убедительно показал, что эти произведения не изолированы от общего литературно-философского процесса того времени. В проблематике и идейной направленности они перекликаются с произведениями Станкевича, В. Одоевского, М. Павлова, В. Белинского.

Ведущие идеи и проблемы. Основной лирический герой. 

Кольцов не был поэтом ни зажиточного городского мещанства, ни богатого крестьянства, как утверждали некоторые исследователи его творчества. Отдавая симпатии крестьянину-бедняку и батраку, Кольцов не ограничивает себя каким-либо узким социальным барьером. В его поэзии явно проступают общечеловеческие начала, о чем убедительно свидетельствует «Первая песня Лихача Кудрявича». Поэт рисует в ней счастливое, радостное состояние человека, не стесненное социально-групповыми рамками. Поэзия Кольцова чужда и национально-бытовой, социально-групповой, этнографической узости и той абстрактно-психологической масштабности, которая поставила бы его над любыми социальными барьерами. 

Развитие  творчества Кольцова с самого начала шло по пути полной демократизации тематики, кристаллизации национально-народного  восприятия мира. Это поэт широких  крестьянских масс, всего трудового  народа. 

Мотивы  неудовлетворенности жизнью, вольнолюбия, в той или иной мере, не умолкая, звучат на протяжении всего творческого  пути Кольцова. С явными симпатиями он пишет о «бездомной сироте» ( «Сирота», 1827), о путнике, плетущемся на «клячонке  тощей» ( «Путник», 1828), о детинке «без хаты», разлученном с любимой богатым соперником ( «Терем», 1829). В стихотворении «Земное счастие» (1830) он негодует против тех, «кто давит народ мучительным ярмом». Исполненный ненависти к произволу и насилию властвующих кругов, Кольцов написал стихотворение «Лес» (1837), явно перекликающееся с лермонтовским стихотворением «Смерть Поэта». В стихотворении «Расчет с жизнью» (1840) он гневно восклицает: «Жизнь!.. Если б силу Бог дал — Я разбил бы тебя!…» С явным сочувствием воплощается им в песне «Стенька Разин» (1838) образ легендарного народного вождя. 

Социальные  и религиозные противоречия обуревали  Кольцова до конца жизни. Но в этих противоречиях, однако, постепенно побеждал ясный, светлый, жизнеутверждающий  взгляд на окружающее. Восхищаясь красотой мира, поэт восклицает: «Любо жить мне на земле!» ( «Мир музыки», 1838). Наблюдая неудачи и беды, преследующие людей, он призывает их не к примирению, а к действованию: «Поднимись — что силы, Размахни крылами» ( «Песня» — «В непогоду ветер…», 1839). 

Кольцов — поэт-новатор. Его новаторство  сказалось прежде всего в образе основного лирического героя. Ведущим  лирическим героем стихотворений Кольцова зрелого периода становится крестьянин-бедняк, а определяющими темами — его  быт и труд, переживания, думы и заботы, горести и радости, идеалы и мечты. Песни Кольцова — апофеоз этому герою, впервые появившемуся в русской литературе. Лирический герой Кольцова привлекает своей внутренней и внешней красотой, жизнерадостностью, «силой крепкой» ( «Раздумье селянина», 1837) и неистребимым желанием воли. Любуясь и гордясь им, поэт рисует его добрым молодцем, владеющим могучей силой, по жилушкам переливающейся, широкой удалью и буйными чувствами: «Что ему дорога, Тучи громовые!» ( «В поле ветер веет», 1838). Перед ним, кудрявым и веселым ( «Первая песня Лихача Кудрявича», 1837), с плечом «шире дедова», с грудью «высокой» ( «Косарь», 1836), «путь широкий». У него «Много дум в голове, — Много в сердце огня!» ( «Путь», 1839). 

Воспевая  крестьянина-бедняка, Кольцов впервые в русской литературе вдохновенно восславил и его труд. При этом не только как социально значимый, но и приносящий духовное удовлетворение. В знаменитой «Песне пахаря» (1831) с восхищением говорится о пахоте — одном из самых тяжелых видов крестьянской работы. Только безмерно влюбленный в крестьянский труд мог сказать: «Весело на пашне». Лишь неоспоримо убежденный в величии и святости земледелия мог писать столь проникновенно и нежно: «Пашенку мы рано С Сивкою распашем, Зернышку сготовим Колыбель святую» ( «Урожай», 1835). Его косарь, называя косу «сам-друг», в полную меру ощущая красоту и радость своего труда-подвига, с упоением произносит: «Раззудись, плечо! Размахнись, рука!» Но, поэтизируя крестьянина и его духовно возвеличивающую работу, Кольцов не впадает в сплошную идиллию, подобно поэтам-самоучкам его времени: Ф. Н. Слепушкину, М. Д. Суханову и Е. И. Алипанову. 

В литературе о Кольцове высказывались суждения о романтичности его поэзии. На наш взгляд, справедливо говорить о некоторых романтических тенденциях в философских думах Кольцова. Его поэзия, правдивая в чувствах и обстоятельствах, реалистична. Он изображает крестьян и крестьянок, какими они тогда и были, не скрывая всей тяжести их положения. Ему ведомы и свойственные им внутренние противоречия. 

Негодуя против угнетающих социальных обстоятельств, Кольнов, несомненно, имеет в виду и крепостничество. В стихотворении  «Земное счастие» (1830) речь идет о  давящем народ «мучительном ярме», а в стихотворении «Бегство» (1838) — о добром молодце, скрывающемся от гнева «злого боярина». Кольцов убедительно показал наличие современных ему социальных контрастов и конфликтов, то, что его герой-бедняк экономически зависим, угнетен. Часто не имея собственного хозяйства, семьи, он живет в «чужих людях» ( «Тоска по воле», 1839), «в чужом углу» ( «Не на радость, не на счастие», 1840). Печальна его доля: «Без любви, без счастья По миру скитаюсь: Разойдусь с бедою, С горем повстречаюсь» ( «Горькая доля», 1837). 

В стихах Кольцова доминирующее место занимает душевный мир лирического героя. Большое внимание уделяется крестьянскому быту как социальной среде. Обычная картина этого быта — горькая нужда ( «Размышление поселянина», 1832), бедность, материальная безысходность ( «Раздумье селянина», 1837), обусловленные постоянными невзгодами: градом, засухой, пожарами ( «Вторая песня Лихача Кудрявича», 1837). Лишения, беды и несчастья, то и дело подстерегающие крестьянина, наполняют его горечью, вызывают «раздирающую душу печаль» (Герцен). 

Основному лирическому герою песен Кольцова свойственны религиозность, признание божественной силы и покорность ей. Он говорит: «С тихою молитвой Я вспашу, посею: Уроди мне, боже, Хлеб — мое богатство!» ( «Песня пахаря»). По его мнению, «Кто у бога просит, Да работать любит, — тому невидимо Господь посылает» ( «Размышления поселянина», 1832). Но возмущенный несправедливой обездоленностью бедняка, этот герой вопреки религиозным заповедям нередко теряет терпение и покорность судьбе, проникается чувством протеста. В стихотворении «Удалец» (1833) теснимый гнетущими обстоятельствами своей жизни, разудалый молодец говорит: «Мне поля — не друг. Коса — мачеха, Люди добрые — Не соседи мне». В песне «Доля бедняка» пострадавший батрак, для которого у чужих людей «горек белый хлеб», речи вольные «связаны», клянет свою «долю горькую». 

Ощущая  в себе силы необъятные ( «Последняя борьба», «Товарищу»), внутренне бунтуя, лирический герой Кольцова мечтает  о вольной волюшке ( «Так и рвется душа», 1840). Наиболее ярко эта мечта  о свободной, ни от кого независимой жизни раскрывается в стихотворении «Дума сокола» (1840).