Феномен юродства

    Весьма  примечательно, что у нас в  России с душой принято связывать как раз аффекты, эмоциональные волнения, переживания. Бесстрастность зачастую воспринимается как бездушность. И наоборот, в безудержной эмоциональности привычно усматривают душевность, человечность. Привычка изливать душу стала чуть ли не основной чертой нашего национального характера. С нашей точки зрения, если человек негодует, восторгается, любит, ненавидит, плачет, печалится, смеётся, - то тем самым он и ведет себя собственно "по-человечески". А если горе, и он не плачет, если радость, и не восторгается, - то в этом видят грозные признаки бездушия, чёрствости, а порой и бесчеловечности. В итоге в России сложился устойчивый стереотип: чтобы прослыть "человечным", нужно быть искренне чувствительным, эмоциональным. Это уже своеобразные правила хорошего тона для тех, кто хочет казаться «истинно русским». Отсюда такая неприязнь к чопорности и бесстрастности "истинных" европейцев, лишённых, по мнению упомянутых «истинно русских», способностей к сопереживанию, к сочувствию, а стало быть лишённых душевности как таковой. Классический образец такого "истинно русского" - Дмитрий Карамазов из романа Достоевского. В образе этого героя как бы сконцентрировано всё российское юродство. Масштаб «человечности» Карамазова определяется грандиозной амплитудой его душевных волнений - от лютой ненависти и озлобленности до безрассудной любовной страсти и жалости. Его беспутство не ставится ему в вину; он совершает массу пакостей, но для русских он - положительный герой, ибо непосредственен и искренен в своих чувствах. В противоположность ему Смердяков - холоден, рассудителен и скрытен, - по сути дела - типичный символ западной духовности с её мещанскими идеалами умеренности и аккуратности. Однако, Смердяков сильнее Карамазова, сильнее своим умом, на который Достоевский недвусмысленно намекает. Всё это, конечно, не означает, что Дмитрий Карамазов идиот или тупица, - он просто безумен, и в безумстве своём он - типичный юродивый.

    Мы  привели эту замечательную иллюстрацию  только для того, чтобы в наглядной, образной форме показать, как русской душе были близки блаженные и понятен их подвиг.

    Кроме того, юродивые были ближе к народу по причине своей непосредственной жизни в миру (на церковной паперти, на городских площадях). Юродивые, являясь  миру не в роскошном одеянии молитвенников  и праведников, а в жалком рубище бродяг, были психологически ближе к грешному миру.  
На вопрос, почему именно XV-XVI века явились самыми обильными по числу прославленных юродивых, большинство исследователей отвечает приведением внутренних социальных причин: Е. Скобцова указывает на наибольшее укрепление в это время идеи симфонии, богопоставленности царя и его участии в управлении как акта богослужения. Для таких идей ближе всего был образ юродивого, также направленного своей деятельностью на мир. И. Кузнецов отмечал совершенно другой аспект: при общем упадке веры и нравственности именно юродивые со своим «отрицательным» методом нравоучения были более всего подходящим средством обличений и наставлений ; примерно о том же пишет Г.П. Федотов, подчеркивая именно пророческую, обличительную роль юродивых в XVI веке . Принимая, конечно, эти мнения во внимание, отметим также, что такое изобилие прославленных юродивых в XVI веке и ранее связано с собирательной деятельностью митр. Макария. Юродство существовало в России с XI века, но малоизвестно из-за отсутствия источников. В XVI веке, когда были собраны сведения о юродивых, их действительно оказалось много.

    Таким образом, русское общество на протяжении всей своей истории нуждалось в юродивых как в обличителях пороков мира, как в заступниках перед великими персонами, как просто в том любимом с детства образе, с каким связывалось все самое светлое в русской душе и как в убогих странниках, которые своим присутствием указывали, что жизнь не заключается только в мирской суете и что кроме этого призрачного грешного мира существует иной, вечный и прекрасный, который они и потщались взыскать всей своей жизнью. Юродивые обличали грехи и несправедливость, и, таким образом, не мир смеялся над русскими юродивыми, а юродивые смеялись над миром.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    Кризис  юродства

    В  средневековой  Руси  юродство  было   институтом   протеста. Кризис  этого  института  начался  тогда,  когда   протест   достиг наибольшей силы и остроты, в третьей четверти XVII в.,  в  эпоху церковного раскола.  С конца XVI в. количество канонизированных юродивых резко уменьшается, как и упоминания о них в различных исторических источниках. Последнее, впрочем, вполне естественно: если юродивые официально не считались более «божьими людьми» , то просвещённые люди (а ведь именно они и занимались созданием того, что мы сейчас называем «письменными источниками» ) на них просто перестали обращать внимание.

    Появилась оппозиционная старообрядческая партия, которая взяла на себя функцию  обличения и  тем  самым  в  известном смысле ассимилировала юродивых. Они оказались как бы не у дел, и не случайно именно в это время зафиксирован отказ от юродства (имею  в виду, сожженного за активную борьбу против никонианской церкви инок Авраамия, бывшего  юродивого  Афанасия).  Такой  отказ  канонически допускался всегда, но в практике встречался  дотоле  крайне  редко. Примкнув  к  старообрядцам,  юродивые  распрощались  с   социальной отверженностью. Одновременно исчезла исключительность их протеста.                                                                                                       

    Умаление  общественной роли юродства было также  следствием  тех преследований,  которые  обрушили  на  него   власть   предержащие. Примечательно, что эти преследования шли рука об руку с гонениями на «ревнителей  древлего  благочестия»²⁴.  Как  в  юродивых,  так  и   в староверах власти не без оснований усматривали нечто  общее.  Те  и другие были помехой на пути европеизации, и  эту  помеху  надлежало устранить, во что бы то ни стало. Чем решительнее становилась Россия на европейский путь, тем сильнее становились гонения на юродивых.      

        Мы видели, как резко изменил к ним  отношение  патриарх  Никон,  как казнил их благочестивый царь Алексей Михайлович, покровитель  и  почитатель  "божьих  людей".  При  Никоне  и  Алексее   Михайловиче  традиционный тезис православной церкви о недопущении кощунственного «лжеюродства» звучал все громче и громче, едва прикрывая идущую  от  верхов неприязнь к юродству вообще. Однако власти все же не решались  открыто  выступить   против   этого   издревле   вкоренившегося   в  национальное самосознание феномена. Прямой удар по  юродству  нанес только Петр I.                                                                                                                                           Если в молодые годы Петра,  при  последнем  патриархе  Адриане,  юродство Христа ради еще более или менее уважалось церковью (так,  в 1698 г. были открыты мощи Максима Московского), то в период реформ  ему было отказано в праве на существование. Разумно не  посягая  на  память  канонизированных  подвижников  прежних  веков,  Петр   всех  юродивых своего времени объявил "притворно беснующимися".  Дело  не  кончилось рационалистическим неприятием юродства.  Были  предписаны  репрессивные меры. В  одном  из  типичных  документов  эпохи  в  "обещании, чинимом архиереями при поставлении их в сей  чин"  (1716  г., пункт 6-й), читаем: "Паки обещаваюся притворных беснующих, в  колтунах, босых и в рубашках ходящих, не  точию  наказывать,  но  и  градскому суду отсылать". Репрессивный мотив постоянно звучит  в узаконениях петровского, а затем аннинского  времени.  Например,  в  1737 г. Синод приказал отыскивать, ловить и "отсылать в светский суд  при промемориях" разных "суеверцев", в том числе "притворных юродцев  и босых и с колтунами".   Обычный порядок сыска и предания  "градскому  суду"  не  всегда  давал  желательные  результаты:  такая   процедура   была   слишком  медленной, слишком громоздкой. Поэтому власти  прибегали  к  тайным  арестам,  о  чем  свидетельствует  именной  указ  императрицы  Анны  Иоанновны от 26 ноября 1739 г.  "Ея   императорскому   величеству   известно   учинилось,   что  обретаются в Новегороде некакие два человека  ханжей,  которые  как  летом, так и зимою живут не в домах, но  в  шалашах  при  городовой  стене и в прочих тому подобных местех, являя себя  простому  народу  святыми... Ея императорское величество указала: оных ханжей  тайным  образом взять и, без всякаго истязания и наказания, послать в разные  монастыри ... и чтоб в монастыре в рубашках и босые не  ходили,  но  одеты бы были обыкновенно; а впредь  ежели  где  в  епархиях  такие  соблазнители ханжи являться будут и буде они в престарелых летах, то  их по тому ж отсылать в монастыри, мужеской пол в мужеские, а женский в  девичий; ежели будут молодые люди, то их ловить и отдавать в солдаты  ... а молодых и девок, скитающихся по миру ... отсылать и  отдавать  помещикам, а если будут разночинцы, из купечества и  прочих  чинов,  тех отдавать родственникам и свойственникам  с  подпискою,  что  им  впредь по улицам не скитаться; а буде родственников нет, то отдавать  гражданам и поселянам с подпискою, чтоб их кормили обществом, а  по  возрасте определять их в работу".                                                                                                                                          Из этого документа ясно, что  юродство  было  очень  живучим  и  что репрессии не достигали цели. Как только  обстроился  Петербург,  юродивые появились и в новой  столице.  У  них  нашлись  высокие  покровители. Если Анна Иоанновна преследовала юродивых, то ее мать, царица Прасковья Федоровна, напротив, всячески им мирволила. Вот что  писал В.  Н.  Татищев,  который  состоял  в  родстве  с  Прасковьей  Федоровной, а значит, и с Анной  Иоанновной  (по  матери  Прасковья Федоровна была внучкой боярина М.  Ю.  Татищева):  «Двор  царицы  Прасковьи Феодоровны от набожности был госпиталь на уродов, юродов,  ханжей и шалунов. Междо многими такими был знатен Тимофей Архипович,  сумазбродной подьячей,  котораго  за  святаго  и  пророка  суеверцы  почитали... Как я отъезжал 1722-го другой раз  в  Сибирь  к  горным  заводам и приехал к царице  просчение  принять,  она,  жалуя  меня,  спросила онаго шалуна, скоро ли я возврасчусь. Он, как меня не любил  за то, что я не был суеверен и руки его не целовал, сказал: "Он руды много накопает, да и самого закопают»»²⁵. В. Н. Татищев высмеивает  этого Тимофея Архиповича за несбывшиеся пророчества о  том,  что  царевне Анне Иоанновне, будущей императрице, быть монахиней Анфисой,  и проч.  "При некоторых обретающихся в С.-Петербурге  церквах  имеются  люди  мужескаго пола, являющие себя якобы юродивые, которые не  токмо  во  время  божественного  пения,  приходя  в   церковь   божию,   между  предстоящими в ней от своего юродства продираяся, чинят  слышателям  во  внимании  чтомаго  и  поемаго  помешательства,  наипаче  же  по  неблагообразию своему, одеяся в кощунския одежды,  наводят  немалый  смех и соблазн" (синодский указ от 25 июня 1732 г. "О  недопускании  юродивых бродить по церквам для испрошения милостыни"). Даже по этому фрагменту из "Истории российской"  можно  судить,  что сценарий юродства во времена В. Н. Татищева остался неизменным.  Юродивому принято  целовать  руку;  это  обыкновение,  по-видимому,  распространяется и на  царицу  Прасковью  Федоровну.  Пророчествуя,  юродивый не изъясняется прозой, а говорит в рифму.  В.  Н.  Татищев  называет его "шалуном" , значит,  как  и  при  Аввакуме,  юродивый  "шалует", дурачится.    

    В новое время была канонизирована лишь одна юродивая – Ксения Петербургская. «Двадцати шести лет она потеряла мужа и стала “юродивой Христа ради” (уверяли, впрочем, что она сошла с ума действительно): раздала имущество, ходила в одежде мужа, ночевала, где придётся. «Часто видели, как она уходила за город и молилась в поле, поворачиваясь попеременно на четыре стороны света. Видели так же, как она украдкой работала по ночам, принося кирпичи на постройку большой церкви, воздвигавшейся в её районе. ‹…› Население пригорода, где она жила, её обожало. Матери давали ей покачать своих детей или поцеловать их, и это считалось благословением. Извозчики умоляли её сесть к ним на несколько мгновений, и после этого были уверены, что хорошо заработают за день. Продавцы силой совали ей в руки свой товар, – если она к нему прикасалась, покупатели обязательно должны были прийти. Ксения при жизни стала знаменитым чудотворцем» . В частности, она предсказала кончину императрицы Елизаветы Петровны (5 января 1761 г.) . После смерти её почитание распространилось не только в народе, но и в высших слоях общества. Например, известно, что будущий император Александр III был исцелён от возвратного тифа при помощи песка с могилы блаженной и молитвы ей»²⁶ .

      Однако в народе юродство по-прежнему  оставалось популярно. Об этом  можно судить хотя бы по  тому, что этот феномен русской  культуры продолжал существовать вплоть до Октябрьской революции 1917 г. Доказательством этого являются образы юродивых в литературе конца XIX – начала XX веков, например, в произведениях таких выдающихся писателей как Ф. М. Достоевский («Братья Карамазовы») и Л. Н. Толстой («Детство» ) .

    Из  всего вышесказанного следует, что юродство как особая черта русской духовной культуры была искоренена только при советской власти в силу того, что за эти немногим более 70-ти лет было сделано почти невозможное: русская духовность и религиозность были уничтожены почти полностью.

    В наше время предпринимаются попытки  воскрешения этих черт русского характера, но это достаточно проблематично. Нынешний взрыв религиозности – это не что иное, как просто дань моде. Та же истовая и глубокая вера русского народа, существовавшая ещё в конце XIX в. невоскресима, как невозродим и такой феномен российской культуры как юродство.

    Значение  юродства для русской  культуры

    Значение  такого феномена как юродства на русскую  культуру сложно и многогранно. 

    Если  же давать оценку древнему русскому юродству и его значению в обществе до XVII века, то необходимо принять во внимание религиозную направленность жизни  всех сословий , когда цари простаивали  долгие службы, сами пели не клиросе, соблюдали  посты — иными словами, являлись неотделимой частью русского народа. По этой причине юродивые Христа ради играли в обществе более значимую роль, чем в последующие века; с ними считались, их мнением дорожили, их поведение интересовало не только простолюдинов, (об этом жития даже не упоминают), но царей, князей и вельмож; их индивидуальный подвиг в чрезвычайных случаях превращался в общественное служение.  
В древнерусском обществе и государстве юродивый был эталонным христианином. Интонации юродского слова и жеста оказались заразительны — юродивым стали подражать. Русское общество XV-XVI веков не страдало упадком нравственности в сопоставлением с последующими столетиями, в это самое время, возрастает значение внешнего подвига в сознании людей и все члены общества, являясь добросовестными христианами, усердно упражнялись во внешнем благочестии, как раз в такое время значение юродивых для русского общества было огромным, поскольку они являлись, по выражению С.А. Иванова²⁷, «возмутителями спокойствия», напоминающими окружающим своим присутствием о том, что «христианство — это не только монотонная чреда церковных праздников и набор необременительных обязанностей, что под плесенью повседневности кроются и ослепительное сияние вечности, и страшные пропасти ада».  
И поскольку русское общество не могло не видеть в юродивых святых подвижников, прозорливцев и чудотворцев, то, отличаясь своей религиозностью, почитало их самым тщательным образом: создавая им храмы, служа панихиды.  

    В целом, юродство внесло одну очень важную и присущую из только русским психологическую  особенность: тягу к мученичеству. Только на Руси существовало желание не просто уйти от мира и жить, преодолевая  трудности, но страдать и, возможно, даже умереть за веру, за что-то святое для  русского человека. Русский человек жил на пределе духовных сил, опираясь на высшие духовные ценности, в абсолютном значении которых у них не было сомнении.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    Заключение.

    В результате моей работы, можно сделать  такие выводы:

    - юродство- это подвиг, суть которого самоуничижение и прорицание, ради спасения своей души и служения ближним с целью их нравственного пробуждения.

    - зародилось юродство ещё до разделения христианской церкви на католическую и православную, но оно никогда не было распространено на западе. Это явление было характерно сначала для византийской, а затем – для русской религиозности. При этом с XIV в. юродство становится исключительно русским феноменом, т.к. в Византии оно угасает.

    - относительно широкому распространению этого христианского подвига на Руси способствовали конкретные социальные предпосылки.

    - с  начала XVII века юродство начало искоренятся. И совсем исчезло при советской власти.

    - наконец юродство оказало значительное влияние на культуру России, и особенно на психологию русского народа: оно способствовало возникновению и укреплению у людей тяги к мученичеству, что оказало заметное влияние на историческое развитие России вплоть до нашего времени. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    Библиографический список

    Бронзов А.А. Нравственное богословие в России в течение XIX столетия.                                 СПб., 1902;                                                          

    Иеромонах Алексий (Кузнецов). Юродство и столпничество. Московское Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2000.                 

    Иванов. С.А. Блаженные похабы. Культурная история  юродства. М.: Языки славянской культуры, 2005.