Роль Китая в мировой экономике

  Впрочем, возникающая в ходе реформ социальная напряженность купируется за счет не только политического прессинга, но и умелого идеологического обеспечения проводимых преобразований. Сохранение оболочки социалистической идеологии, т.е. фактически – привычной для нескольких поколений системы ценностей, позволяет смягчить психологический эффект нововведений, не допустить ситуации, когда реформы наносят психологическую травму старшим поколениям, порождают у них чувство напрасно прожитой жизни. В то же время новые, рыночные ценности постепенно включаются в структуру государственной идеологии и становятся, таким образом, привычными и доступными большинству населения.

  При этом  идеологическое обеспечение реформ  не остается неизменным, оно эволюционирует  по мере развития рыночной  экономики. С течением времени  на первый план в официальной  пропаганде постепенно выходят  установки не столько социалистического, сколько патриотического плана. Населению внушается чувство гордости по поводу успехов китайской экономики, усиления позиций Китая на мировой арене. Пропагандируется тезис о том, что на этапе быстрой структурной трансформации экономики необходимы национальная консолидация, социально-политическая стабильность.

  Следует  отметить, что опыт постепенных  реформ при сохранении прежней  политической системы не является  специфически китайским. По сходной  схеме реформы происходили в  Венгрии и Югославии в 60 –  80-е гг., да и в СССР во второй половине 80-х гг. Но прямое его заимствование в условиях России конца 90-х гг. просто невозможно. Для этого нет объективных условий, ибо развитие нашей страны в последнее десятилетие пошло по совершенно иной траектории.

  От принципа асинхронности экономических и политических реформ в СССР отошли уже в конце 80-х гг., а последующие события привели к катастрофическому распаду прежних партийно-государственных институтов. Утрата контроля над экономическими процессами, разрушение прежней плановой системы, не компенсированное созданием новых рыночных институтов, способствовали тому, что к концу 1991 г. уже невозможно было придерживаться принципа постепенности в экономическом реформировании, и для спасения страны от хозяйственной катастрофы потребовался радикальный реформаторский прорыв.

  В результате  к настоящему моменту в России возникла принципиально иная, чем в Китае, политическая и экономическая среда. Поэтому речь не может идти о возврате к исторической «развилке», пройденной Россией в конце 80-х – начале 90-х гг. И, по-видимому, для современной России имеют значение уже не столько общие принципы «реформирования по-китайски», сколько отдельные удачные наработки по конкретным направлениям реформ, например, китайский опыт преобразований в сельском хозяйстве, создания благоприятной среды для иностранных инвестиций и т.д.

  Однако и  здесь требуется учет китайской  специфики, так как существуют  качественные отличия экономики  КНР от большинства других  переходных экономик. Если Россия, многие страны – члены СНГ и Восточной Европы к началу реформ представляли собой высокоиндустриальные экономики, то Китай до сих пор остается страной, где процессы индустриализации ещё далеки от завершения. К концу 70-х гг. около 80% почти миллиардного на тот момент населения КНР проживали в сельской местности. Поэтому существовали объективные условия для активизации экономического развития через раскрепощение хозяйственной энергии крестьянства и стимулирование тем самым сельскохозяйственного производства.

  Ускорение экономического роста могло быть достигнуто и за счет перемещения трудовых ресурсов из аграрного сектора в формирующийся индустриальный. Причем обилие и дешевизна рабочей силы позволяли создавать промышленные производства, уже изначально ориентированные на экспорт, обладающие ценовой конкурентоспособностью на мировых рынках. Все эти факторы во многом предопределили специфику китайского варианта системных преобразований. В отличие от указанных выше стран у Китая были возможности создавать частный сектор экономики не только и не столько на базе государственного сектора, сколько наряду с ним, т.е. не путем приватизации уже существующих государственных предприятий, а за счет возникновения негосударственных укладов в ходе первичной индустриализации. 
 

2.   Реформы на селе

  Реформы  в Китае начались с фактической  деколлективизации сельского хозяйства,  причем надо отметить, что она  происходила в достаточной мере  спонтанно. Официальные установки  конца 70-х гг. предусматривали  лишь определенную рационализацию существовавших на селе форм хозяйствования. Но на деле призывы руководства страны к реформа привели к лавинообразному сдвигу в производственных отношениях в деревне. Распад, существовавшей с конца 50-х гг., системы «народных коммун» происходил столь быстро, что власти сочли за благо возглавить этот процесс.

  Земельные  участки стали передаваться крестьянским дворам в аренду на правах с е м е й н о г о   п о д р я д а. крестьяне теперь должны были реализовывать фиксированную часть урожая государства по твердым ценам, а оставшейся продукцией они могли распоряжаться по своему усмотрению. Сроки семейного подряда в начале 80-х гг. обычно составляли 3 – 5 лет, но уже вскоре было разрешено продлевать их до 15 лет и более. Если в конце 1980 г. Система семейного подряда охватывала не более 20% крестьянских хозяйств в Китае, то в 1983 г. – уже 94,2%, а в 1984 г. – 96,5%.

  Быстрым оказался и положительный эффект от проведенных на селе преобразований. Всего за шесть первых лет реформы (1978 – 1984 гг.) валовой сбор зерновых в Китае увеличился с 304,8 до 407,3 млн. т. Уже к середине 80-х гг. проблема насыщения минимальных потребностей в продовольствии и одежде была решена уже для 95% сельского и практически всего городского населения.

  Не менее  важно и то, что успешная аграрная реформа привела в действие новый механизм индустриализации – через создание непосредственно в сельской местности так называемых в о л о с т н ы х  и  п о с е л к о в ы х  п р е д п р и я т и й. небольшие промышленные предприятия, а также предприятия сферы услуг создавались в деревне и в дореформенный период, что было составной частью проводившейся государством политики самообеспечения отдельных местностей. Но в годы реформ основная функция волостных и поселковых предприятий стала принципиально иной. Речь идет об обеспечении трудовой занятости тех крестьян, чьи рабочие руки не находят применения в земледелии. Проблема избыточной рабочей силы в китайской деревне существовала всегда, однако в годы реформ вследствие интенсивного развития товарно-денежных отношений и прогрессирующей социальной дифференциации она приобрела особенно острый характер. Общие размеры избыточной рабочей силы в середине 80-х гг. оценивались не менее чем в 250 млн. человек. Важно и то, что развитие волостных и поселковых предприятий позволяет ограничить масштабы миграции крестьян в крупные города, и без того испытывающие сильное демографическое давление; диверсифицировать сельскую экономику; задействовать на нужды инвестирования свободные денежные средства крестьян.

  Общее число  волостных и поселковых предприятий в Китае увеличилось с примерно 6 млн. на конец 1984 г. до 24 млн. на начало 1998 г., а число занятых на них за этот период выросло с 52 до 130 млн. человек. Иными словами, за последние полтора десятка лет такие предприятия аккумулировали половину избыточных трудовых ресурсов деревни. За это время в стране возникло более 50 тыс. новых поселков и малых городов. Ныне на долю волостных и поселковых предприятий приходится около 1/3 ВВП Китая, а их доля в национальном промышленном производстве достигает 50%. На таких предприятиях производится широкий спектр товаров как потребительского, так и инвестиционного назначения: ½ изделий из шелка и трикотажа; ¾ кожаной обуви; 95% кирпича и черепицы; 40% цемента и угля. Доля продукции волостных и поселковых предприятий в экспорте страны увеличилась с 4,5% в 1985 г. до 38% в 1997г. 
 

2.3. Структура прав собственности 

   Процесс  развития волостных и поселковых  предприятий достаточно точно отражает общую ситуацию в структуре отношений собственности, присущих современной китайской экономике. Как и предприятия в крупных городах, они подразделяются с точки зрения отношений собственности на множество видов: государственные (центрального или провинциального и местного подчинения), коллективные, находящиеся в индивидуальной собственности, частные (с числом наемных работников более восьми человек), акционерные, с иностранными инвестициями.

  В целом  можно сказать, что структура  прав собственности в народном  хозяйстве КНР остается достаточно  неопределенной. Очень велика роль различного рода переходных и смешанных форм. Например, в уставных капиталах акционерных обществ, как правило, значительное место занимают государственные средства, а формально коллективные предприятия волостной и поселковой промышленности нередко фактически являются частными предприятиями местных административных функционеров. Поэтому резкое противопоставление государственного и частного секторов в условиях современного Китая практически не применимо. Скорее представляется возможным говорить о разграничении государственного сектора, с одной стороны, и негосударственных укладов с – с другой.

  В то же  время следует сказать, что  высокие темпы экономического  развития в последние десятилетия  были обеспечены за счет хозяйственной  активности именно негосударственных предприятий. Об этом свидетельствует сопоставление данных о темпах прироста производства в государственном и негосударственном секторах промышленности (табл. 1.3.). Если применительно к периоду 80-х гг. более динамичное развитие в негосударственных секторах еще можно объяснить «эффектом новизны» (рост тем значительнее, чем меньше исходная база), то сравнение данных за 90-е гг. явно говорит о наличии у негосударственных укладов определенных экономических преимуществ по сравнению с государственным сектором. Различия в темпах экономической динамики по секторам привели к крупномасштабным сдвигам в институциональной структуре промышленного производства: доля государственного сектора в валовой продукции промышленности уменьшилась с 77,6% в 1978 г. до 28,5% в 1996 г., а доля негосударственных секторов соответственно увеличилась с 22,4 до 71,5%. 
 

2.4. Государственный сектор в Китае 

  Тем не менее было бы не неправильным считать, что государственный сектор в современной китайской промышленности утратил былое первостепенное значение. В государственной собственности остается около 350 тыс. промышленных предприятий, в том числе более 15 тыс. крупных и средних предприятий в таких стратегических, капиталоемких отраслях, как нефтегазовая промышленность, черная и цветная металлургия, химия и нефтехимия, машиностроение и т.д. На государственных предприятиях занято более 120 млн. человек, а это большая часть трудоспособного населения в крупных городах Китая. На государственный сектор по-прежнему приходится львиная доля централизованных бюджетных инвестиций.

  Реформы  в государственном секторе промышленности  до середины 80-х гг. заключались  главным образом в попытках  увеличить хозяйственную самостоятельность  предприятий. Им были предоставлены  права на свободную реализацию внеплановой продукции (а затем и части плановой); на более гибкое, чем раньше, установление отпускных цен; на автономный выбор поставщиков и потребителей и т.д. Теоретической основой такого подхода послужила концепция «отделения права собственности от права хозяйственности»: при формальном сохранении государственной собственности предприятия должны были получить относительную свободу во владении, пользовании и распоряжении государственным имуществом.

  Пополнение  оборотных средств предприятий с 1983 г. стало происходить за счет банковских кредитов. Вместо прежней системы обязательных отчислений от прибыли с 1984 г. предприятия должны были уплачивать налоги в бюджеты разных уровней. С 1987 г. в государственной промышленности начала внедряться (по примеру преобразований в деревне) система «подрядной ответственности»: предприятия должны были заключать с вышестоящей организацией договоры на определенный объем производства и сумму налоговых отчислений. В 1993 г. был взят курс на создание «системы современных предприятий», главным образом за счет превращения государственных предприятий в акционерные компании и компании с ограниченной ответственностью.

  Но говорить  об успехах реформ в государственном  секторе пока не приходится. Происшедшее  расширение самостоятельности предприятий действительно усилило их заинтересованность в получении прибыли. Сложнее обстоит дело с ответственностью за результаты хозяйствования. На протяжении 90-х гг. не менее 1/3 всех государственных промышленных предприятий были убыточными, а временами этот показатель достигал почти половины их общего числа. Однако в случае неплатежеспособности перспектива банкротства государственным предприятиям, как правило, не грозит, они искусственно поддерживаются за счет бюджетных субсидий и банковских кредитов. В результате свойственная прежней хозяйственной системе среда «мягких бюджетных ограничений» в ходе реформы государственного сектора так и не была устранена. Государственная собственность все больше используется в качестве источника повышения благосостояния руководителей и работников предприятий (быстрыми темпами, вне связи с ростом производительности, увеличиваются фонды потребления – растут заработная плата, премиальные выплаты и т.д.), а средства этих предприятий нередко перекачиваются в распоряжение частных фирм, контролируемых руководителями предприятий.