Различия в методологических особенностях основных направлений институциональной экономики

Поиск ренты связан с искусственным вмешательством в действие механизмов конкуренции, но конкуренция при этом не исчезает, а переносится из рыночной сферы в сферу воздействия на государство. Соответственно затраты на совершенствование продукта и другие инновации частично замещаются затратами на финансирование политических партий, лоббирование, взятки и т.д. Конкуренция в сфере поиска ренты представляет собой расточительство с точки зрения общественного благосостояния28.

В целом же происходит так называемое рассеивание ренты, т.е. ее сумма может быть равна совокупным издержкам поиска ренты. На практике поиск ренты способен поглотить даже больше средств, чем впоследствии достанется победителю в борьбе за исключительное право. При высокой склонности к риску инвестиции в поиске ренты могут превышать величину математического ожидания выигрыша. Перераспределение, как правило, связано с издержками, которые называются издержками влияния. Это, во-первых, издержки трансакций по осуществлению перераспределения как такового и, во-вторых, результаты искажения решений в результате такой деятельности. Поиск ренты возникает в связи с борьбой за монопольное положение на том или ином рынке, при распределении правительственных контрактов, формировании внешнеторговых тарифов и квот, государственном регулировании цен, т.е. во всех областях, где политические решения способны существенно влиять на величину доходов от факторов производства, находящихся в распоряжении экономических субъектов.

Анализируя теорию поиска ренты, можно сказать следующее. Во-первых, хотя издержки влияния составляют, по мнению некоторых аналитиков, одну из самых больших статей издержек крупных правительств, «это не означает, что оптимальной формой правления является анархия; наличие издержек само по себе не отрицает возможности существования выгод, превышающих эти издержки. Более того, процесс принятия решений в частном секторе порой может отражать слишком узкий круг интересов, поэтому некоторые вопросы справедливым и эффективным образом возможно решить только в рамках государства»31. Во-вторых, Л.И. Якобсон отмечает: «Конечно, далеко не все средства, затрачиваемые в погоне за рентой, оказываются в абсолютном смысле потерянными для общества. Так, взносы в фонды политических партий оборачиваются, например, оплатой труда партийных функционеров. Другие расходы также в значительной мере становятся доходами лиц, причастных к деятельности государства. Перераспределение – не только цель погони за рентой, но и ее основной инструмент»32. В-третьих, прямо непроизводительный поиск ренты может быть косвенно производительным. Издержки поиска ренты могут быть возмещены прибылью от роста производительности, так как рента позволяет фирмам увеличивать расходы на исследования и инновации. Это является одной из причин сохранения системы патентов и политики защиты молодых отраслей. Создание монополии государством станет выгодным для развития производства, если государство может при необходимости изъять ренту и использовать ее в интересах общества.

Исправление провалов государства, связанных с проблемой информации. Учитывая ограниченную рациональность индивидов, нахождение процедуры рационального принятия решений более важно, чем обеспечение целерациональности каждого решения. По мнению Г. Саймона, созданные людьми организации могут расцениваться как устройства для расширения возможностей человека понимать и вычислять в условиях сложности и неопределенности. Поэтому процедурная рациональность, определенная в основном организационной структурой, более значима, чем целерациональность индивидуальных решений.

Исправление провалов государства, связанных с проблемой поиска ренты. По мнению П. Милгрома и Дж. Робертса, возникновение издержек влияния вероятно при наличии двух условий. Во-первых, должна существовать группа реальных или потенциальных решений, которые могут повлиять на распределение выгод и издержек внутри организации. Во-вторых, стороны, на которые эти решения воздействуют, в период их выработки должны получить возможность связаться с лицами, принимающими решения, а также располагать средствами, позволяющими оказывать влияние на них. Организации могут ограничивать участие заинтересованных сторон в процессах принятия решений, предоставляя самую необходимую информацию и объявляя согласованные решения окончательными и не подлежащими пересмотру. При этом результаты изменений могут быть смягчены путем распределения их поровну между всеми членами организации. Для некоторых типов решений строгие бюрократические правила могут являться оптимальными, если общая стоимость, создаваемая в результате улучшения решений, невелика по сравнению с общими издержками влияния, которые могут при этом возникнуть. В целом степень допустимого участия любой стороны в принятии решения зависит от информации и того анализа, на который способна данная сторона, и от возможного масштаба перераспределения ресурсов в пользу этой стороны. Кроме того, издержки влияния могут быть снижены посредством введения правил, защищающих интересы членов организации, и путем разделения между членами организации выгод, сопровождающих любые изменения. Снижению издержек влияния способствуют некоторые юридические институты, например ряд правил банкротства. Однако стремление заинтересованных сторон повлиять на решения в государственном секторе порождает более крупные по сравнению с частным сектором издержки, так как 1) существует пересечение юрисдикции политических органов, дающее возможность заинтересованным сторонам отстаивать свои интересы во многих органах; 2) демократические правительства неспособны принимать окончательные решения, не подверженные непрерывной ревизии заинтересованными избирателями.

Второе условие связано с проблемой коллективного действия. Ренту часто получают группы агентов (отрасль, фирмы и т.д.), а не отдельные индивиды. Если борьба за ренту требует организации групп интересов, то этому может препятствовать проблема коллективного действия. Существует рента, которая не может быть разделена с другими, например рента от промышленных лицензий и патентов. Источники этой ренты – частные блага, и проблемы коллективного действия просто не существует. Такая проблема возникает в случае получения ренты от использования общественного блага, например тарифной защиты. Если источник ренты – общественное благо, а потенциальные получатели ренты не могут организоваться, поиск ренты может и не возникнуть, а значит, не будет потерь от него. В целом величина издержек поиска ренты зависит от типа используемых средств экономической политики. Некоторые виды средств (например, тарифы) менее чувствительны к поиску ренты, так как связаны с проблемой коллективного действия. Это значит, что, используя больше подобных средств вмешательства и преднамеренно создавая проблему коллективного действия среди потенциальных получателей ренты, государство может уменьшить издержки поиска ренты.

Третье условие – конкурентоспособность процесса поиска ренты. В отсутствие конкуренции нет необходимости тратить ресурсы с целью влияния на государственные решения, следовательно, нет потерь от поиска ренты. Однако поиск ренты не всегда включает достаточно большое число конкурентов, тем более в развивающихся странах, где господствует олигархия.

Таким образом, основная причина поиска ренты – это существование политической конкуренции, а не отсутствие экономической конкуренции. Изложенные выше способы ограничения политической конкуренции могут дать некоторые решения проблемы поиска ренты. Окончательное решение об ограничении или поощрении конкуренции зависит от политической и экономической ситуации в стране.

5. Трансформация формальных институтов в России в 90-е годы

В СССР существовала унифицированная структура управления с четкой системой межведомственного согласования при выработке решений. Сами решения принимались в Политбюро и ЦК КПСС. Механизм восхождения в эти высшие органы политической власти базировался на принципе личной преданности, на бюрократической интриге и представительстве интересов субъективно важнейших союзных республик и регионов. Но в 70-х -- первой половине 80-х гг. политические и управленческие решения принимались медленно, с большими проволочками, увязали в согласованиях. Почти хроническая в те годы пониженная дееспособность первого лица (за больным Брежневым последовали больной Андропов и больной Черненко) парализовывала работу аппарата. В итоге страна пробуксовывала. Жесткая иерархичность политической и государственной системы обеспечивала социальную стабильность, не позволяла выйти наружу застарелым этнонациональным конфликтам. Но правящий класс СССР, существуя в условиях заниженной конкурентности, привыкнув к устойчивым правилам игры, укоренившейся корпоративности, не просто терял необходимый динамизм, он провинциализировался. Наметился разрыв между статусом и, главное, проблемами мировой сверхдержавы, с одной стороны, и интеллектуальным потенциалом ее правящего класса -- с другой. Советская номенклатура 70-80-х гг. ХХ в. утратила психологические и нравственные особенности и большевиков 20-30-х гг., и военного поколения 40-50-х.

Советское общество в предперестроечный период характеризовалось глубокой раздвоенностью: вся политическая жизнь и осмысление политических и экономических реалий настоящего должны были осуществляться в соответствии с четко заданными идеологическими канонами; быт общества, включая его культурные запросы, был не только вне идеологии, в значительной степени он противостоял ее догматам. Глубоко укоренившаяся потребительская ориентация общества усугублялась отсутствием нормального интеллектуального анализа действительности, задавленностью новых духовных исканий.

Революция потребителей, неосторожно запущенная М.С.Горбачевым, имела в качестве своего компонента смутное стремление советской интеллигенции к более эффективному и справедливому управлению. Но к созданию нового политического и административного режима общество не было подготовлено. Революции не предшествовала эпоха Просвещения. Интеллектуальная работа, которая шла в диссидентских кругах либо имела сугубо протестный характер, либо страдала явным утопизмом. Для профессионального осмысления путей переустройства советского общества условия так и не сложились. События опережали рефлексию. Впрочем, к немногочисленным голосам рефлексирующих прислушиваться ни народ, ни стремительно обновлявшийся правящий класс не хотели. Ненадолго ставшие властителями дум «прорабы перестройки» решали почти исключительно проблему быстрого и полного слома прежней государственно-хозяйственной организации.

Собственно реформу системы хотел осуществить М.С.Горбачев с небольшой группой единомышленников. Но им не удалось справиться с невероятным грузом проблем, обрушившихся на них. КПСС были противопоставлены Советы, которые -- через свободные выборы -- были наделены обновленной легитимностью и реальной властью. Интеллектуально обескровленная компартия оказывала вялое сопротивление этому процессу.

Далее М.С.Горбачев быстро превратился в первую жертву начатого им же демонтажа партийной власти. Верхушечная комбинация с созданием поста союного президента не внесла ничего принципиально нового в динамику распада союзного государства. Деградация партийно-государственной системы вела к освобождению пространства для деятельности сил, ориентированных либо на быстрое обогащение, либо на захват власти под национал-демократическими лозунгами.

Развал СССР не явился следствием национально-освободительной борьбы. То был продукт кумулятивного эффекта структурного экономического кризиса, наложившегося на долговременную больную эволюцию советской бюрократической системы.

Крах 1991 года и гайдаровская реформа 1992-го явили собой победу запоздавшей на семьдесят лет контрреволюции. Об опасности такого рода бессодержательной контрреволюции писал еще в 30-е гг. ХХ века великий руcский философ Николай Бердяев в книге «Истоки и смысл русского коммунизма». Являясь бескомпромиссным противником большевизма, он в то же время считал: «Внезапное падение советской власти, без существования организованной силы, которая способна была бы прийти к власти не для контрреволюции, а для творческого развития, исходящего из социальных результатов революции, представляла бы даже опасность для России и грозила бы анархией»[1].

Апогей анарходемократии на постсоветском пространстве приходится на 1991-1993 гг. Обретя в горбачевский период реальную власть и легитимность, Верховные Советы претендовали на нечто большее, чем законодательные полномочия и одновременно вели бои с президентами, добивавшимися установления жесткого контроля над всей государственной машиной. Борьба Верховного Совета Российской Федерации под руководством Р.И. Хасбулатова против Б.Н.Ельцина и ее трагический финал хорошо известны. Долгое противостояние Верховной Рады Украины президентской власти не завершено и по сегодняшний день. Характерно, что инициатор последнего политического скандала лидер Соцпартии А.Мороз предлагает значительно сократить объем полномочий президента. Свою фазу конфронтации Верховного Совета и президента А.Г.Лукашенко прошла и Белоруссия. При этом подобно российскому Съезду народных депутатов Верховный Совет Белоруссии последовательно урезал полномочия президента[2]. Антипрезидентские демарши разных масштабов имели место в Узбекистане[3] и Казахстане. За исключением Украины и Молдовы во всех странах СНГ новоявленные парламенты потерпели поражение. Восточно-авторитарные системы утвердились в Туркменистане и Узбекистане. Несколько более мягкие режимы, с реально действующей, но бессильной оппозицией, были установлены в Азербайджане, Казахстане и Белоруссии.

Россия в 90-е гг. не определяла тип политического развития других стран СНГ, тем не менее векторная направленность движения, конституционные параметры, политические институты во многих пост-советских государствах формировались не без российского идейного влияния.

Специфические способы борьбы при переходе от анархо-демократии к авторитарной демократии, использовавшиеся в России, были взяты на вооружение многими лидерами стран СНГ. Наиболее очевидный пример -- использование референдумов для укрепления режимов личной власти. Вслед за российским 1993 года, который подводил к смене конституционного устройства страны во второй половине того же года, прошли референдумы в Туркменистане, Узбекистане, Казахстане. Референдум как инструмент упрочения исполнительной власти был использован в 2000 г. и президентом Украины. В Центральной Азии референдумы обеспечили продление полномочий президентов на несколько лет. (Мартовский референдум 1995 года в Узбекистане обеспечил продление полномочий действовавшего президента до 2000 г.) Совершенно однозначно населению было объяснено, что период «игры в демократию» закончен. Наступила пора стабилизации власти.

Успех на референдуме обеспечивал легитимность действиям исполнительной власти. Некоторые из пост-советских президентов не ограничивались этим и стремились подкрепить свои позиции созданием представительного органа в противовес фрондировавшему парламенту.