Институциональная теория развития

Таким образом, институциональная эволюция оказывается зависящей от прошлого пути, т.е. от истории институтов общества - чрезвычайно важный вывод, объясняющий, почему иногда так тяжело ввести «оптимальные» формы политической организации. [7, c. 220]

В теоретическом плане институциональная эволюция скорее напоминает процесс биологического морфогенеза или эволюции экологических систем, чем процесса видового отбора - прежде всего из-за существенной зависимости от истории развития и распространения институциональных практик на основе закона «возрастающих прибылей». Получающаяся картина весьма напоминает «эпигенетические ландшафты» Уоддингтона - конечный результат сильно зависит от начальных условий и определяется бассейнами притяжения траекторий (такие бассейны притяжения называют креодами). В экономической теории в этом случае мы наблюдаем зависимость положения экономического равновесия и пути к нему от характера экономических и политических институтов обществ - в противоречии с неоклассическими результатами. Цена трансакций, определяющаяся структурой социальных институтов, прежде всего структурой прав собственности, начинает определять существенные экономические параметры - например, структуру экономических организаций. Посмотрим теперь, как эволюционные соображения идеи теории трансакционных издержек могут повлиять на исследования политических институтов общества

В том случае, когда создание демократических институтов шло через углубление переговоров внутри элиты и постепенное распространение этого процесса вширь, как это имело место в Северной Европе, мы имеем весьма устойчивые структуры из комбинации демократических практик. Характерным признаком таких структур являются явные институционализированные переговоры между правительством и группами интересов, как это видно на примере Королевских комиссий в Швеции, позволяющих представителям заинтересованных групп населения совместно с представителями правительства вырабатывать принципы решения наиболее острых общественных проблем. Такая практика, так же как и отделение процесса определения административной практики от процесса принятия решений по конкретным случаям и многое другое в этом же роде служат надежными институциональными способами предотвращения коррупции и обеспечения «обратной связи» представителей власти с обществом.

Необходимо заметить, что такие институты развивались постепенно, и в их деятельности очень велика роль неформального знания. Во второй части мы рассмотрим на исторических примерах, как складываются подобные механизмы. В том случае, когда демократия возникает как расширение и углубление процессов переговоров в обществе, формальные правила появляются как актуализация уже существующих установок неформального знания, а демократические процедуры не противоречат базисным элементам когнитивных моделей мира у субъектов политики. Функционально нагруженным и признанным в качестве общего правила или закона оказываются те практики, которые уже прошли проверку и апробацию в качестве неформальных норм внутри групп, т.е. институциональная эволюция идет естественным путем, т.е. происходит «розовая революция». Система демократических институтов в этом случае органически «врастает» в общество, становясь частью его политической культуры. Процедуры и институциональные практики совершенствуются, проходя фазу «функциональной ненагруженности». При таком развитии чрезвычайно сложно ожидать кризиса и внезапного слома развивающейся демократической системы, хотя в определенных условиях и может происходить медленное ухудшение ее качества, связанное прежде всего с абсентеизмом граждан - если все в порядке, то и интерес к общественным делам, требующий некоторого расхода времени и других ресурсов может уменьшаться, сужая базу постоянных переговоров в обществе. В случае значительного сужения базы переговоров и появления неожиданных и серьезных проблем в обществе может возникнуть кризис.

Но гораздо более вероятно возникновение кризиса демократических институтов там, где демократическая система возникала не как расширение внутриэлитной демократии на все общество, а как принуждение обществом авторитарной власти к сотрудничеству. Так как в основе институциональной структуры таких демократических систем лежат различные внешние формы контроля общества над администрацией - выборы, парламентский контроль над исполнительной властью, референдумы и т.п., то внутри административной иерархии не возникает соответствующим неформальных практик, иными словами, культуры демократии, несмотря на наличие навязанных извне формальных правил и процедур. Конечно, в определенных обстоятельствах возможно постепенное появление таких практик, но это вещь весьма редкая, обычно внутренний мир бюрократических иерархий остается сильно изолированным от общественного влияния. [1, c. 265]

В силу того, что непрерывный контроль общества над властью очень трудно обеспечить (выбора обычно разделены достаточно большими промежутками времени, а парламентарии быстро находят общий язык с администрацией) «политический рынок» оказывается весьма несовершенным - трансакционные издержки очень велики. Отношения избирателей и демократических политиков характеризуются значительной асимметрией в информации, а избиратели не особенно заинтересованы в том, чтобы тратить время и другие ресурсы на ее приобретение - вес одного голоса на общенациональных выборах ничтожен.

В соответствии с общей теорией трансакционных издержек, высокие цены трансакций приводят к неэффективности функционирования «политического рынка» - т.е. свободного обмена голосов на политические решения. Более эффективной оказывается иерархия. Этот процесс распада демократических практик и восстановления роли авторитарных иерархий облегчается тем, что «политический рынок» демократии - это по существу рынок фьючерсов. Голоса обмениваются не на конкретные решения, а на обещания таковых. В подобной ситуации возможности для обмана очень велики, а трудности в создании гарантий для «политического контракта» практически непреодолимы в отсутствие мощных независимых организаций, способных оказать давление на власть. Но и сам факт создания таких организаций - политических партий, профсоюзов и т.д. - не спасает положения. Руководство этих организаций тоже выборное, и в отсутствие неформальной демократической культуры может быстро превратить формальные демократические правила функционирования подобных организаций в фикцию. Возникает классический парадокс - кто должен следить за гарантами демократического порядка? [1, c. 269]

Возникает также вопрос: с чем же связаны трудности появления неформальной основы демократических практик, т.е. демократической культуры? Похоже, что ответ на этот вопрос такого же свойства, как на вопрос о причине существования неэффективных экономических систем. Не только неформальные практики способствуют становлению формальных институциональных правил, но и существующие институты постоянно производят и поддерживают неформальные практики. Неудачная конституционная структура способна блокировать «размножение» демократического неформального знания и способствовать распространению авторитарного «неформального знания», демонстрируя ту самую «зависимость от пути» развития.

1.2 Принципы теории  институциональной эволюции

Теперь мы готовы к тому, чтобы обсудить центральное положение нашей эволюционной теории. Мы уже говорили выше о том, что институциональные практики могут быть функционально нагруженными (т.е. жизненно необходимыми для функционирования организации, а могут и не быть таковыми.

Сформулируем теперь фундаментальные принципы теории институциональной эволюции: [3, c. 59]

Принцип институциональной автономии:

Эффективная эволюция институциональной системы возможна лишь тогда, когда социальные организации, действующие в рамках этой институциональной системы, обладают свободой создания новых институциональных практик внутри организаций.

Второй принцип институциональной эволюции - это принцип функциональной свободы: реальное изменение институциональных практик эффективно только в том случае, если эти практики функционально не перегружены.

Оба эти принципа почти очевидны: если существуют запреты на изменение институциональных практик внутри организаций, то вряд ли можно ожидать изменений институциональной системы в целом - структура интересов внутри организаций будет стабильной, а следовательно, любые попытки изменить характер отношений между организациями столкнутся с трудностями.

То же и с принципом функциональной свободы - нагруженную институциональную практику очень трудно изменить - необходимо переучивать людей, изменить их привычки и все время перехода организация будет неэффективной, что может привести к ее гибели.

Новые институциональные практики должны быть подкреплены основательным слоем «молчаливого знания», а выращивание этого «молчаливого знания» требует значительного времени. Без него новые практики не будут эффективными, а следовательно, и не могут быть функционально нагружены без риска коллапса новой системы социальных институтов. Необходимы специальные области деятельности, не являющиеся жизненно важными для существования общества в целом, где бы новые институциональные практики могли быть защищены соответствующей оболочкой подкрепляющего их молчаливого знания и лишь, затем, достигнув определенной степени зрелости, нагружены функционально, т.е. превращены в основу общественной практики. Ниже, во второй части книги мы увидим, какие удивительные «заповедники» существовали для демократических социальных практик в Средневековой Европе. Интересно отметить, что принцип функциональной свободы обсуждался в рамках дискуссий по теории биологической эволюции. Одной из загадок биологической эволюции является возможность внезапного переключения на новые формы оптогенеза. Такое переключение вряд ли возможно в том случае, если геном подвергался случайному изменению у одной особи. Вначале новый изменившийся ген должен распространиться по популяции - а это возможно лишь в том случае, если он передается в «молчаливой» заблокированной форме (неплохая аналогия с нефункциональным «молчаливым знанием») и лишь после этого новый ген может быть функционально нагружен. Для реализации этого процесса в живых организмах есть специальные механизмы дупликации генов и блокировки «резервных» генов. [3, c. 65]

И, наконец, мы может сформулировать третий фундаментальный принцип институциональной эволюции - принцип адекватной сложности.

Для того чтобы общество эффективно выживало, сложность социальных институтов должна соответствовать сложности социальной среды, в которой эти институты функционируют.

Этот принцип также почти очевиден, если рассматривать институциональные процедуры как «программы» того гигантского компьютера, каким является «мыслящий социум». Конечно, социум для того, чтобы рассматриваться как «мыслящий», должен иметь эффективные способы интеграции знаний, интересов и предпочтений его членов, т.е. в соответствии с идеями, изложенными выше развить в себе эффективную систему взаимодействующих демократических практик.

Иными словами демократия - это реакция на сложную структуру социальной среды - как внешней, так и внутренней. Но значительная сложность в институциональной структуре может развиться лишь в том случае, если среда, будучи сложной, в то же время не является чрезмерно опасной - иначе системе выживающей в такой среде, понадобятся мощные средства мобилизации ресурсов, что может легко разрушить новые, перспективные, но еще не очень эффективные институты.

Для развития нужна сложность - но в относительной изоляции и защищенности от внешних угроз. Поэтому возможно наиболее яркие примеры обществ со значительной институциональной сложностью - это изоляты, хорошо защищенные либо островным положением, как Англия и Япония, либо горами, как Швейцария, либо лагунами и разливами рек, как Венеция или Нидерланды. Собственно говоря, и сама по себе Западная Европа была таким изолятом по отношению к остальному миру. Рост внутреннего разнообразия, «цветущая сложность», по выражению К. Леонтьева, в чем-то сродни медленному увеличению сложности и богатства экологических систем в условиях относительной стабильности среды - одни виды, распространяясь, создают самим своим существованием условия для жизни других видов, чем больше видов. Тем в большей степени утилизируется весь биологический потенциал среды, создаются сложные трофические цепи - некое соответствие такой утилизации ресурсов среды и отношений симбиоза можно найти в принципах разделения труда в этономических системах.

В человеческих сообществах усложнение среды - и внешней для общества, и внутрисоциальной - приводит к усложнению социальной онтологии - все больше редких типов объектов (и субъектов) необходимо принимать во внимание и рассматривать как существующие.

Поэтому можно сказать, что онтологическая сложность моделей мира (в соответствии с принципом функциональной свободы) должна предшествовать становлению ситуационной сложности - и здесь начинается важная тема взаимодействия и взаимозависимости науки и демократии.

На этих примерах мы видим, что существует нечто большее, чем поверхностная аналогия между биологической эволюцией и институциональной эволюцией. Мне представляется, что можно говорить о теории эволюции в некотором очень общем смысле - и для такой теории эволюция видов, эволюция социальных институтов, эволюция научных идей и технологий будут лишь частными примерами. [3, c. 68]

Таким образом, фундаментальные принципы эволюции, сформулированные в настоящем параграфе, в совокупности с некоторыми другими идеями - янус-космологии А. Кёстлера, эпигенетическим ландшафтом Уоддингтона можно рассматривать как некий зародыш такой теории.

2. Институциональные теории

2.1 Социально-психологический  институционализм Т.Веблена

Торстейн Веблен (1857 - 1929) - автор значительного числа крупных трудов в области экономики и социологии, в которых он исходил из теории эволюции природы Ч. Дарвина, принципа взаимосвязи и взаимообусловленности всех общественных отношений, в том числе экономических и социально-психологических. Его теоретическое наследие получило наибольшую популярность и применение для ряда последующих творческих изысканий в русле социально-институционального направления экономической мысли во всех трех его течениях.

По определению Т. Веблена, «институты - это результаты процессов, происходивших в прошлом, они приспособлены к обстоятельствам прошлого и, следовательно, не находятся в полном согласии с требованиями настоящего времени». Отсюда, по его мысли, необходимость их обновления в соответствии с законами эволюции к «требованиям настоящего времени», т.е. привычными способами мышления и общепринятым поведением. Эволюция общественной структуры по Веблену - это процесс естественного отбора институтов в борьбе за существование. [10, c. 176]

В основу своего анализа Т. Веблен положил психологическую трактовку экономических процессов. Австрийской школе, которая рассматривала психологию индивида, Веблен противопоставил психологию коллектива. Именно она, по Веблену, является основой развития общества. Изучать нужно не поведение отдельных экономических субъектов, а коллективные действия профсоюзов, объединений предпринимателей, политических партий. Важно соотносить экономические теории с основными типами экономических субъектов: землевладельцев, рабочих, капиталистов и инженерно-технических работников. Их роль неодинакова на разных этапах существования экономики. Методологической основой исследований Веблена является неэкономическая трактовка экономических явлений. Он анализировал их с исторических и социологических позиций. На первый план выдвинул социологические вопросы.