Научно-техническая политика в Сибири

     В секторе высшего образования  — университеты и другие высшие учебные заведения (вузы), НИИ (Центры), конструкторские, проектно-конструкторские организации, опытные (экспериментальные) предприятия, подведомственные вузам и/или Госкомвузу России, клиники, госпитали, другие медицинские учреждения при вузах и т. д.

     Численность организаций, выполняющих ИР:

     В 2001 году в России ИР выполняло 4134 организации, большая часть из которых —  научно-исследовательские. Это фактически докризисный уровень. Хотя за период 1992–2001 годов существенно сократилось  число проектных и проектно-изыскательских организаций (в 1992 году — 856, в 2001 году — 80), но в то же время выросло число научно-исследовательских учреждений (с 2077 до 2 729) и опытных заводов (с29до 34)[2].

     Большая часть организаций, выполняющих  ИР, работает в предпринимательском  секторе — 55,6 процентов; к государственному сектору относится чуть более 30 процентов; около 13 процентов — к сектору высшего образования.

     За  период 1995–2001 годов число организаций, осуществляющих ИР, в государственном  секторе с некоторыми колебаниями  растет, в предпринимательском секторе прослеживается устойчивая тенденция к снижению, как и в секторе высшего образования (с поправкой на небольшой рост в 1996 году).

     Почти в пять раз по сравнению с1992 годом  выросло число организаций, осуществляющих ИР в частном (бесприбыльном) секторе, — с 10 до 48 организаций.

     В Центральном федеральном округе расположено примерно 40 процентов  всех организаций, осуществляющих ИР, чуть более 15 процентов находится  в Северо-Западном и Приволжском  округах и чуть более 11 процентов  — в Сибирском округе.

     Доля  организаций Центрального округа за период 1995–2000 годов чуть выросла, как  и доля организаций Приволжского, Сибирского и Дальневосточного округов.

     В Московской области число организаций  за период 1995–2000 годов выросло почти  в полтора раза и составилов 2000 году 239 учреждений. В Москве в 2000 году насчитывалось 907 организаций, выполнявших исследования и разработки, что немногим превышает показатели 1995 года — 881.

     Из  регионов Сибирского округа только в  Иркутской и Кемеровской областях за период 1995–2000 годов перестало существовать несколько организаций, в остальных регионах число организаций либо сохранилось, либо выросло. Такая же обстановка наблюдается и в Дальневосточном округе: лишь в Приморском крае и Магаданской области число организаций сократилось на семь и одну соответственно.

     Некоторые организации России наделены особым статусом. Это Российская академия наук и отраслевые академии наук, Государственные  научные центры РФ (ГНЦ РФ) и Федеральные  научно-производственные центры (ФНПЦ).

     Главный научный центр страны. В Академии — 500 академиков и 700 членов-корреспондентов (2002 год). Она объединяет 18 отраслевых отделений и 454 организации, осуществляющие ИР (данные на 2000 год). Число таких организаций в РАН год от года возрастает.

     Уральское отделение РАН включает 42 организации, Сибирское — 98, а Дальневосточное — 39.

     Отраслевые  академии наук, так же как и РАН, имеют государственный статус, учреждаются  федеральными органами государственной  власти, финансируются за счет средств  федерального бюджета, наделяются правами управления своей деятельностью и имуществом.

     К отраслевым академиям наук относятся: Российская академия сельскохозяйственных наук, Российская академия медицинских  наук, Российская академия образования, Российская академия архитектуры и строительных наук, Российская академия художеств.

     Численность ГНЦ РФ сократилась за период 1994–2000 годов на три единицы. В 2000 году в  России существовало 58 ГНЦ РФ⁹.

     Назревают проблемы в Российской Академии наук, так в статье «Академики ушли по-английски» говорится, что «общее собрание Российской академии наук, состоявшееся накануне, выявило серьезные противоречия среди ученых. Академик Жорес Алферов предложил внести поправку в положение Устава РАН о выборах членов академии, которую поддержали 310 человек, "против" высказались 229 академиков. Тем не менее, поправка не прошла из-за отсутствия кворума. Из зарегистрировавшихся к 10 часам тысячи с лишним членов академии через два часа в зале остались около 600 вместо необходимых 800. "Как должен реагировать президент, если тщательно продуманное решение проваливается, да еще из-за отсутствия кворума, - заявил президент РАН Юрий Осипов. - Считаю, что Общее собрание утратило свою роль управления РАН. Это голосование против президента. Заявляю, что сделаю выводы, в том числе и организационные". Осипов также назвал ошибочным решение Минэкономразвития о передаче управления имуществом РАН Федеральному агентству по управлению государственным имуществом»¹⁰.

     Это интервью состоялось после выступления  академика Михаила Ивановича Эпова в Доме ученых Сибирского отделения Российской академии наук. Сибирское отделение, пожалуй, можно было бы назвать академией в академии. Хотя наверняка на такое определение академики - и сибирские, и все остальные - обидятся. Но факт остается фактом: 30 тысяч сотрудников, из них 9 тысяч - научные сотрудники; 1853 доктора наук, 149 - действительные члены и члены-корреспонденты РАН. Средняя зарплата всех сотрудников - 25 283 рублей, научных сотрудников - 37 716 рублей. Сотрудников старше 70 лет - около 600 человек, 8%. Общий финансовый оборот - 15 млрд. рублей, в том числе из госбюджета - 9,5 млрд. рублей (остальное - привлеченные средства). Недаром СО РАН - один из самых крупных налогоплательщиков в Сибири. Так что тем для разговора с академиком, директором Института нефтегазовой геологии и геофизики им. А.А.Трофимука СО РАН (Новосибирск), заместителем председателя президиума СО РАН Михаилом Эповым выдумывать не пришлось.

     - Михаил Иванович, мне показалось  вполне оптимистичным ваше выступление: финансирование, кадровый потенциал, научные результаты Сибирского отделения РАН - все основные показатели деятельности впечатляют. Тем не менее эксперты, государственные деятели, сами ученые - все говорят сегодня о кризисе науки в России. В чем дело?

     - Если говорить в общем плане, то дело в том, что наша наука потерпела поражение в холодной войне. Смена социально-политического строя очень долго будет сказываться. Здесь выход только один: я считаю, что каждый человек на своем месте, в своем окружении должен делать то, что он может. Многое не будет получаться, но в конечном итоге все сложится как надо.

     - Не секрет, что в научном сообществе  часто говорят о противопоставлении  и даже порой о противостоянии  Сибирского отделения Российской  академии наук и центральной части РАН. Вы как считаете, существует ли некая конфронтация, а лучше сказать - внутреннее соревнование, между СО РАН и остальной академией?

     - Есть и конфронтация. Вы знаете, что внутривидовая конкуренция  - самая жесткая. В Москве совершенно  другое окружение у науки. Московской науке гораздо сложнее. В Москве очень много денег, много возможностей, кроме науки. Ситуации в Сибири и в Москве - совершенно разные. Поэтому и разные подходы к разрешению этих ситуаций возникают: то, что можно здесь, в Сибири, нельзя сделать в Москве, и наоборот. Есть такие противоречия, но они были и при советской власти.

     - Тем не менее в реализации  научных достижений страна серьезно  отстает. Не кажется ли вам,  что это во многом связано  с тем, что в последние 10-15 лет в РАН преобладает такой подход: мы занимаемся фундаментальной (чистой, академической) наукой; дайте финансирование - а мы уж сами знаем, лучше всяких чиновников, кому, сколько денег нужно выделить; сами разберемся, как оценивать результаты научной деятельности.

     - На мой взгляд, науки фундаментальной  или прикладной не существует, наука едина. Есть фундаментальные  и прикладные научные результаты. Поэтому, когда люди говорят,  что мы, мол, занимаемся фундаментальной  наукой, то мне это несколько  странно. Когда я вижу, что человек получил фундаментальный результат, мне не важно, где он работает - в отраслевом НИИ, в вузе, в академическом институте. И наоборот: прикладной результат может получить человек, работающий в каком-то теоретическом отделе.

     - Вот, кстати, пример. Совсем недавно ученые из французского отделения Bell Labs установили новый рекорд в передаче данных на большие расстояния. С новой технологией содержимое 400 однослойных DVD-дисков можно передать на расстояние от Парижа до Чикаго всего лишь за одну секунду. Что это: фундаментальный или прикладной результат?

     - Прикладной в том смысле, что  он имеет коммерческий выход. 

     - Но его же получили не в  академии, а в исследовательском  подразделении крупной фирмы. 

     - Я об этом и говорю: наука  не делится на фундаментальную и прикладную. А вот результаты научного исследования можно так разделить. Повторяю, я очень настороженно всегда отношусь к людям, которые говорят: "Я занимаюсь фундаментальной наукой". Настоящий исследователь не может так сказать. Он может сказать, что получил вот такой-то фундаментальный результат. Вот это я понимаю.

     - По поводу коммерциализации и  внедрения научных результатов.  Еще в 1990-е годы мне попадались  данные, которые приводил директор  Института катализа СО РАН,  академик Валентин Пармон: по итогам 1995 года доля валютных поступлений в бюджете института составила 32% за счет выполнения 60 контрактов с зарубежными фирмами. "Причем данная плата - не за лицензию, а на расширение исследовательской (в том числе фундаментальной) деятельности в обмен на предоставление фирме достаточно большого объема прав на действительно первоклассную технологию", - подчеркивал Пармон. Безусловно, можно только порадоваться за конкретных сотрудников конкретной научной организации. Однако у этой проблемы есть и еще один аспект. Он касается возможностей (и желания) государства осуществлять самостоятельную научно-техническую политику. Российская наука, в том числе академическая, становится просто исследовательским филиалом западных компаний. Российские ученые работают просто на аутсорсинге.

     - Здесь существует и еще один  очень важный аспект, который  почти всегда остается как  бы за скобками, - вопрос об  интеллектуальной собственности. 

     - Действительно, это животрепещущий  вопрос. И вот почему. Все деньги  за лицензию уходят прямо в государственный бюджет. В бюджете не выделяется денег для поддержки патентов. Это можно делать только из прибыли. Поэтому поддержание патентов, их лицензирование и продажа - это абсолютно убыточная для академических институтов операция. Уже несколько лет РАН пытается сделать так, чтобы хотя бы часть денег за продажу лицензий возвращалась если не авторам, то хотя бы собственникам - Академии наук. Но пока из этого ничего не получается.

     Но  тем не менее в Сибирском отделении  РАН рост числа патентов составляет 30% в год. Мы приняли решение, что, несмотря ни на что, должны патентовать в надежде на то, что государственные структуры в конце концов примут решение по этому вопросу - часть денег за лицензию возвращать в институты. А стоимость лицензии - это очень и очень приличные деньги: иногда она сравнима с годовым бюджетом института. Речь может идти о 50-70 миллионах долларов. И конечно, очень обидно, когда эти деньги "проносят" мимо научных институтов. Это не мотивирует научных сотрудников заниматься патентованием.

     - Но даже здесь, в новосибирском  Академгородке, самые крупные  исследовательские отделения и  лаборатории имеют такие западные  гиганты, как Baker Hughes, Schlumberger, Intel? Они же привлекают всю более  или менее работоспособную талантливую  молодежь.

     - Талантливой молодежи здесь, в  Сибири, хватит на всех. Молодежи  у нас очень много. В тех  же Baker Hughes и Schlumberger работают и  мои ученики. Есть определенный  процент ребят, которым после  защиты кандидатской нужно уходить  работать в такие крупные, высокотехнологичные и наукоемкие компании. В тот же Intel, например. Было бы неправильно искусственно удерживать их в академической науке. На их место приходят молодые.

     У нас в Сибирском отделении  РАН система несколько иная. Скажем, треть денег бюджета не распределяется между институтами. Вместо этого объявляется так называемый конкурс междисциплинарных проектов. Требования: в проекте должны участвовать несколько институтов из разных отделений. Например, археологи и геофизики, математики и биологи. И треть бюджета, повторяю, делится исключительно на конкурсной основе, с закрытым рецензированием. Я скажу, что очень многих членов академии "обижают" на этих конкурсах. Эта система существует уже шесть лет, и она дала совершенно потрясающие результаты. Банальная мысль - все рождается на стыке наук, но это действительно так.

     Кстати, у пятерки самых крупных институтов СО РАН - ядерной физики, физики полупроводников, катализа, нефтегазовой геологии и  геофизики, теоретической и прикладной механики - суммарный оборот составляет 3,5 миллиарда рублей. При этом внебюджетные поступления - 2 миллиарда. То есть больше половины денег эти институты зарабатывают сами. Причем доходы от аренды - мизерные: 23 миллиона. Я хочу обратить ваше внимание на то, что среди институтов, внебюджетные поступления в которых превышают 100 миллионов рублей, есть, например, Институт археологии и этнографии РАН.