Тоталитаризм в Германии и Италии: общее и особенное

Оформление  оси Берлин-Рим продолжено в 1937 году, когда 6 ноября был создан «антикоминтерновский пакт» в составе Германии, Италии и Японии. А 27 сентября 1940 г. теми же странами заключается Тройственный пакт.

После начала Второй Мировой войны Италия осталась верна своим союзническим обязательствам и 10 июня 1940 года объявила войну Франции и Великобритании. После чего итальянские войска начали боевые действия против Франции. Помимо участия во французской кампании итальянский флот действовал против британского флота в Средиземном море, а позднее около десятка дивизий были посланы на Восточный фронт – против Советсткого Союза. В свою очередь, Германия поддержала захват Италией Греции и Крита, а также её действия в Восточной и Северной Африке.

К несчастью итальянцев, их войска в отличие от германских не блистали в ведении боевых действий. Поэтому, когда африканская кампания стран «Оси» была проиграна и возникла угроза вторжения союзников в на Аппенинский полуостров, Муссолини всячески сопротивлялся усилению немецких войск на территории своей родины – он опасался потери Италией самостоятельности. Однако, события развивались для него ещё хуже: 25 июля 1943 года в Италии произошёл антивоенный переворот и Муссолини был арестован. Немцы, заинтересованные в союзнике, 12 сентября в результате спецоперации выкрали дуче и доставили его в Берлин, на встречу с Гитлером. В Италии введена немецкая оккупация. 15 сентября Муссолини объявил, что он вновь взял на себя руководство фашизмом и что новая республиканско-фашистская партия, избавившаяся и очистившаяся от предательских элементов, создаст достойной доверя правительство на Севере - «Республику Сало».

Примечательно замечание Геббелься, относящееся  к этому времени: «Дуче не извлёк моральных выводов из итальянской  катастрофы, которую предвидел фюрер. Естественно, он был слишком рад видеть фюрера и снова оказаться на свободе. Но фюрер ожидал, что дуче прежде всего расправится со своими предателями. То, что он этого не сделал, говорит о его подлинной ограниченности. Он не революционер, подобно фюреру или Сталину. Он настолько привязан к своему итальянскому народу, что у него отсутствует размах мирового революционера и мятежника». Неудивительно, ведь в своё время, в «ночь длинных ножей» Гитлер физически уничтожил революционное крыло НСДАП, базирующееся в СА, вместе с его главой, своим верным соратником, Эрнстом Рэмом.

Но в  войне страны «Оси» были уже обречены на поражение. Никакие чрезвычайные меры, предпринимаемые Гитлером, уже  не могли спасти ситуацию. 25 апреля Муссолини распускает остатки вооружённых сил и, не желая договориться с военным комитетом итальянского движения освобождения, едет в автоколонне к швейцарской границе. По дороге автоколонну останавливают партизаны, узнают дуче и расстреливают его. 30 апреля в штаб-квартиру Гитлера пришло известие о конце Муссолини. Через несколько часов фюрер застрелился. Учитывая ведущую роль вождя как в фашистской партии, так и в национал-социалистической, можно сказать, что их история закончилась почти одновременно. 

Сравнение нацизма и фашизма.

Взглянув  на фашизм и национал-социализм, поставленные рядом, перейдём к сопоставлению  на более глубоком уровне. И хотя мы уже увидели удивительную схожесть этих режимов, поставить между ними знак равенства и объединить под  термином «фашисты», сказав, что все отличия ограничиваются отличиями ликторского топорика от «хакенкойца» (свастики) да разным цветом рубашек, мы не можем. Не зря Армин Мёлер пишет: «Что касается внутреннего потребления, следует отметить, что слово "фашист" пользовалось особой любовью у критиков в Райхе. Именно так величали отступников ортодоксальные национал-социалисты».

Объяснение  этому можно найти у Устрялова: «Разумеется, фашизм есть принадлежность современной итальянской жизни  по преимуществу. Понять его можно  лишь на родной его почве. Это не значит, что отдельные его элементы не могут проявляться, в аналогичной обстановке, и в других странах. Но, как данный исторический факт в его конкретности и целостности, он всецело -- продукт специфических итальянских условий. История не любит работать по "стандарту", ее пути индивидуальны и неповторимы».

Но задача конкретизации общих черт и отличий  связана с труднопреодолимой  проблемой: как ни парадоксально, но эти тоталитарные режимы, казалось бы, вполне монолитные, при рассмотрении оказываются постоянно меняющуюся во времени неоднородной совокупностью  различных течений. Даже колоссальная, чуть ли не гипертрофированная, роль вождя, фокусирующего волю партии, не спасает их от этой неоднородности.

Умберто Эко в своём докладе «Вечный  фашизм» утверждает: «Итальянский фашизм не был монолитной идеологией, а  был коллажем из разносортных политических и философских идей, муравейником противоречий. Ну можно ли себе представить тоталитарный режим, в котором сосуществуют монархия и революция, Королевская гвардия и персональная милиция Муссолини, в котором Церковь занимает главенствующее положение, но школа расцерковлена и построена на пропаганде насилия, где уживаются абсолютный контроль государства со свободным рынком?» При этом он уверен, что германский нацизм был политически цельным движением, основанным на нашумевшей книге Гитлера. Гораздо лучше осведомлённый в вопросе Мёлер имеет другой взгляд:

«Кроме  того, в этих тезисах наблюдается  монолитное представление о национал-социализме и Третьем Райхе, которое, по крайней  мере, в области исследований, уже  стало давать трещины. Пока ещё только в сфере властных отношений стали осознавать плюралистический характер Третьего Райха, то, что в течение непродолжительного времени существования режима (12 лет по сравнению с 56-ю годами СССР) и из-за колебаний Гитлера Третий Райх до конца оставался конгломератом противоборствующих силовых групп, ни одна из которых (в том числе и СС) не смогла окончательно взять верх. Здесь речь идёт о плюрализме, который, если с ним искусно обращаться, даёт определенную свободу действий.

Когда-нибудь признают плюралистический характер Третьего Райха и в других областях. Это относится не только к доктрине, что хотя и бросается в глаза, но из-за её чисто инструментального характера не столь существенно. Намного важнее то, что в полу-инстинктивной сфере, из которой, собственно, и исходят непосредственные политические и исторические импульсы, Третий Райх до конца оставался пугающе разномастным образованием».

"Фашизм - говорил Муссолини - не есть  цейхгауз отвлеченных доктрин,  ибо каждая система - обман,  каждая теория - тюрьма." Гитлер же заявлял «... в основу программы этого движения нужно положить ряд тезисов, не подлежащих никаким изменениям. [...] Форма, которая однажды признана правильной, должна быть сохранена во что бы то ни стало, вплоть до того момента, пока движение наше победит». Учитывая последнюю оговорку и многочисленные отступления реальной политики от 25 пунктов 1920 года, в этом аспекте наблюдается полное сходство.

Несмотря  на указанную невозможность выделить национал-социализм или фашизм per se, попытаемся дать сравнительную характеристику наиболее заметно проявивших себя черт двух режимов. 

Взгляды на собственное движение.

Вожди рассматриваемых партий считали  основой своих движений не иначе  как новое мировоззрение.

«Как  всякая цельная политическая концепция, фашизм есть одновременно действие и мысль: действие, которому присуща доктрина, и доктрина, которая, возникнув на основе данной системы исторических сил, включается в последнюю и затем действует качестве внутренней силы.

Поэтому эта концепция имеет форму, соответствующую обстоятельствам места и времени, но вместе с тем обладает идейным содержанием, возвышающим ее до значения истины в истории высшей мысли» - пафосно начинает дуче свой труд «Доктрина фашизма».

«Национальная социалистическая революция никогда бы не имела такого успеха, если бы не исходила из мировоззренческих основ», - замечает на выступлении фюрер. Однако, и здесь, в сфере основных положений, он не забывает о практической целесообразности:

«Другими  словами: из всей сокровищницы идей общенароднического миросозерцания германская национал-социалистическая рабочая партия выбирает наиболее существенные, учитывая все особенности эпохи, все практические потребности дня, все слабые и сильные стороны того человеческого материала, с которым приходится иметь дело, партия вырабатывает определённый символ веры; и на основе этой программы мы строим строго централизованную организацию, которая одна только может принести победу нашему миросозерцанию». На мой взгляд, очень важная цитата из «Моей борьбы», способствующая пониманию многих действий нацистского режима – от рабочей риторики до антисемитизма. Впрочем, в некоторых принципиальных вопросах Гитлер считал компромисс неприемлемым.

Свой  приход к власти фашисты и нацисты  расценивают не иначе, как революцию, эпохальное событие в истории страны и всего мира.

"Революция  имеет свои права, — заявил  Муссолини в правительственной  декларации парламенту. — Я стою  на этом месте, чтобы защитить  революцию черных рубашек и  придать этой революции максимальную действенность, вводя ее, в качестве элемента прогресса, благосостояния, равновесия, — в историю нации".

Ему вторит Гитлер: «Национальная социалистическая революция смела прежнее государство  предательства и клятвопреступления, вновь возродив на его месте империю чести, верности и порядочности». Самой новой империи он метафорически отводил тысячу лет.

В вопросе  приоритета новизны или традиции они стоят на позиции продуктивного  синтеза - «фашизм является синтезом здорового старого и необходимого нового». Подобное соединение противоположностей можно наблюдать везде: в отношении к интересам пролетариата и буржуации, в разрешении дуализма индивидуалного и коллективного и т. д. 

Государство, нация, личность.

Крайний этатизм обычно считается неотъемлемым признаком фашизма. "Всё в государстве, ничего вне и против государства" — гласит знаменитая формула Муссолини. Однако, вне области лозунгов позиция была уже более взвешенная:

"Государство,  — провозглашает Геббельс, —  есть сумма всех народных хозяйственных  и политических функций, сумма народной мощи. Оно воплощает в себе политический народ и потому оно вправе определять жизненный закон общества. Оно — высший контрольный орган и оно вправе вмешаться в хозяйственную жизнь, если форма хозяйства начнет угрожать свободе и чести народа. Оно вмешивается, когда хозяйство не вмещается в рамки общей политики; в противном случае, оно его оставляет в покое".

В экономике  Гитлер придерживался ещё более  умеренной политики – процитируем  Устрялова:

«Когда  же Штрассер возразил, что в таком случае название партии "национал-социалистическая" может ввести в заблуждение народные массы, Гитлер заметил:

— Название "социалистическая" неудачно. Во всяком случае, оно означает не то, что  мы должны социализировать предприятие, а только то, что мы можем это сделать, если их владельцы будут действовать во вред интересам нации. В настоящее время они этого не делают, а потому было бы преступлением разрушать народное хозяйство.

Эти заявления  очень характерны для Гитлера. В  неразвернутом виде, в менее откровенной формулировке они содержатся и во многих публичных его выступлениях. Его этатизм — формален по преимуществу, основ капиталистического строя он затрагивать не собирается, "разве только это понадобится для блага государства"». 

Упомянем  также очевидное сходство фашизма и нацизма – полное сращивание партийного аппарата с государственным.

Как уже  отмечалось, фашизм и нацизм пытаются ловко разрешить противоречие между  индивидульным и коллективным с  некоторым перевесом в сторону  последнего: «Для фашизма человек это индивид, единый с нацией, Отечеством, подчиняющийся моральному закону, связующему индивидов через традицию, историческую миссию, и парализующему жизненный инстинкт, ограниченный кругом мимолетного наслаждения, чтобы в сознании долга создать высшую жизнь, свободную от границ времени и пространства. В этой жизни индивид путем самоотрицания, жертвы частными интересами, даже подвигом смерти осуществляет чисто духовное бытие, в чем и заключается его человеческая ценность». При этом высоко оценивается героизм, высокая одарённость отдельной личности, когда она не противопоставлет себя нации, радикальный же коллективизм провозглашается врагом. В качестве иллюстрации этого своеобразного элитаризма приведём две цитаты из выступлений Гитлера:

«Величие народа во все времена определялось общим масштабом свершений всех его великих людей».

«Под  марксизмом я понимаю учение, принципиально  отвергающее ценность личности и  на место энергии ставящее массу, количество».

Собственно  нацию фашисты понимали несколько иначе, чем национал-социалисты. Для первых это прежде всего духовная общность, для вторых – биологическая, единство «Крови и Почвы». Так понимание нации Муссолини выражено им в словах: «Нация не есть раса, или определенная географическая местность, но длящаяся в истории группа, т.е. множество, объединенное одной идеей, каковая есть воля к существованию и господству, т.е. самосознание, следовательно, и личность». Национал-социализм, в свою очередь неотделим от расизма. 

Расизм.

Если  по мнению Гитлера «расовая проблема — ключ не только к мировой истории, но и ко всей человеческой культуре», существуют высшие расы (арийцы) и низшие (евреи, небелые народы, до середины войны – славяне), а ценность человека во многом определяется его кровью, то фашизму такой подход совершенно чужд. Хотя в Италии под влиянием союзника и принимались определённые законы, направленные против евреев, антисемитизм никогда не принимал таких масштабов, как в Германии. Хотя это можно объяснить гораздо меньшей остротой еврейского вопроса в Италии вообще.