Автор работы: Пользователь скрыл имя, 17 Апреля 2013 в 00:07, реферат
За годы формирования Российского государства произошло много событий, оставивших кровавый след. Одним из самых значительных и судьбоносных стал период рубежа XVI - XVII столетий, вошедший в историю как Смутное время. Русь, пережившая опричнину, истощённая многолетней войной и экономическими трудностями, испытывала тогда серьёзный кризис и казалась лёгкой добычей для интервентов.
Российскими историками создано немало трудов, посвящённых Смутному времени. К этому периоду обращались Н.М. Карамзин, Н.И. Костомаров, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов и другие.
Исполнившему своё дело Василию Шуйскому предстояли новые думские службы. Но Борис Годунов уже многое успел сделать для утверждения своей власти за время отсутствия Шуйского при дворе. 1591 год стал временем великого триумфа Бориса и окончательного оформления его статуса главного государева «слуги» после отражения нашествия на Москву войска крымского хана Казы-Гирея 4-5 июля. Даже утвердившись как единоличный правитель, Годунов не выпускал князей Шуйских из поля своего зрения. Отныне правила игры устанавливал только Годунов, а князьям Шуйским, из которых одних жаловали и приближали, а других удерживали на расстоянии, оставалось одно — повиноваться.20
19 мая 1606 года на импровизированном земском соборе царем был избран («выкликнут», как говорили презрительно тогда) князь Василий Иванович Шуйский. Трудно найти добрые слова для этого человека. Бесчестный интриган, всегда готовый солгать и даже подкрепить ложь клятвой на кресте,— таков был «лукавый царедворец» (Пушкин), вступивший в 1606 году на престол. Но независимо от личных качеств царя Василия его царствование тоже могло стать началом хороших перемен в политическом строе Русского государства. Дело в тех обязательствах, которые он вынужден был дать при вступлении на престол.
Шуйский впервые в истории России присягнул подданным: дал «запись», соблюдение которой закрепил целованием креста. Эту «крестоцеловальную запись» иногда трактуют как ограничение царской власти в пользу бояр и на этом основании видят в Шуйском «боярского царя». В самом ограничении самодержавия, хотя бы и в пользу бояр, нет ничего дурного: ведь именно с вольностей английских баронов начинался английский парламентаризм. Вряд ли необузданный деспотизм лучше, чем правление царя совместно с аристократией. Но в «крестоцеловальной записи» вовсе не было реального ограничения власти царя. Вчитаемся в нее:
Прежде всего Шуйский обещал «всякого человека, не осудя истинным судом с бояры своими, смерти не предати». Таким образом создавались законодательные гарантии против бессудных опал и казней времени опричнины. Далее новый царь клялся не отнимать имущества у наследников и родственников осужденных, если «они в той вине невинны», такие же гарантии давались купцам и всем «черным людям». В заключение царь Василий обязывался не слушать ложных доносов («доводов») и решать дела только после тщательного расследования («сыскивати всякими сыски накрепко и ставити с очей на очи»).21
Это был первый договор царя со своими подданными. Вспомним, что для
Ивана Грозного все его подданные были лишь рабами, которых он волен жаловать и казнить. Даже мысли, что не его «холопы» ему, а он им будет присягать, «целовать крест», не могло возникнуть у Ивана IV. Ключевский был прав, когда писал, что «Василий Шуйский превращался из государя холопов в правомерного царя подданных, правящего по законам». Запись Шуйского была первым робким и неуверенным, но шагом к правовому государству. Разумеется, к феодальному.Правда, Шуйский на практике редко считался со своей записью: судя по всему, он просто не знал, что такое святость присяги.
Неудача Василия Шуйского, не сумевшего справиться с противоборствующими силами и с начавшейся интервенцией Речи Посполитой, его свержение с престола знаменовали собой, несмотря на всю антипатичность личности царя Василия, еще одну упущенную возможность перехода к правовому государству.22
Ко времени царствования Василия Шуйского относится восстание Ивана Болотникова. Неудачу этого движения, охватившего весьма широкие массы, трудно отнести к тем альтернативам, которые, осуществившись, могли бы принести хорошие плоды. Разумеется, и под знаменами Болотникова, и под стягами других «воровских атаманов», и, наконец, в лагере Тушинского вора, объявившего себя чудом спасшимся «царем Дмитрием», было немало обездоленных, не принимавших жестокого феодального строя, чей протест выливался порой в не менее жестокие, а то и разбойные формы. И все же, думается, ненависть к угнетателям была только одной из нескольких составляющих широкого движения в начале XVII века.23
Казалось бы, фамилия Шуйских должна была быть наименее привлекательна для самозванцев. Тем не менее в середине XVII века два человека — с промежутком в несколько лет — назвались сыновьями царя Василия Шуйского.
Первый из них, «Семен Васильевич Шуйский» появился в Польше в 1639 году. О его личности, происхождении и предыдущей жизни известно немного. Все сведения, которыми мы располагаем, были собраны в ходе тайного следствия, проведенного московским правительством.
«Он назывался князь Семеном Василевичем Шуиским, царя Василя Ивановича сыном, а пятно, де, у нево на спине, то знак, будто он царской сын».
Позже он бежал в Турцию и по его словам, в детстве вместе со своим «отцом» царем Василием Ивановичем он был захвачен в плен поляками и отвезен в Польшу, а теперь, сбежав из плена, ищет «себе путь до цару турскому». В Московском государстве осталась у него сестра, «име ей Анна», которая замужем за таинственным боярином по имени «Симеон Прозор». Как все царские дети, он имеет на себе знак своего высокого происхождения, который и показал господарю Лупу.24
Молдавский правитель, не желая связываться с сомнительным самозванцем, сообщил о нем в Москву. В конце 1639 года «Семен Шуйский» был передан московскому посланнику. Сведений о ходе следствия не сохранилось. Видимо, Лжешуйский действительно не пережил встречи с «сыщиком» Дубровским. Молдавскому господарю, в благодарность за оказанную услугу, отправили набитую золотыми монетами кожу выданного им «вора».
Через пять лет после появления первого «сына» царя Василия Шуйского появляется второй «Иоанн Васильевич», личность которого известна гораздо лучше. Это подьячий приказа Новая Четверть Тимошка Акиндинов. В феврале 1645-го, через шесть с половиной лет после появления первого «сына царя Шуйского», в Сучаву въехал «Иоанн Васильевич Шуйский, сын царя Василия Ивановича Шуйского» со своим слугой Константином Конюховым. Как и в случае с первым Лжешуйским, молдавский господарь известил московское правительство о новом «воре». К счастью, Акиндинов сумел бежать в Константинопль. С этого времени личность «Симиона Васильевича Шуйского» и его печальная кончина стали составной частью легенды Лжешуйского II. Отдельные элементы легенды «брата Симиона» использовались Тимофеем Акиндиновым для доказательства их общей принадлежности роду Шуйских. Речь идет о так называемых «царских знаках». Доказательство высокого происхождения Тимошка использовал в Турции с первых же дней, показывая знамения на своем теле и ссылаясь на наличие у покойного «брата» таких же отметин. Акиндинов принял мусульманство и стал склонять султана к нападению на Россию. Однако в дело вновь вмешались российская разведка и дипломатическая служба. В 1648 году самозванец бежал в Рим, где принял католичество и обещал папе окатоличить Россию в случае поддержки его кандидатуры на русский престол. Однако к авантюристу отнеслись без особого доверия, и он через Австрию, Венгрию и Польшу перебрался на Украину, к гетману Богдану Хмельницкому. Тимошка менял веры, склонял различных правителей против России. В итоге шали его в Любеке, привезли в Москву и четвертовали. Тем и завершилась печальная история о мнимых сыновьях Василия Шуйского.25
В Смуту происходило множество боевых действий, но они не играют ключевой роли в формировании представления влияния Смутного времени на российскую государственность. Поэтому я рассмотрю только одно, продолжительное и героически выстоянное - осаду Троице-Сергиевой лавры.
Лжедмитрий II и его приверженцы, одержав ряд важных побед над правительственными войсками в начале 1608 года, подошли к Москве и попытались организовать блокаду столицы. Особая роль в этих планах отводилась гетману Яну Сапеге и его воинам. Им предстояло занять Троице-Сергиев монастырь, превратить его в главный опорный пункт тушинцев.
Гетман попытался вступить в переговоры с осажденными и добиться добровольной сдачи крепости. Сапега дважды, 25 сентября и 25 октября 1608 года, посылал парламентеров с требованием сдаться. Получив ультиматум, осажденные оказались перед трудным выбором. Старцы прекрасно понимали, что захват обители иноземцами грозит «поруганием веры», бесчисленными бедами и полным разорением. Вместе с тем братия видела, что призыв верно служить Василию Шуйскому, который к тому времени полностью дискредитировал себя в глазах русских людей, не найдет широкой поддержки среди осажденных. Оценив обстановку, монахи обратились к защитникам монастыря: «Верно служить государю, который на Москве будет». Этот призыв, сделанный, вероятно, во время торжественного праздника памяти преподобного Сергия Радонежского 25 сентября 1608 года, полечил широкий отклик среди осажденных.26
Гетман и его полковники решили овладеть Троицей при помощи подкопа, который приказали рыть под Пятницкой башней.
Боевые действия у Троице-Сергиева монастыря начались в октябре 1608 го- да с мелких стычек
В ночь с воскресенья на понедельник 1 ноября тушинцы предприняли первый штурм монастыря. Действия Сапеги, Лисовского и их воинов на первый взгляд необъяснимы — до окончания прокладки подкопа под Пятницкую башню остались считанные дни. В нападающих полетели камни, бревна, полилась кипящая смола. Троицкие пушкари прицельным огнем заставили штурмующих обратиться в бегство. Пожар на Пивном дворе удалось погасить. На рассвете троицкие воины произвели вылазку и отогнали тушинцев, укрывавшихся в оврагах и ямах. Нападавшие понесли значительный урон. Первый штурм закончился полным провалом.
В конце декабря 1608 — январе 1609 года бои у Троицы шли с переменным успехом. Защитники монастыря отбили скот и сено у тушинцев, разгромили заставу пана Сумы, разогнали тушинцев на их «водопое». Осажденные, чтобы избежать потерь, были вынуждены до минимума сократить вылазки. Запасы дров, сена в монастыре быстро таяли.
В начале февраля тушинцы приступили к подготовке нового штурма крепости. На этот раз Сапега решил установить петарды у ворот крепости и взорвать их. Штурмовые колонны ворвались бы в образовавшиеся проломы и захватили Троицу. Сапега завершил подготовку к штурму Троицы лишь к концу июня. Он мобилизовал все имеющиеся силы — около 3 тысяч наемников, казаков, переяславских дворян и около 5 тысяч даточных крестьян. Лжедмитрий II по просьбе сапежинцев прислал из Ельца пушку, стрелявшую калеными ядрами.27
Защитникам Троицы удалось расстроить планы гетмана. Тушинцы бросились на приступ и «додрались» до острожка у Пивного двора. Пламя пожара охватило деревянные строения и осветило штурмующих. Троицкие пушкари открыли прицельный огонь...
Наступило утро, и защитники монастыря увидели, что у приспособлений для приступа осталось немного людей. Воеводы решились на вылазку, которая оказалась весьма успешной. Авраамий Палицын свидетельствует, что в плен попало тридцать тушинцев. В этот раз защитники Троицы одержали важную победу, во многом решившую исход боев за монастырь.
В конце июля 1609 года началась подготовка к последнему, решающему штурму Троице-Сергиева монастыря. Ночью 28 июля за три часа до рассвета тушинцы заняли исходные позиции. Приготовились к последнему бою и защитники Троице-Сергиева монастыря — воины, старики, женщины и дети. Все молились, ибо только чудо могло спасти их от неминуемой гибели. И оно свершилось. Тушинское войско не отличалось организованностью и дисциплиной. Одни солдаты бросились в атаку после первого выстрела, другие — после второго и третьего. Штурмующие колонны смешались. По всей видимости, в темноте, иноземцы напали на русских тушинцев, приняв их за врагов. Завязалась кровавая схватка, в которой тушинцы едва не перебили друг друга.
В конце 1609 — начале 1610 года положение Яна Сапеги и его солдат стало критическим. Правительственные отряды стеснили лагеря у Троицы острожками, сильно затруднив связь с Тушином и доставку продовольствия. Гетман отдал приказ снять осаду Троице-Сергиева монастыря и отступить к Дмитрову Но наемники, отягощенные многочисленными обозами, не смогли избежать поражения.
Ликованию народа не было границ. Полуторагодичная оборона Троице-Сергиева монастыря закончилась полной победой ее защитников...28
Стоит сказать «Смута», добавив к этому «иностранцы», как в памяти всплывают картины сражений и битв, сопровождаемые насилием и мародерством. Однако эта картина далеко не полна. Наряду с наемными воинами страну посещали и мирные или иноземцы — купцы. Они добывали свое пропитание не в огне битв, а на рынках, где развертывались отнюдь не кровопролитные бои, но мирный, хотя и упорный торг.
Памятниками этих словесных сражений остались немецко-русские словари-разговорники. даже в годы Ливонской войны, когда, казалось бы, ни немцам, ни русским было не до торговли. На самом деле это совсем не так. Неточно говорить и о «немцах», не уточняя, о ком именно идет речь — ганзейцах ли северо-немецких городов, традиционно связанных крепчайшими узами с русскими городами северо-запада, регулярно снабжавшего царя оружием, или ливонцах, чьи местные интересы толкали их и к поддержанию торговли со своими северо-восточными соседями, и к противодействию самостоятельной торговле этих же соседей.29
Ливонские и ганзейские купцы иногда исполняли и дипломатические поручения. Первое предварительное знакомство купцов с русскими происходило на границе. Дипломатических представителей дотошно расспрашивали, с каким поручением те направлены к главе государства. И до получения из Москвы разрешения на их въезд в столицу и вообще страну задерживали обычно в первом городе Руси или России, охраняя приезжих с помощью приставов, одновременно доглядывавших за ними. Прохождение границы иностранными купцами на северо-западе было, по-видимому, более упрощенным. Во всяком случае, немецко-русские словари-разговорники не сохранили данных об этом.30
Но как бы то ни было ливонские купцы или купцы из Заморья (прежде всего Любека) достигали Новгорода Великого или Пскова. Здесь их положение существенно различалось. В Новгороде в начале XVII века был восстановлен действовавший вплоть до 1494 года Немецкий двор св. Петра, за высоким частоколом которого находились и одноименная церковь,служившая складочным местом для привезенных товаров, и жилища приезжих купцов. Все они как огня боялись прямых контактов с новгородцами.
Иное дело Псков. Здесь наряду с формальными торговыми отношениями складывались и иные — неформальные, бытовые. Иностранцы, посещавшие северо-западные города, были желанными гостями в домах своих постоянных контрагентов из числа псковичей. Обустройство приезжих начиналось с наведения чистоты. Гость отправлялся в «мыльню», заботливо приготовленную приветливым и гостеприимным хозяином. Купцы общались не только дома, но и в корчмах, атмосфера которых также запечатлена в словарях-разговорниках, там они были безумно веселы.
Наконец, важной сферой повседневного общения приезжих гостей был торг. Сделки заключались либо там, где жили иноземцы, либо в лавках псковичей и новгородцев. Дружба приезжих с местными купцами не мешала им вести ожесточенный торг как самостоятельно, так и при посредстве маклеров. Характерно, что в отношениях псковичей и немцев практически отсутствовали ксенофобия или национализм, межконфессиональные конфликты или противоречия.
Информация о работе Современные историки о периоде Смутного времени