Современные историки о периоде Смутного времени

Роль.

Раздумывая над возможной перспективой утверждения Лжедмитрия на престоле, нет смысла учитывать его самозванство: монархическая легитимность не может быть критерием для определения сути политической линии. Думается, личность Лжедмитрия была хорошим шансом для страны: смелый и решительный, образованный в духе русской средневековой культуры и вместе с тем прикоснувшийся к кругу западноевропейскому, не поддающийся попыткам подчинить Россию Речи Посполитой. И вместе с тем этой возможности тоже не дано было осуществиться. Беда Лжедмитрия в том, что он был авантюристом. В это понятие у нас обычно вкладывается только отрицательный смысл. А может, и зря? Ведь авантюрист— человек, который ставит перед собой цели, превышающие те средства, которыми он располагает для их достижения. Без доли авантюризма нельзя достичь успеха в политике. Просто того авантюриста, который добился успеха, мы обычно называем выдающимся политиком.⁸

Закат.

Средства же, которыми располагал Лжедмитрий, были в самом деле неадекватны его целям. Надежды, возлагавшиеся на него разными силами, противоречили одна другой. Мы уже видели, что он не оправдал тех надежд, которые возлагали на него в Речи Посполитой. Чтобы заручиться поддержкой дворянства, царь щедро раздавал земли и деньги. Но и то, и другое не бесконечно. Деньги Лжедмитрий занимал у монастырей. Вместе с просочившейся информацией о католичестве царя займы тревожили духовенство и вызывали его ропот. Крестьяне надеялись, что добрый царь Дмитрий восстановит право перехода в Юрьев день, отнятое у них Годуновым. Но, не вступив в конфликт с дворянством, Лжедмитрий не мог этого сделать. Поэтому крепостное право было подтверждено и лишь дано разрешение крестьянам, ушедшим от своих господ в голодные годы, оставаться на новых местах. Эта мизерная уступка не удовлетворила крестьян, но вместе с тем вызвала недовольство у части дворян. Короче: ни один социальный слой внутри страны, ни одна сила к за ее рубежами не имели оснований поддерживать царя. Потому-то так легко и был свергнут он с престола.⁹

Династия Шуйских.

Как известно, князья Шуйские  были Рюриковичами и происходили от ветви, ближайшей к той, из которой выросло древо московского правящего дома. Корнями родословие Шуйских уходило к великому князю владимирскому Андрею Ярославичу, младшему брату Александра Невского.

Князья Шуйские уже  при Иване IV имели чрезвычайно  высокий статус, да и позднее сохраняли  его. Они всегда были у кормила важнейших политических дел и неизменно присутствовали в Боярской думе. В конце 1530-х — начале 1540-х годов установился даже период «шуйского царства»: при малолетнем государе Иване Васильевиче придворная партия Шуйских полностью захватила власть в стране и могла даже самовольно свергать митрополитов московских. За Шуйскими в популярной исторической литературе утвердилась недобрая слава дворцовых интриганов, лукавых и себялюбивых вельмож. В них многие видели и до сих пор видят вечных зачинщиков «боярской фронды», людей, метавшихся между стремлением ослабить русского монарха и самим захватить монарший трон.¹⁰

До Смуты.

Своё высокое положение  Шуйские «отслужили» полностью. Из их рода выходили энергичные администраторы, искусные и отважные воеводы.

Князь Иван Петрович Шуйский вошёл в анналы русской истории одной-единственной победой, отстояв Псков, осаждённый армией Стефана Батория. Но при всём том не надо забывать, что прежде псковской победы и после неё Иван Петрович отдал много сил службе московским государям, будучи одним из опытнейших военачальников страны.¹¹

Иван Петрович родился  где-то между 1536 и 1545 годами. Князь начинал службу, как и отец, на относительно скромных должностях. В Полоцком походе 1562-1563 годов он всего-навсего один из знатных людей в свите государя. В конце 1568 или начале 1569 года он уже назначается на воеводство в Донков, одну из небольших крепостей на юге России. Так начинали свою карьеру многие воеводы. Уже в 1569-1570 годах, оставшись на второй год воеводой в Донкове, Иван Петрович получил право возглавить трёхполковую оборонительную рать против крымских татар. В несчастливом для русской армии 1571-м, когда хан Девлет-Гирей прорвался к Москве.

В конце 1572 года (опричнины к тому времени уже и след простыл) царь Иван Васильевич отправился с большой армией под Пайду и взял её в январе 1573-го, обновив таким образом старые лавры покорителя Полоцка. Шуйский участвовал в походе на той же должности — первым воеводой сторожевого полка. Тогда же он принял участие в другой победоносной операции — взятии Каркуса.¹² Грозный видел в Иване Петровиче толкового военачальника. Продолжая давление на неприятеля в Ливонии, Иван Васильевич вторгся туда летом 1577 года с большой русской армией и союзным войском Магнуса. Судя по документам, для похода планировалось собрать очень значительные силы: более 19 тысяч дворян, казаков и стрельцов, мощную артиллерию. Ивана Петровича назначили вторым воеводой в большой полк. Первым воеводой был расписан крещёный татарский «царь» Симеон Бекбулатович.

Во второй половине 1573 года князь Шуйский наместничал во Пскове неоднократно. Как правило, Иван Петрович числился вторым воеводой, но выполнял роль наиболее активного и ответственного начальника. Воеводство (хотя бы и на втором месте) в богатом и славном Пскове — большая честь. 1578 год положил предел удачам Московского государства в Ливонии. Кесь пришлось отдать неприятелю, а при попытке вернуть город русское войско было разгромлено. С 1579 года над западными землями России нависает мрачная тень монарха только что созданной Речи Посполитой Стефана Батория. На протяжении нескольких лет он вторгался с огромными наёмными армиями на российскую территорию — в руки поляков и литовцев попали Полоцк, Великие Луки, Заволочье, а также несколько других менее значительных крепостей.

В 1581 году сам Баторий пришёл с новой армией под стены Пскова. Через бойницу за строительством вражеского лагеря наблюдал князь Иван Петрович Шуйский, второй воевода городского гарнизона.

Узнав о приближении Батория, Шуйский распределил между командным составом гарнизона отдельные участки стены и привёл своих воинов в боевую готовность. Осада началась 18 августа 1581 года.¹³

Так писал Иконописец Василий:

«Многие литовские ротмистры и гайдуки со своими знамёнами заняли Покровскую и Свинусскую башни и из-за щитов своих и из бойниц в город по христианскому войску беспрестанно стреляли. Все эти проверенные лютые литовские градоемцы, первыми вскочившие на стену, были крепко в железо и броню закованы и хорошо вооружены...» Приближённые подходили к Баторию и поздравляли его с победой. Однако до победы было далеко: защитники Пскова продолжали оказывать сопротивление на стенах. Штурмующим отрядам из королевского лагеря пришла подмога — ещё две тысячи свежих бойцов. Настал решающий момент боя. Наконец оборонявшиеся заложили под Свинусскую башню пороховой заряд. На её развалинах как раз укрепилась свежая группа, недавно прибывшая из расположения королевских войск. В её состав входили высокородные вельможи, решившие поднести своему монарху победу на блюдечке. Чудовищный взрыв потряс руины башни. По словам очевидца, шляхтичи «смешались с псковской каменной стеной Свинусской башни и из своих тел под Псковом другую башню сложили...».

Позже Иван Петрович выбрал атакующую тактику. Он постоянно беспокоил лагерь неприятеля дерзкими вылазками, подрывая его боевой дух. По его приказу псковские пушкари изо дня в день обстреливали позиции противника. Зимой осаждавшие несли потери от холода, голода и недостатка фуража. «Месяца февраля в 4 день польский гетман, канцлер, отошёл от града Пскова в Литовскую землю со всею силою литовскою. Тогда же в граде Пскове раскрылись затворённые ворота». Прорыв Батория в центральные области страны не состоялся.¹⁴

При новом государе Федоре Ивановиче судьба Ивана Петровича, да и всего семейства Шуйских, резко переменилась. Виднейшим из всего семейства Шуйских был именно наш герой. В 1586 году Шуйские потерпели решительное поражение, попытавшись развести царя с его женой, Ириной Годуновой, под предлогом бездетности последней. Естественно, за неудавшийся дворцовый переворот пришлось заплатить. Осенью на фамилию была наложена опала. Неудивительно, что вскоре жизнь блистательного полководца и неудачливого политика оборвалась. Сначала его сослали на Белоозеро и там постригли в монахи. Но этого торжествующим Годуновым показалось мало. В ноябре 1588 года Ивана Петровича убил пристав князь И. С. Туренин, по всей вероятности, имея на этот счёт инструкцию от Бориса Годунова. Всё, что касалось узкокорыстных дворцовых устремлений, для памяти потомков умерло. Зато жива до наших дней добрая слава большой псковской победы.¹⁵

Дело царевича Дмитрия.

Возвращение князей Шуйских из ссылки  произошло так же внезапно, как и их падение. Несколько лето них не было ничего известно, кроме подтвердившихся слухов о гибели бояр князя Ивана Петровича Шуйского и князя Андрея Ивановича Шуйского. И вдруг едва ли не первым же назначением приехавшего из галичской глуши князя Василия Ивановича Шуйского стало расследование дела о смерти царевича Дмитрия. Неожиданное решение, если считать оправданными подозрения современников о причастности Бориса Годунова к устранению вероятного наследника династии Рюриковичей, жившего на уделе в Угличе. Со временем даже стали считать, что Борис Годунов намеренно поставил князя Василия Шуйского в такие условия, при которых он должен был вынести выгодный правителю вердикт. И князь Василий «оправдал доверие», подтвердив официальную версию о «самозаклании» царевича и получив тем самым постоянный пропуск в Боярскую думу.¹⁶

О том, что произошло в  Угличе, на дворе удельных угличских князей, превращённом в место ссылки Нагих, 15 мая 1591 года, кажется, известно всем. Образ несчастного царевича, закланного, с перерезанным горлом, с выпавшими из безжизненных рук орешками, многим знаком по историческим хроникам, картинам и даже иконам. Пронзительность этой ужасной сцены подчёркивает ещё одна деталь, которую и сейчас можно почувствовать, приехав в Углич на празднование памяти святого царевича Димитрия 28 (15) мая: и днём, и ночью в городе в это время всегда пели и поют соловьи, ещё сильнее подчёркивая фатальный характер давней трагедии. Точно так же под соловьиные трели должна была появиться в Угличе следственная комиссия во главе с Василием Шуйским, чтобы разобраться, как могло произойти такое несчастье. Гибель царевича обычно пытаются трактовать прежде всего с точки зрения интересов Бориса Годунова. Здесь же уместно изменить традиционную точку зрения и посмотреть: а не было ли интересов князей Шуйских в этом деле?¹⁷

Возможно, что ключ к разгадке связан с отношениями князей Шуйских и Нагих, уходящими корнями во времена существования «особого» двора Ивана Грозного. Свидетельством о тесных связях князей Шуйских и Нагих является известный факт участия князя Василия Ивановича Шуйского в качестве дружки царя Ивана Грозного на его свадьбе с Марией Фёдоровной Нагой осенью 1580 года. Нагие были арестованы по приказу Бориса Годунова «тое же нощи» после смерти Ивана Грозного, что означало тогда очищение двора от худородных «приближённых царя Ивана», с чем вполне были согласны князья Шуйские, вошедшие в 1584 году в регентский совет. Может быть, в том и состояло их «согрешение», что они приняли участие в удалении Нагих из Москвы на удел в Углич и тем невольно способствовали происшедшему? Или речь снова шла о несбывшихся надеждах князей Шуйских на развод царя Фёдора Ивановича с Ириной Годуновой и несостоявшейся передаче трона царевичу Дмитрию?

Кроме Бориса Годунова у  Нагих были ещё влиятельные противники из его «партии» — дьяки Щелкаловы. Это означает, что князья Шуйские должны были дружить с родственниками царевича Дмитрия по принципу «Враг моего врага — мой друг». Кто знает, не обсуждали ли князья Шуйские перспективу воцарения Дмитрия в 1585-1586 годах, прежде чем Борис Годунов расправился с ними?

Из Москвы в Углич для  разбора дела отправилось целое «посольство», возглавляемое митрополитом Сарским и Подонским Геласием, Василием Шуйским, окольничим Андреем Петровичем Клешниным и дьяком Елизарием Вылузгиным. Состав следственной комиссии показывает,что она представляла как «Освящённый собор» в лице первого по значению митрополита русской церкви, так и Боярскую думу. Представительство Боярской думы оказалось, впрочем, замысловатым, потому что боярину князю Василию Шуйскому пришлось вести следствие вместе с близким клевретом Годунова окольничим Андреем Клешниным, находясь тем самым под весьма недоброжелательным присмотром. Однако назначение в состав следственной комиссии Клешнина оправдывалось тем, что он был в своё время дядькой царевича Фёдора Ивановича. Следственная комиссия Шуйского, как известно, сделала вывод — о несчастном случае, в результате которого погиб царевич Дмитрий. Дополнительные обвинения были выдвинуты в адрес Нагих, чья «измена» заключалась в бессудных расправах с дьяком Михаилом Битяговским и его сыном Данилой, с мальчиками Осипом Волоховым(сыном кормилицы) и Никитой Качаловым, торопливо обвинёнными в смерти царевича.¹⁸

Шуйский трижды клялся в  истинности своих слов, всякий раз утверждая прямо противоположное сказанному ранее: сначала, исполняя должность главы следственной комиссии, что Дмитрий умер случайной смертью; потом, в начале царствования Лжедмитрия I, — что Дмитрий вообще не умер, а спасся, и наконец, вступив на царский престол, — что царевича Дмитрия Ивановича убили по приказу Бориса Годунова.

Находясь в Угличе, боярин князь Василий Иванович хорошо и  быстро расследовал обстоятельства происшествия. У него уже был опыт службы в Московском судном приказе в 1584-1585 годах. Сколько бы кто потом ни пытался говорить о фальсификации дела, подготовленного комиссией Шуйского, оснований для этого нет. Никто из исследователей так и не смог доказать, что князь Василий подделал результаты расследования. Разночтения вызывает лишь структура перепутанных листов дела, но не их аутентичность или их наличие в изначальных материалах следствия. Реальные обстоятельства угличской драмы, известные из следственного дела и других источников, оставляют возможность только одной трактовки событий — как несчастного случая. ¹⁹