Соборное уложение 1649 года

Источники Соборного Уложения

Источники Уложения отчасти были указаны законодателем  при назначении редакционной комиссии, отчасти взяты самими редакторами. Этими источниками были:

1. Судебник царский  и указные книги приказов; первый  составляет один из источников X гл. Уложения - «о суде», которая,  кроме того, по всей вероятности,  черпала из указанных книг  приказ. Указанные книги послужили  источниками каждая для собственной главы Уложения. Целый ряд глав составлен по этим книгам с дословными или измененными выдержками. Например, две главы о поместьях и вотчинах составлены по книге Поместного приказа, глава «О холопье суде» - по книге приказа Холопьего суда, глава «О разбойниках и о тайных делах» - по книге Разбойного приказа.

2. Источники Уложения  Греко - римские, взяты из Кормчей,  а именно из Эклоги, Прохирона,  новелл Юстиниана и правил  Василия В.; из них более обильным  источником стал Прохирон (для глав Уложения X, XVII и XXII); новеллы послужили источником 1 главы Уложения («О богохульниках»). Вообще же заимствования из Кормчей не многочисленны и фрагменты, иногда противоречат постановлениям, взятым из русских источников о том же самом предмете и включенным в то же Уложение. Многие черты жесткости уголовного права проникли в Уложение из Кормчей.

3. Важнейшим источником  Уложения был Литовский статут - третий редакции (1588 г.). Заимствования  из статута отменены (но далеко  не все) на подлинном свитке Уложения. Путь для заимствований был облегчен тем, что уже раньше (как уже было сказано), приказные дьяки брали и переводили из статуса некоторые пригодные артикулы. Способ заимствования разнообразен: иногда заимствуется содержание статута буквально; иногда берется только система и порядок предметов; иногда заимствуется только предмет закона, а решение дается свое; большей частью Уложение дробит один артикул на несколько статей. Заимствования из статута иногда вводят в Уложение погрешности против системы, и даже разумности узаконений. Но вообще статут как памятник также русского права, весьма сходный с Русской Правдой, может быть признан почти местным источником Уложения. Несмотря на такое множество заимствований из чужих источников, Уложение есть не компиляция иноземного права, а кодекс вполне национальный, переработавший чужой материал по духу старомосковского права. Этим он совершенно отличается от переводных законов XVII в. В сохранившемся подлинном свитке Уложения встречаем неоднократные ссылки на этот источник. Составители Уложения, пользуясь этим кодексом, следовали ему, особенно при составлении первых глав, в расположении предметов, даже в порядке статей, в подборе казусов и отношений, требовавших законодательного определения, в постановке правовых вопросов. Но ответов искали всегда в своем туземном праве, брали формулы 

·  судебники; 

·  указные книги приказов; 

·  царские указы; 

·  думские приговоры; 

·  решения Земских соборов (большая часть статей была составлена по челобитным гласных собора); 

·  "Стоглав"; 

·  литовское и византийское законодательство; 

·  новоуказные статьи о "разбоях и душегубстве" (1669 г.), о поместьях и вотчинах (1677 г.), о торговле (1653 и 1677 гг.), которые вошли в корпус правовых норм Уложения уже после 1649 года. 

Разработка и принятие Соборного уложения.

Принятие Соборного  уложения 1649 г. - значительный шаг вперед по сравнению с предыдущим законодательством.

Назревала необходимость  в более совершенных нормах, регулирующих отношения в обществе. За столетие, отделявшее Судебник 1550 года от Уложения 1649 года, в стране произошли существенные изменения в экономике, социальной структуре, политическом строе. За это время появилось 445 новых указов: они из них отменяли некоторые статьи Судебника, другие им противоречили, третьи вводили новые нормы. Следовательно, существовала надобность в упорядочивании законодательства. 16 июля 1648 года царь и дума вместе с собором духовенства решили согласовать между собой все источники действовавшего права, дополнив их новыми постановлениями, свести в один кодекс. Проект кодекса тогда же было поручено составить комиссии из бояр: кн. И.И. Одоевского, кн. Прозоровского, окольничего князя Ф.Ф. Волконского и дьяков Гавриила Леонтьева и Федора Грибоедова (последние были образованнейшими людьми своего времени). Все эти люди были не особенно влиятельными. Ничем не выдававшиеся из придворной и приказной среды; о кн. Одоевском сам царь отзывался пренебрежительно, разделяя общее мнения Москвы; только дьяк Грибоедов оставил о себе след в письменности, составленной позднее, вероятно, для царских детей, первым учебником русской истории, где автор производит новую дистанцию через царицу Анастасию от сына небывалого «государя Прусской земли» Романова, сродника Августу, кесарю римскому. Три главные члена этой комиссии были думные люди. «Приказ князя Одоевского» и составил Соборное уложение. Комиссия выбирала статьи из указанных ей в приговоре источников и составляла новые; те и другие писались в доклад представлялись государю с думой на рассмотрение.

Между тем к 1 сентября 1648 года в Москву созваны были выборные из всех чинов государства, служилых и торгово-промышленных посадских, выборные от сельских или уездных обывателей. С 3 октября царь с духовенством и думными людьми слушал составленный комиссией проект Соборного Уложения, и в то же время его читали выборным людям, которые к тому «общему совету» были призваны из Москвы и из городов, «чтобы то все Уложение впредь было прочно и неподвижно». 3атем государь указал всему духовенству и, думным и выборным людям закрепить список Уложения своими руками, после чего оно с подписями членов собора в 1649г.

Соборное Уложение составлялось наспех, кое-как и сохранило  на себе следы этой спешности. Не погружаясь в изучение всего приказного материала, комиссия ограничивалась основными источниками, указанными ей в приговоре 16 июля 1648 года. 

Характеристика Соборного уложения как юридического акта.

По мысли, какую можно предположить в основании  Уложения, оно должно было стать  последним словом московского права, полным сводом всего накопившегося в мос-ковских канцеляриях к половине XVII в. законодательного запа-са. Эта мысль сквозит в Уложении, но осуществлена не особен-но удачно. В техническом отношении, как памятник кодифика-ции, оно не перегнало старых судебников. В расположении пред-метов законодательства пробивается желание изобразить госу-дарственный строй в вертикальном разрезе, спускаясь сверху, от Церкви и государя с его двором до казаков и корчмы, о чем гово-рят две последние главы. Можно с немалыми усилиями свести главы Уложения в отделы государственного права, судоустрой-ства и судопроизводства, вещного и уголовного права. Но такие группировки остались для кодификаторов только порывами к системе. Источники исчерпаны неполно и беспорядочно; статьи, взятые из разных источников, не всегда соглашены между собою и иногда попали не на свои места, скорее свалены в кучу, чем собраны в порядок.

Если Уложение действовало почти в продолжение  двух столетий до свода законов 1833 г., то это говорит не о его достоин-ствах, а лишь о том, как долго у нас можно обойтись без удовлетворительного закона. Но как памятник за-конодательства, Уложение сделало значительный шаг вперед сравнительно с судебниками. Это уже не простое практическое руководство для судьи и управителя, излагающее способы и по-рядок восстановления нарушенного права, а не самое право. Прав-да, и в Уложении всего больше места отведено формальному праву: глава Х о суде - самая обширная, по числу статей состав-ляет едва не треть всего Уложения. Оно допустило важные, но понятные пробелы и в материальном праве. В нем нет основных законов, о которых тогда в Москве не имели и поня-тия, довольствуясь волей государя и давлением обстоятельств; отсутствует и систематическое изложение семейного права, тес-но связанного с обычным и церковным: не решались трогать ни обычая, слишком сонного и неповоротливого, ни духовенства, слишком щекотливого и ревнивого к своим духовно-ведомствен-ным монополиям.

Но все-таки Уложение гораздо шире судебни-ков захватывает  область законодательства. Оно пытается уже проникнуть в состав общества, определить положение и взаим-ные отношения различных его классов, говорит о служилых лю-дях и служилом землевладении, о крестьянах, о посадских лю-дях, холопах, стрельцах и казаках. Разумеется, здесь главное внимание обращено на дворянство, как на господствующий воен-но-служилый и землевладельческий класс: без малого половина всех статей Уложения прямо или косвенно касается его интере-сов и отношений. Здесь, как и в других своих частях. Уложение старается удержатся на почве действительности.

При общем охранительном  своем характере Уло-жение не могло воздержаться от двух преобразовательных стрем-лений, указывающих, в каком  направлении пойдет или уже шла  дальнейшая стройка общества. Одно из этих стремлений в при-говоре 16 июля прямо поставлено как задача кодификационной комиссии: ей поручено было составить проект такого Уложения, чтобы «всяких чинов людем от большого и до меньшего чину суд и расправа была во всяких делех всем ровна». 
 
 

2. Правовое  положение крестьян, посадских людей, холопов.

Положение крепостных крестьян по Соборному уложению

Соборное Уложение от-неслось к крепостным крестьянам довольно поверхностно: статья 3 главы XI утверждает, будто «по нынешний государев указ государевы заповеди не было, что никому за себя крестьян (речь идет о беглых) не приимати», тогда как указ 1641 г. ясно говорит: «Не приимай чужих крестьян и бобылей». Почти вся XI глава Уложения трактует только о крестьянских побегах, не выясняя ни сущности крестьянской крепости, ни пределов господской власти, и набрана кой с какими прибавками из прежних узаконении, не исчерпывая, впрочем, своих источников. При со-ставлении схемы крестьянской крепости по казуальным статьям Уложения эти узаконения помогают пополнить недомолвки не-исправного кодекса. Закон 1641 г. различает в составе крестьянс-кой крепости три исковые части: крестьянство, крестьянские животы и крестьянское владение.

Так как крестьянское владе-ние значит право владельца  на труд крепостного крестьянина, а  крестьянские животы - это его земледельческий  инвентарь со всею движимостью, «пашенной  и дворовой посудой», то под кре-стьянством остается разуметь самую принадлежность крестьянина владельцу, т. е. право последнего на личность первого не-зависимо от хозяйственного положения и от употребления, какое делал владелец из крестьянского труда. Это право укреплялось прежде всего писцовыми и переписными книгами, а также и «ины-ми крепостями», где крестьянин или его отец написан за вла-дельцем.

Безвредное пользование  этими тремя составными частями  крестьянской крепости зависело от степени  точности и пред-усмотрительности, с какою закон определял условия крестьянс-кого укрепления. По Уложению крепостной крестьянин наслед-ственно и потомственно был крепок лицу,физическому или юри-дическому, за которым его записала писцовая или однородная с ней книга; он был этому лицу крепок по земле, по участку в том имении, в поместье или вотчине, где его заставала перепись; на-конец, он был крепок состоянию, крестьянскому тяглу, которое он нес по своему земельному участку. Ни одно из этих условий не проведено в Уложении последовательно. Оно запрещало переводить поместных крестьян на вотчинные земли, потому что это разоряло государственные имущества, какими были помес-тья, запрещало владельцам брать служилые кабалы на своих кре-стьян и их детей и отпускать поместных крестьян на волю, потому что тот и другой акт выводил крестьян из тяглого состояния, лишая казну податных плательщиков; но рядом с этим оно разрешало увольнение вотчинных крестьян (гл. XI, ст. 30; гл. XX, ст. 113; гл. XV, ст. 3).