Русь и печенеги в X-XIвв

Пять месяцев пробыл Брун у печенегов, едва не погиб, но успел крестить 30 человек и склонить старшин печенежских к миру с Русью, когда же он возвратился в Киев, то Владимир по его просьбе, отправил к печенегам сына в заложники и вместе с этим князем отправился епископ, посвященный Бруном. Дальнейшая участь его неизвестна.

«Но 15 июня 1015 г. Владимир внезапно умер. – пишет Л.Гумилев – И все, что было зажато в его твердой руке, пришло в движение. Выяснилось, что за четверть века спокойной жизни (ибо печенежская война сводилась к ряду пограничных стычек и не влияла на экономику страны) города набрали такую силу, что князья-правители всецело зависели от их поддержки, а следовательно, должны были исполнять волю своих подданных. И второе – режим князя Владимира потерял популярность среди киевлян. (...) Казалось бы, Владимир, умирая, мог быть спокоен за судьбу своего

дела. Он обеспечил любимому сыну Борису командование ратью и тем самым золотой стол киевский, а нелюбимому пасынку Святополку – тюрьму и, возможно, казнь». – считает Гумилев.8

«Владимир усыновил Святополка, однако ж не любил его и, кажется, - отмечал Н.М.Карамзин – предвидел в нем будущего злодея. Современный летописец немецкий, Дитмар, говорит, что Святополк, правитель Туровской области, женатый на дочери польского короля Болеслава, хотел, по наущению своего тестя, отложиться от России и что великий князь, узнав о том, заключил в темницу сего неблагодарного племянника, жену его и немецкого епископа Реинберна, который приехал с

дочерью Болеслава. Владимир, может быть, при конце жизни своей, простил Святополка: обрадованный смертию дяди и благодетеля, сей недостойный князь спешил воспользоваться ею;

созвал граждан, объявил себя государем Киевским и роздал им множество сокровищ из казны Владимировой».9

Таким образом, все пошло наоборот, а не так, как того желал Владимир: немедленно освобожденный Святополк сел на престол, войско же Бориса разбежалось, покинув своего вождя. И вот Святополк посылает убийц вначале к Борису, а затем и к брату его Глебу; третий брат – Святослав, что правил древлянами, в страхе пытался бежать в Венгрию, не желая и себе подобной участи, но был настигнут слугами Святополка близ Карпатских гор и убит.

«Братоубийца торжествовал деяния свои, - пишет Карамзин, - как славные и счастливые дела: собирал граждан киевских, дарил им деньги, одежду и надеялся щедростию приобрести любовь народную. Скоро нашелся мститель: Ярослав сильнейший из князей удельных, восстал на изверга; но собственною жестокостию едва не отнял у себя возможности наказать его».10

«Варяги, призванные Ярославом в Новгород, дерзкие, неистовые, ежедневно оскорбляли мирных граждан и целомудрие жен их. Не видя защиты от князя пристрастного к иноземцам, новгородцы вышли из терпения и побили великое число варягов».

Ярослав тут же, - запятнал себя убийством делегатов от горожан, что прибыли на княжий двор для объяснения с князем, и улаживания конфликта новгородцев с варягами. Но в ту же ночь пришла из Киева весть от сестры князя, Предславы о злодеяниях Святополковых.

«О милая моя дружина, которую я вчера перебил, а сегодня она оказалась нужна», - каялся на другой день Ярослав перед оставшимися новгородцами на вече.

И отвечали ему новгородцы: «Хотя, князь, и иссечены братья наши, - можем за тебя бороться»!

Собрал Ярослав тысячу варягов, а других воинов 40 тысяч, и пошел на Святополка.

Святополк же, после убийства Святослава в Карпатских горах, принялся помышлять о единовластии, но услышав, что Ярослав идет на него войной, поспешил собрать «бесчисленное количество воинов, русских и печенегов, и вышел против него к Любечу».

В 1016 году пришел Ярослав на Святополка, и стали по обоим сторонам Днепра: Ярослав по одну сторону, а Святополк по другую. И ни один, ни другой долгое время не решались начать бой, и простояли друг против друга три месяца. Но стал воевода Святополков, разъезжать вдоль берега, и

насмехаться над новгородцами, говоря им: «Чего пришли с хромцем этим (ибо, - как пишет Карамзин, - имел Ярослав от природы этот недостаток), вы же плотники? Мы и поставим вас хоромы рубить нам»! Услышав такие речи, новгородцы сказали Ярославу: «завтра мы переправимся к ним; если никто другой не пойдет с нами, сами ударим на них».11 А наступили уже заморозки...

Святополк со своим войском стоял между двумя озерами и всю ночь, пил он со своей дружиной. Ярослав же наутро, приготовил дружину свою к бою, и с рассветом, переправился на другой берег.

Оттолкнули воины Ярославовы ладьи от берега и пошли в наступление. Была та битва жестокой, и не могли печенеги из-за озера прийти Святополку на подмогу.

 

Удалось Ярославу прижать Святополка и его дружину к озеру так, что вынуждены были вступить те, на лед, который и подломился под ними. Побежденный Ярославом, Святополк, бежал в Польшу. В

свете этих событий, целесообразно будет упомянуть о том, что Святополк, сменив на престоле Владимира, повернул его политический курс на 180 градусов: он не только помирился с печенегами, но и вступил с ними в союз. Но, по-мнению Гумилева, - «это мероприятие запоздало, ибо среди печенегов уже вели проповедь мусульманские муллы и дружба с ними не означала для киевлян мира с Византией».12 Печенеги, однако, прислали в подмогу Святополку отряд, на который тот возлагал большие надежды. Но в бою у Любеча (как упоминалось выше), печенеги, отделенные от войска Святополка озером, не смогли его поддержать, и новгородцы победили, а поверженный Святополк, был вынужден бежать в Польшу, и искать покровительства у Болеслава I.

В 1018 году, после поражения Ярослава на Волыне, Болеслав, король польский, со Святополком и поляками вошел в Киев. Разгромленный ими, Ярослав, бежал с 4 мужами в Новгород, как говорит летописец. А придя в Новгород, хотел было, Ярослав, бежать за море, но посадник Константин Добрынич с новгородцами разрубили ладьи Ярослава, говоря: «Хотим и еще биться с Болеславом и со Святополком».

Собрав деньги с мужей, со старост и с бояр, привели варягов и вручили им деньги. Так, собрал Ярослав воинов множество.

«Болеслав же сидел в Киеве, - пишет Нестор, - окаянный же Святополк сказал: «Сколько есть поляков по городам, избивайте их». И перебили поляков. Болеслав, бежал из Киева, прихватив с собой

ценности и бояр Ярослава и сестры его, а также, некоего Настаса, вкравшегося к нему в доверие, которого и приставил Болеслав к этим ценностям. Людей множество увел он с собой, занял Червенские города, и возвратился в свою землю.

«Святополк же начал княжить в Киеве. И пошел Ярослав на Святополка, и бежал Святополк к печенегам». 13

В 1019 г. бежавший к печенегам Святополк привел целые полчища их, против Ярослава. На реке Альте (где был умерщвлен Борис), сошлись оба войска. Ярослав, - упоминает летописец, - стал на месте где был убит Борис, и, воздев руки к небу, будто бы, произнес такие слова: «Кровь брата моего вопиет к тебе, Владыка! Отомсти за кровь праведника этого, подобно тому, как отомстил Ты за кровь Авеля, осудив Каина на стенание и содрогание: так поступи и с этим». И сошлись оба войска.

Был тот бой настолько жестоким, что такой злой сечи еще не видывала Русь; «...за руки хватая друг друга, рубились, и сходились трижды, так что по низинам кровь текла».14 Наконец, к вечеру, победа склонилась на сторону Ярослава. Святополк бежал в город Брест.. Нестор, описывает гибель

«Окаянного» князя следующим образом: «...во время бегства напал на него бес, и расслабли суставы его, он не мог сидеть на коне, и несли его на носилках. Принесли его к Берестью, убегая с ним. Он же говорил: «Бегите бегом со мной, гонятся за нами». Отроки же его посылали посмотреть: «Не гонится ли кто за нами»? И не было никого, кто бы гнался по следам их, и продолжали бежать с ним. Он же в бессилии лежал и, привставая, говорил: «Вон гонятся, ой гонятся, бегите». Ему невыносимо было оставаться на одном месте, и пробежал он через Польскую землю, гонимый Божиим гневом, и прибежал в пустынное место между Польшей и Чехией, и там кончил бесчестно жизнь свою. (...) Стоит могила его на этом пустынном месте и до сего дня, и исходит от нее смрад жестокий».

Лев Гумилев пишет о Святополке такие слова: «В 1019 г. в битве при Альте новгородцы разбили печенегов, последних союзников Святополка, ибо от киевлян ему пришлось бежать. Святополк бежал в Польшу, но умер в дороге, по утверждению летописца, от угрызений совести, вызвавших у него психическую болезнь. Ярослав же сел на золотой стол киевский, и на этот раз церкви не горели. Братоубийственная война кончилась»... – заключает Гумилев.15

В 1036 году Ярослав, будучи в Новгороде, получил весть, что печенеги обложили Киев.

«Ярослав, - говорит летописец, - собрал воинов множество, варягов и словен, пришел к Киеву и вошел в город свой. А было печенегов без числа». Но вот, вышел из города Ярослав, и выстроил свою дружину: варягов поставил посередине, а на правой стороне – киевлян, и на левой – новгородцев. Все они встали перед Киевом. И пошли печенеги на приступ; сошлись же противники на том месте, где стоит церковь Св. Софии. И была та сеча жестокой, - едва одолел к вечеру Ярослав.

«И побежали от него печенеги в разные стороны, и не знали, куда бежать, одни, убегая, тонули в Сетомли, иные в других реках, а остальные бегают, неизвестно где, и до сего дня», – заключает свое повествование о тех событиях Нестор.16

Таким образом, и была отбита последняя попытка нападения печенегов на Русь. Из всего вышенаписанного очевидно, что борьба Руси и при Владимире Красное солнышко, и при Ярославе

Мудром, была пусть не всегда эффективной, зато плодотворной. Но, как бы то ни было, победа в этой борьбе, осталось за Русью. После события 1036 года, эта борьба была, наконец, окончена.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Если верить летописцу, в пределах Руси печенеги появились в 915 году. Впрочем, до столкновений дело не дошло. Игорь Старый, как я уже упоминал раньше, заключил с ними мир. Однако, через 5 лет князь Киевский уже воевал против своих недавних союзников. Вот что пишет о взаимоотношениях руссов и печенегов в эту пору Лев Прозоров, в своей книге «Святослав»: «Вы не забыли: Игорь Рюрикович – безрассудный авантюрист, бездарный полководец? Так вот, когда в 915 году «пришли впервые печенеги на русскую землю», «безрассудный авантюрист» сумел заключить с кочевниками мир. Не иначе, как сумел Сын Сокола объяснить новым соседям: Русь не легкая добыча. Ясное дело, не словами объяснял. Подобные разбойные народцы от веку понимают один язык – язык силы. Проще говоря, печенежские вожди обломали зубы об Игоревы дружины, «сохранили лицо», заключив мир, и быстро откочевали к Дунаю».17

В 944 году Игорь, желая свести счеты с греками за свое поражение трехлетней давности, собрал другое войско, призвал варягов из-за моря, и нанял печенегов – те, дали ему аманатов, как доказательство своей верности. Не уверенный в победе Роман Лакапин, желая спасти Империю от бедствий войны, немедленно отправил к Игорю послов.

«Встретив его близ дунайского устья, они предложили ему дань, какую некогда взял храбрый Олег с Греции; - пишет Н.М.Карамзин – обещали и более, ежели князь благоразумно согласится на мир; старались так же богатыми дарами обезоружить корыстолюбивых печенегов».18 Игорь остановился и, созвав дружину свою, объявил ей желание греков. И сказала дружина его: «Если так говорит царь, то чего нам еще нужно, - не бившись взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто – кому одолеть: нам ли, им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле, ведь, ходим, но по глубине морской: всем общая смерть. И послушал их Игорь, и повелевал печенегам воевать Болгарскую землю, а сам, взяв у греков золото и ткани на всех воинов, возвратился назад и пришел к Киеву восвояси», – описывает эти события Нестор.19 По мнению историка Васильевой, движение печенегов с самого начала было направленно не только против венгров, но и против Хазарского каганата, что и предопределило их союз с Русью. Спорить можно только о том, был ли этот союз добровольным или князь Игорь принудил печенегов к нему, сделав их своими вассалами. Факты все же склоняют ко второму варианту. Лев Гумилев, описывая поход 944 года, пишет следующее: «В том же 944, Игорь Старый повел на Византию огромное сухопутное войско из варягов, руси, мобилизованных славян и примкнувших к ним печенегов, а также флот, как будто греческий огонь его ничему не научил. Если считать этот поход попыткой реванша, то организация его представляется сверхстранной. Деревянные ладьи в открытом море уже продемонстрировали свою слабость перед кораблями, вооруженными греческим огнем; пешая славянская рать шла без тыла, то есть без снабжения, а союз с печенегами вряд ли можно было считать надежным. Грандиозный поход оказался просто военной демонстрацией. Греки предложили приемлемые условия мира, который был заключен в конце 944 г.».20

Таким образом Игорь, а после и Святослав, использовали печенегов для своих военных операций

против Византии, но эти союзы, очевидно, зиждились лишь на разделе военной добычи. Плачевная участь Святослава, из чьей головы печенежским князем Курей была сделана чаша для пиров, – хороший пример того, как мало значили для печенегов договоры с утратившим силу союзником. Однако, в событиях предшествующих гибели этого князя, Лев Гумилев предлагает достаточно, любопытную, версию: В последние дни боев у стен Доростола, после того как пал смертью храбрых витязь Икмор и надежда на победу была утрачена, русы вышли в полночь на берег Дуная. Вначале собрав тела павших бойцов, они сожгли их на кострах, а потом, свершая тризну, предали смерти множество пленников и пленниц. «Но самое оригинальное, - пишет Гумилев, - было то, что они топили в водах Дуная грудных младенцев и петухов (Лев Диакон. Кн. IX. Цит. по: 328, с. 85). Так совершались жертвоприношения злым богам». Но еще более странные и страшные сцены происходили в Белобережье после возвращения Святослава из Болгарии. Вину за свое поражение князь и его язычники-вельможи, приписали русским христианам, сражавшимся в том же войске, объяснив все это гневом языческих богов на христиан. Так, Святослав замучил насмерть своего брата Улеба (Глеба), а его воины поступили так же со своими боевыми товарищами, страдавшими от ран и нуждавшимися во враче, а не в палаче. И особенно плохо пришлось священникам, бывшим в русском войске для напутствия православных руссов. Однако, до 971 года, - как о том упоминает Гумилев, - Святослав был веротерпим и великодушен. Но после поражения благородный характер князя изменился полярно, может быть вследствии психического шока, вызванного разочарованием и сожалением об ошибках, которые были непоправимы. «Ему – пишет Гумилев – изменил даже интеллект: он послал в Киев приказ сжечь церкви и обещал по возвращении «изгубить» всех русских христиан». Этим заявлением Святослав подписал себе приговор. Уцелевшие христиане и воевода Свенельд бежали степью в Киев. И их печенеги пропустили беспрепятственно. Но когда весной 972 года Святослав с верными ему воинами-язычниками пошел речным путем, печенеги напали на него у порогов и истребили весь русский отряд. «Предлагаемая здесь версия предпочтительнее той, которая содержится в «Повести временных лет». Нестор не объясняет, почему войску Святослава, страдавшему в Белобережье от голода, не помогли киевляне, хотя степной путь по Бугу был открыт. Печенегов кто-то должен был известить о времени прохода Святослава через пороги, иначе они не смогли бы собраться туда в достаточном количестве.

 И это не могли быть  «переяславцы», т.е. болгары из Преславы, так как у них таких сведений  не могло быть, ибо их страна  была оккупирована греками. Зато  киевляне были крайне заинтересованы, чтобы к ним не явился обезумевший князь с озверелой солдатней.