Революционная Россия перед судом царизма с 60-х до 90-х годов 19 века.

                        Я не совсем бессилен, - умереть

                        Осталось мне, и  грозное оружье

                        Я на врагов скую из этой смерти…

                        Я кафедру создам из эшафота

                        И проповедь могучую  безмолвно

                        В последний раз  скажу перед толпой! 

      Не  зря реакционная газета «Современные известия» ругалась: «Для наших злодеев  эшафот есть своего рода трибуна».

      Разумеется, сказать на эшафоте или хотя бы по пути к нему какую-то речь было почти  невозможно. Осип Бильчанский успел  только воскликнуть у виселицы: «Да здравствует республика!», голос его утонул в громе «экзекуционного марша». В. Дубровин, поднявшись на эшафот, попытался было обратиться с речью к солдатам конвойной роты, которой именно он командовал до ареста, но экзекуционный наряд заглушил его голос барабанной дробью, уже не смолкавшей до окончания казни. Когда везли на казнь первомартовцев, Т. Михайлов то и дело пытался обратится к народу (по некоторым сведениям, он, между прочим, кричал: «Нас всех пытали!»), но барабанщики, непременно включавшиеся в эскорт смертников, заглушали его. Другие, кроме первомартовцев, народовольцы казнились тайно, народу возле них вообще не было. Поэтому они выбирали своим последним оружием именно «безмолвную проповедь», т.е. всем своим видом доказывали воочию палачам, что настоящий революционер всегда, хотя бы лицом к лицу со смертью, остается верен себе – непреклонный, бестрепетный.

      Так поступали и герои 1 марта, встретившие  смерть гордо, с таким достоинством, которое будило невольное уважение к ним даже в стане врагов. Официальный отчет о казни констатирует, что «осужденные преступники» казнились довольно спокойными, особенно Перовская и Желябов, менее Рысаков и Михайлов, что «бодрость не покидала» их до последней минуты и что даже на эшафоте Желябов улыбался, а на лице Перовской «блуждал легкий румянец». «Они, - вспоминала преклонившаяся  перед мужеством первомартовцев писательница В.И. Дмитриева, - прошли мимо нас не как побежденные, а как триумфаторы».

      Наряду  с процессами «Народной воли»  и тяготевших к ней террористов шли в России политические процессы других народников (землевольцев, чернопередельцев и близких к ним). Таких процессов было сравнительно немного (с октября 1880 г по 1882 г.- 13 при 27 подсудимых), и, главное, все они резко уступали народовольческим процессам, как по масштабам, так и по значениям. На 10 из них судились по одному человеку (большей частью за протесты и побеги из ссылки в Сибири) и лишь на одном, самом крупном (по делу о «Южнорусском рабочем союзе» 1881 г.) – сразу 10 человек. Ни одного из этих дел не было передано в ОППС: 6 из них разбирали военные суды, 3- судебные палаты, 4- полицейские суды в Сибири (все - в закрытом порядке).Приговоры обвиняемым, несвязанным с «Народной волей», выносились более мягкие: на 13 процессах- всего 3 смертных приговора (дважды- Н.П. Щедрину, также А.И. Преображенскому ), ни один из которых не был приведен в исполнение, тогда как за то же время на 29 процессах «Народной воли» были вынесены 30 смертных приговоров, причем 11 осужденных казнены.

      В качестве примера героизма русских женщин перед царским судом можно было бы согласиться на поведение чуть ли не каждой из революционерок, судившихся в 1879-1882 гг. (за исключением разве М.В. Грязновой, которая на процессе «16-ти» не проявила должной, по народовольческим меркам, смелости). Все они держались мужественно и с достоинством.

      Софья Лешерн, например, отказываясь от каких  бы то ни было показаний и от защиты, в последнем слове заявила: «Я могу только выразить полнейшее презрение  к суду и прокурору». Выслушав смертный приговор, Лешерн, по свидетельству очевидца – жандарма, сказала, «что она первая покажет, как женщина умирает», а после конфирмации «очень осталась недовольною ею, тем, что жизнь ей дарована». Точно также вели себя на других процессах и Н. Армфильд, которая во всеуслышанье назвала суд «позорным», не дрогнула перед суровым приговором (14 лет 10 месяцев каторги), а смягчение кары не хотела принять: когда ей объявили о конфирмации, она «стояла, заткнувши пальцами уши»; и М. Ковалевская, заявившая от имени товарищей: «Мы считаем ниже своего достоинства говорить что-либо в свою защиту»; и женщины процесса «11-ти» (М. Ковалик, А.Малиновская, М. Коленкина), отказавшиеся от всяких показаний, причем Коленкина прервала обвинительную речь прокурора негодующим возгласом: «Какая наглая ложь!», объявила, что не желает слушать такую речь и потребовала увести ее из зала суда обратно в тюрьму.

      Женщины «Народной воли», судившиеся в 1880-1882 гг., достойно продолжали традицию 1879 г. Они уже не только бойкотировали суд, но и утверждали перед ним свое кредо, а стойкости не уступали предшественникам. «Единственное мое желание, - заявила судьям на процессе «16-ти» С. Иванова, - заключается в том, чтобы меня постигла та же участь, какая ожидает моих товарищей, хотя бы даже это была смертная казнь.»

      Революционная стойкость народников – как мужчин, так и женщин – даже в карателях будила чувства, близкие к уважению. Киевский «прокурор – паук» Стрельников, обычно старавшийся всячески унизить свои жертвы, и тот на процессе А.Я. Гобита вынужден был признать «замечательное самообладание» подсудимых и «отсутствие даже и тени раскаяния» в их поведении. Сам Александр II, по словам близкого к нему генерала П.А. Черевина, как-то в дни процесса «11-ти» сказал о народниках: «Да, странные это люди, в них есть нечто рыцарское».

      До  сих пор речь шла о сильных  сторонах русских революционеров перед  судом царизма в 1879-1882 гг., т.е. именно о том, что было показательно для  них, как правило. Замечу, однако (прежде чем пойдет речь об исключениях из этого правила), что и сильнее у них имело свои, закономерно обусловленные слабости. Прежде всего сказалась узость их социальной базы. Во-вторых, объективно вредила народовольцам их искренняя, но не всегда целесообразная (хотя и эффективная), склонность к самопожертвованию. М. Горький верно подметил «качества, свойственные лучшей революционной интеллигенции, - самоограничении, часто восходящее до самоистязания, самоуродования, до Рахметовских гвоздей…»

      Узость  социальной базы во многом обусловила случаи малодушия и предательства в заключении и на суде среди революционеров, хотя, разумеется, эти случаи объяснялись не только социальными и политическими, но также и психологическими мотивами (тяготами заключения, изобретательностью и силой карательного воздействия, личными качествами обвиняемых).

      В целом герои процессов 1879-1882 гг. достойно подержали  авторитет русского революционного движения и помогали борющейся  России поднять его  на небывалую высоту. Они продемонстрировали перед общественным мнением страны и всего мира такую зрелость, благородство и силу духа, что попытки царского суда выставить их программу как «социальные бредни», а их самих – «бойцами всемирного разрушения и всеобщего дикого безначалия» оказались абсолютно несостоятельными. Зато революционный лагерь с каждым процессом обретал новое оружие, будь то программная речь обвиняемого, его завещание, последняя улыбка на эшафоте или просто еще один факт «святой нераскаянности» перед царским судом. Весь опыт политических процессов 1879-1882 гг. утверждал неодолимость революционного движения в России, как это и констатировала статья «Народной воли» от 05.02.1882 г.: «Если отдельных лиц легко выхватить из наших рядов, то задавить неумирающую идею не сможет никакая адская сила, - идея снова соберет под свое знамя более многочисленных приверженцев». 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Заключение. 

      В качестве заключения я попытаюсь выделить главные, наиболее общие и характерные особенности поведения обвиняемых перед царским судом, утвердившимся в революционной практике на политических процессах 1866-1882 гг.

      Первая  особенность –  сознательное стремление революционеров, как правило, на каждом судебном процессе превращать скамью подсудимых в трибуну для обличения существующего строя и пропаганды революции, а самый процесс – в акт революционной борьбы. На дворянском этапе освободительного движения политические процессы были карательным орудием в руках царизма и только. Революционеры, оказавшиеся в неволе, преданные суду, лишь терпели муку расправы с ним. С 60-х г., по мере того как демократизировался социальный состав и обогащался опыт движения, стал возможным для революционеров взгляд на политические процессы как на своеобразную арену революционной борьбы. Такой взгляд проявился отчасти в поведении некоторых шестидесятников на процессах «32-х», ишутинцев. «Нечаевцы» на своем процессе 1871 г. впервые превратили скамью подсудимых в трибуну для пропаганды революционных идей. Политические процессы 1879-1882 гг., т.е. времени второй революционной ситуации в России, почти все отличались героическими схватками плененных борцов с карательной мощью самодержавия, представив собой как бы второй фронт революционной борьбы.

      Вторая  особенность – безграничная и бескорыстная самоотверженность. Русские революционеры тех лет, стремясь «руководится интересами дела, а не личными», поступали зачастую «непрактично» или даже на разлад с буквой собственного устава, если она мешала представить им революционное дело в самом впечатляющем духе; жертвовали собой ради идеи, ради принципа революции, а не только ради успеха. Но, возвеличивая революцию наперекор заведомой каторге или виселице, отказываясь от помилования и вообще от какого-то ни было снисхождения, чтобы не пятнать им свою революционную совесть, завещая перед смертью живым продолжать дело павших также самозабвенно, они тем самым побуждали современников и потомков уверовать в правоту и святость дела. «Без таких… «неоправданных» действий, преступающих законы наличной целесообразности, - замечает О.Г. Дробницкий, - наверное, не могла бы совершаться человеческая история». Именно такие действия М. Горький назвал «безумством храбрых». В горьковской «Песне о Соколе», несомненно, был учтен героический пример поколения революционеров 1870-х г. Сам Горький так определил смысл этого примера: «Герой был разбит и побежден? Да. Но разве это уничтожает необходимость и красоту борьбы?.. Герой был побежден – слава ему вовеки! Он сделал все, что мог». 
 
 

Список  использованной литературы. 

1. М.Н. Коваленский  «Русская революция в судебных процессах и мемуарах»
2. Н.Т. Медведь «Материалы периодической печати о политических процессах конца 19 – начала 20 вв. в России»
3. М.К. Лемке «Политические процессы 60-х г.»
4. С.С. Татищев «История социально-революционого движения в России (1861-1881)»
5. М.Г. Седов «Героический период революционного народничества»
6. Б.В. Виленский «Судебная реформа и контрреформа в России»
7. Н. А. Троицкий «Царские суды против революционной России»
8. А.М. Анфимов «Крестьянское движение в России во второй половине 19 века»