Правление Петра 1

     В зрелые годы Петр был человеком большой  отваги, много раз попадал в  смертельно опасные переделки. Но в  семнадцать лет он оставил жену и  мать, кинул на произвол судьбы близких людей и потешных солдат, не подумав о том, что стены Троице-Сергиевой лавры, никем не защищаемые, не могли бы его спасти. Изнуренный долгой скачкой, Петр прибыл в монастырь утром 8 августа, бросился на постель и, обливаясь слезами, рассказал архимандриту о случившемся, прося защиты.

     На  следующий день из Преображенского  к Петру прибыли потешные солдаты  и стрельцы Сухарева полка, приехала и мать.

     Петр, находясь в Троице, отправил брату  Ивану письмо с решением отстранить Софью от власти. «Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте тому зазорному лицу государством владеть мимо нас». Далее Петр испрашивал разрешения «не отсылаясь к тебе, государю, учинить по приказом правдивых судей, а не приличных переменить, чтоб тем государство наше успокоить и обрадовать вскоре».

     Письмо  подводило итоги придворной борьбы и свидетельствовало о торжестве  группировки Нарышкиных: Софья объявлялась  «зазорным лицом» и в конце  сентября была заточена в Новодевичий  монастырь. Другим следствием переворота надлежит считать фактическое отстранение  от дел слабоумного брата Ивана. Хотя в письме Петр и выразил готовность почитать своего старшего брата «яко отца», но решение всех практических вопросов сторонники Петра взяли  в свои руки. К царю Ивану «не  отсылались» не только в данном случае, когда формировали новое правительство, но и в последующие годы. Он номинально исполнял царские обязанности вплоть до своей смерти в 1696 году: присутствовал  на приемах посольств, участвовал в  церковных церемониях, его имя  упоминалось во всех официальных  актах.

     В январе 1694 года умерла мать царя Наталья  Кирилловна. Смерть ее выявила две  черты характера царя, с которыми мы много раз будем встречаться  в будущем: пренебрежение обычаями и стремление пережить горе в одиночестве. 25 января, когда положение царицы стало безнадежным, сын простился  с нею и тотчас уехал в Преображенское, где, по свидетельству современников, в уединении скорбел по поводу потери. Отсутствовал он и на похоронах матери. Можно лишь догадываться, сколько пересудов вызвало такое поведение Петра у москвичей. Ранее этого Петр не участвовал и в траурной церемонии похорон своего второго сына Александра, умершего семи месяцев. Если в этом случае отсутствие Петра можно объяснить его неприязнью к жене и нежеланием находиться в обществе ее родственников и близких, то на похороны нежно любимой матери он, несомненно, не явился по иной причине – не желал показывать другим свои слабости. На третий день после похорон он прибыл на могилу и в одиночестве оплакивал ее смерть. 

     Петр  не заглядывал ни в Боярскую думу, ни в приказы. Государством управляли  люди из окружения его матери и  его самого. Правительство молодого Петра было скудно талантами. Печать этой скудности лежит на поверхности  – достаточно перелистать страницы, на которых запечатлено законодательство первых лет царствования Петра –  в нем невозможно обнаружить ни программы, ни твердой направляющей руки. Оно  плелось в хвосте событий, как-то реагируя лишь на то, что вызывалось потребностями сегодняшнего дня. Из числа торговцев и ремесленников, лекарей и военных Немецкой слободы  особой благосклонностью Петра пользовались два человека: шотландец Патрик Гордон и женевец Франц Лефорт. Первый из них выполнял роль военного наставника, он был участником потешных сражений и оказал Петру неоценимую услугу в критические для него дни единоборства с Софьей.

     В иной сфере завоевал симпатии Петра  Лефорт. В отличие от Гордона, добропорядочного католика и семьянина, в тонкости постигшего военное дело, Лефорт не знал ни одного ремесла. Добродушный  великан и остроумный весельчак  с изысканными манерами и мягким юмором, Лефорт, более всего любивший удовольствия, был незаменим в  веселой компании. «Помянутой Лефорт, – писал о нем все тот  же Куракин, – был человек забавной, роскошной, или назвать дебошан французской». Он обладал способностью «денно и ношно» пребывать в забавах, общаться с дамами и непрестанно пить. Лефорт ввел Петра в дамское общество Немецкой слободы и был его поверенным в сердечных делах с Анной Монс.

     Близкие Петру люди составляли так называемую «компанию», среди членов которой  сложились особые отношения. Употребление царского титула между ними было запрещено. Петра называли по-русски, по-латыни, по-голландски в соответствии с его чинами: бомбардиром, капитаном, капитейном, командиром. Петр даже дважды выговаривал Федору Матвеевичу Апраксину за то, что тот, обращаясь к нему, пользовался титулом: «Пожалуй, пишите просто, также и в письмах, без великого». Когда Петр станет контр-адмиралом, то будет требовать от всех, чтобы во время пребывания его на корабле все называли его шаутбенахтом.

     В «компанию» царя, помимо Апраксина, входили  Меньшиков, Головин, Головкин, Кикин. Особое место в ней занимал князь Федор Юрьевич Ромодановский. Он безотказно принимал приглашения на семейные праздники от людей, с которыми «служил» в полку или работал на верфи. Особым его расположением пользовались офицеры и солдаты двух гвардейских полков, «между которыми, – как заметил современник, – не было ни одного, кому бы он смело не решился поручить свою жизнь». Гвардейцев царь знал в лицо, многим офицерам давал ответственные поручения, способных быстро продвигал по службе.

     Несомненное влияние на формы общения царя с его окружением оказывал экспансивный, подвижный, деятельный характер Петра, которому не свойственны были ни долгое пребывание в одиночестве, ни праздное времяпрепровождение.

     Энергии у царя было в излишестве. Он стремился  дать ей выход даже во время отдыха. Не случайно Петру нравились те развлечения, в которых он сам мог деятельно  участвовать, и он оставался равнодушен к тем из них, в которых ему  отводилась роль зрителя или неподвижно сидящего соучастника. Петр, например, не терпел игры в карты, считал это  занятие пустым. Вряд ли, однако, более  полезным было исполнение обязанностей протодьякона во «всепьянейшем соборе». Но игра в карты предполагала необходимость сидеть, в то время как забавы во «всепьянейшем соборе» сопровождались движением. Петр не проявлял интереса и к театру. То, что происходило на сцене, не трогало его, ибо отводило ему пассивную роль, лишало его возможности непосредственно участвовать в действии. Зато его увлекали фарсовые представления или зрелища, соучастником которых он мог стать сам.

     И все же воспитанием и темпераментом  общительность царя не объяснить. Власть способна быстро стереть в памяти прошлое, она создает благоприятную  почву для высокомерия и надменности. Подтверждение тому – Меньшиков, великолепно овладевший всем арсеналом  поведения вельможи, третировавший  тех, кто стоял ниже его. С Петром этого не случилось.

     Он  окружал себя людьми, умевшими быть полезными делу, которому он беспредельно отдавался сам. Сознательно взвалив  на себя обязанности капитана и плотника, артиллериста и шкипера, Петр мог  их выполнять, лишь общаясь с такими же плотниками и артиллеристами, офицерами  и кораблестроителями. У одних  он учился, других учил сам. В одиночестве  можно было вытачивать на токарном станке безделушки, но непосильно одному человеку соорудить корабль.

     Широкий круг лиц, с которыми общался царь, позволял ему отыскивать способных  помощников. «Короли не делают великих  министров, но министры делают великих  королей», – сказал как-то Петр. Он действительно умел угадывать таланты. В интересах своего класса он сплошь и рядом привлекал любых способных к делу людей, игнорируя их «подлое» происхождение. Вельможей у него мог стать бывший пирожник, шотландец по рождению и лютеранин по вере.

     Петра Павловича Шафирова, если верить историку-любителю, собиравшему в XVIII веке предания о царе и его времени, Петр обнаружил в торговых рядах Москвы, где тот торговал в лавке, принадлежавшей богатому купцу Евреинову. В разговоре выяснилось, что молодой сиделец знал немецкий, французский и польский языки, что он был сыном переводчика Посольского приказа. Шафирова зачислили на службу, он сопровождает царя в его первом заграничном путешествии, позже станет сенатором и вице-канцлером. Сын крещеного еврея получит звание барона и должность второго человека во внешнеполитическом ведомстве

     К морю

     «России нужна вода». Эти слова…стали  девизом его (т.е. Петра) жизни

     1695 год можно считать переломным  в жизни Петра. Позади остались годы военных забав, почти полностью поглощавших его помыслы и энергию. Вспоминая эти годы, Петр писал: «Хотя в ту пору, как трудились мы под Кожуховом в марсовой потехе, ничего более, кроме игры на уме не было, однако эта игра стала предвестницею настоящего дела».

     Петр  получил в наследие целый комплекс начинаний в экономической, социальной, политической и культурной жизни  общества. Их принято называть предпосылками  преобразований Петра. Забегая вперед, заметим, что если бы роль Петра ограничилась лишь пассивным созерцанием того, как зародившиеся задолго до него процессы продолжали развиваться, то вряд ли бы его жизнью и деятельностью  интересовались художники и поэты, композиторы и сценаристы. В том-то и дело, что Петр не только постиг веление времени, но и отдал на службу этому велению весь свой незаурядный  талант, темперамент, упорство одержимого, присущее русскому человеку терпение и умение придать делу государственный  размах. Петр властно вторгался во все сферы жизни страны и намного  ускорил развитие начал, полученных в наследие. Но, разумеется, веление  времени он понимал и осуществлял  с точки зрения класса дворян, в  интересах абсолютистского государства.

     Однако  все это – отдаленное будущее. А сейчас Петр жил сегодняшним  днем и помышлял об одном: как пробиться  к морю. Только что закончившиеся  Кожуховские маневры внушили ему уверенность в достаточно высокой боевой выучке русских войск и их способности овладеть морским побережьем. Было решено пробиваться к южному морю. Оптимизм царя оказался необоснованным, предпринятый 5 августа штурм потерпел неудачу – отчасти из-за того, что артиллерия не пробила бреши в крепостных стенах, а главным образом потому, что отряды штурмовавших действовали несогласованно. Это позволило туркам перегруппировать свои силы для отпора.

     Путешествия

     Границу Голландии, богатейшей страны Европы, славившейся развитой промышленностью  и торговлей, Петр пересек в начале августа и сразу же направился в центр кораблестроения –  город Саардам. По своему обыкновению быстро ездить Петр опередил посольство и до прибытия последнего в Амстердам имел неделю времени, чтобы обрядиться в платье, какое носили саардамцы, ознакомиться с верфями, осмотреть лесопильные и бумажные мельницы и даже поработать топором. Плотничьи инструменты он купил у одной вдовы.

     В небольшом городе царю не удалось  сохранить инкогнито. Как ни старался Петр смешаться с толпой мастеровых, одетых, как и он, в красные  байковые куртки и холстинные шаровары, его, очень приметного благодаря  высокому росту, быстро узнали голландцы, бывавшие в Москве. Каждый шаг царя находился под наблюдением не только любопытных саардамцев, но и других жителей страны, специально приезжавших поглядеть, как русский царь ловко управлял яхтой, или строил мельницу, или сидел в гостях у саардамцев, родственники которых жили в Москве. «Повсюду, – заметил современник-голландец, – он проявлял необыкновенную любознательность и часто спрашивал о том, что значительно превышало познания тех, к кому он обращался с расспросами. Его тонкая наблюдательность и особый дар понимания не уступали его необыкновенной памяти. Многие поражались особой ловкости его в работе, которой он превосходил иногда даже более опытных в деле людей. Так, рассказывают, что, находясь на одной бумажной мельнице и осмотрев все интересовавшее его, царь взял из рук мастера форму, которой тот черпал бумажную массу, и отлил такой образцовый лист бумаги, что никто другой не сумел бы сделать это лучше».

     16 августа 1697 года состоялся торжественный  въезд посольства в Амстердам.  В свите посольства на второстепенных  ролях, облаченный в кафтан, красную  рубаху и войлочную шляпу, находился  и Петр, прибывший по этому  случаю из Саардама. Началась будничная жизнь посольства, работа над осуществлением целей, ради которых царь, его дипломаты и волонтеры совершили такое далекое путешествие.

     Не  всюду посольству сопутствовал одинаковый успех. Удачнее всего устроились дела с обучением волонтеров кораблестроению. Петр широко пользовался посредничеством  Николая Витзена, бывавшего в России и знавшего русский язык. Витзен наряду с должностью амстердамского бургомистра занимал пост одного из директоров Ост-Индской компании. Это дало возможность зачислить Петра и волонтеров на верфь этой компании. Директора компании распорядились заложить специальный корабль, чтобы «знатная особа, пребывающая здесь incognito», имела возможность ознакомиться со всеми этапами его сооружения и оснастки.

     Петр  узнал об этом распоряжении, будучи на парадном обеде, устроенном посольству властями Амстердама. Как только кончился фейерверк в честь гостей, Петр высказал желание немедленно отправиться в Саардам, чтобы взять там вещи и инструменты и все это перевезти на Ост-Индскую верфь. Попытки отговорить Петра от поездки в ночное время не увенчались успехом. Пришлось посылать за ключами от портовой заставы, опускать подъемный мост, беспокоить владельца дома, где квартировал царь.