Южным путём, по
Оби и ее притоку Кети, русские
достигли Енисея в его среднем
течении несколько позже —
в начале XVII века. В 1619 году здесь
был основан Енисейск, ставший
центром обширного Енисейского уезда.
Продвижение вверх по Енисею столкнулось
со встречным движением монгольских алтын-ханов
и сопротивлением подвластных им киргизских
«князцов». Крайним южным русским форпостом
здесь на протяжении всего века оставался
Красноярск. Поэтому из Енисейска русские
стали продвигаться на восток по Ангаре
и далее на Лену. В конце 20-х годов был открыт
путь с Ангары — ее притоком Илимом и с
Илима «Ленским волоком» на приток Лены
Куту. Этой дорогой, ставшей вскоре основной,
в 1628 году на Лену прошел казак Василий
Бугор. В 1632 году енисейский казачий сотник
Петр Бекетов основал Ленский острог (Якутск),
ставший основной базой дальнейшего освоения
Восточной Сибири.
причины освоения
сибири, народная колонизация
Русские
землепроходцы, составлявшие авангард
мощного потока народной колонизации,
за сравнительно короткий срок прошли
всю огромную Сибирь от Урала до Тихого
океана. Что же двигало ими на этом пути,
в этом неудержимом стремлении на восток?
Какие внутренние побуждения вели их к
свершению подвигов, заставляли преодолевать
неимоверные лишения, голод, холод, постоянно
рисковать головой? Среди них были разные
люди: от крупных предпринимателей до
«гулящих людей», бежавших из европейской
части России в поисках воли и «новых землиц»,
свободных от крепостного гнета. Разными
были и побудительные мотивы, руководившие
ими. Во всяком случае, вряд ли все здесь
может быть сведено к жажде наживы, к стремлению
разбогатеть. Еще в прошлом веке историк
Сибири П. П. Буцинский по этому поводу
заметил: «Я не разделяю того мнения, что
будто бы алчность к наживе вела русских
все далее и далее в глубь Сибири... Нет,
помимо материальных интересов, ими руководил
необыкновенный дух предприимчивости,
страсть к рискованным предприятиям, жажда
знания — что таится в неведомых местах.
Об этом свидетельствуют неопровержимые
исторические факты».
По
рассказам мангазейских казаков,
записанным Г. Гмелиным, знаменитый
Пенда отправился в свой легендарный
поход потому, что он так много
слышал о подвигах своих предшественников,
что захотел сделать свое имя столь же
знаменитым и громким в памяти потомков.
Значит, им двигала жажда славы и великих
дел. Не только желание найти богатые охотничьи
угодья, лежбища моржей, но и стремление
стать первопроходцем, первооткрывателем,
первым ступить на землю, на которой еще
никто не бывал, разрешить географическую
загадку заставляло многих землепроходцев
идти в рискованные путешествия. Отсюда
и стремление утвердить и защитить свой
приоритет в каком-либо открытии. «Опрежь,
государь, меня в тех местах никакой русский
человек но бывал», — с гордостью писал
в своей челобитной Петр Бекетов. Примером
этого является и спор между С. Дежневым
и М. Стадухиным о приоритете открытия
Берингова пролива. «А с Колымы реки идти
морем на Анадырь-реку, — писал С. Дежнев
в одной из своих «отписок», — есть нос
(т. е. мыс.), вышел в море далеко, а не тот
нос, который от Чухочьи реки лежит, до
того носу Михайло Стадухин не доходил».
«Отписки» и
«скаски» землепроходцев — это не
просто рассказы об их походах и описания
открытых ими «землиц», это еще и важные
документы, рисующие нам внутренний облик
их споров. В них они предстают перед нами
людьми, обладающими большим природным
умом, жизненным опытом, закаленными в
борьбе, проникнутыми духом предприимчивости
и любознательности. Сибирь давала широкий
простор для проявления этих личных качеств,
их ума и воли.
Как
бы ни были велики заслуги
землепроходцев, они все же были
только авангардом широкого народного
потока, устремившегося вслед за
ними на восток. Сразу же после
похода Ермака, с конца XVI века развернулся
массовый приток в Сибирь переселенцев
из европейской части страны. Это были
главным образом черносошные, помещичьи
и монастырские крестьяне, бежавшие сюда
от растущего феодально-крепостнического
гнета, от произвола помещиков и властей,
надеясь обрести здесь «землю и волю».
По мере продвижения землепроходцев на
восток и присоединения новых территорий
туда направлялся и поток крестьянской
колонизации. Из этих вольных поселенцев
и сложилась подавляющая часть русского
сибирского населения. Именно вольнонародная
колонизация сыграла решающую роль, правительственные
мероприятия по заселению Сибири не дали
существенных результатов. Уже к концу
первой четверти XVIII века русские поселенцы
составляли не менее 70 процентов всего
сибирского населения.
Принося
с собой в Сибирь свои земледельческие
трудовые навыки, основная масса
крестьян стремилась к своему
привычному занятию, мечтала о
вольном труде на вольной земле.
Конечно, полного избавления от
феодального гнета они и здесь не находили.
И здесь они подвергались эксплуатации
со стороны феодального государства, произволу
местных властей, попадали в кабалу к разбогатевшим
предпринимателям. И тем не менее этот
гнет проявлялся здесь в более смягченных
формах: Сибирь никогда не знала помещика
и помещичьего землевладения, в ней не
прижилось крепостное право в тех жестоких
формах, которые были характерны для европейской
части страны. И это открывало значительный
простор для проявления хозяйственной
инициативы и предприимчивости.
Крестьянское
население распределялось по
территории Сибири неравномерно.
Оно оседало вдоль основного
южного пути с запада на
восток, в полосе, пригодной для
земледелия. Однако и в этой
полосе налаживание земледельческого
производства сопряжено было с огромными
трудностями. Дело в том, что в начальный
период освоения Сибири русское население
было лишено возможности возделывать
пашню в плодородной южной лесостепной
и степной зоне, приходилось создавать
земледельческое хозяйство в условиях
сибирской тайги, отвоевывая у леса участки
земли под пашню. Гигантского напряжения
сил потребовал этот трудовой подвиг русских
крестьян, совершавшийся в суровых и непривычных
для русского земледельца природных условиях.
Результатом явилось то, что уже в XVII веке
возделанные пашни появились почти на
всем протяжении Сибири с запада на восток.
Сформировались основные районы пашенного
земледелия: Верхотурско-Тобольский, Томско-Кузнецкий,
Енисейский, в Забайкалье и в Приамурье
и даже в Якутии, а В начале XVIII века земледелие
появилось и на Камчатке. К концу XVII столетия
Сибирь уже избавилась от необходимости
ввозить хлеб из-за Урала. Успехи в развитии
земледелия позволили С. Ремезову с гордостью
заявить, что в «преславной» Сибири «земля
хлебородна, овощна и скотна. Опричь меду
и винограду ни в чем скудно».
Создание
основ сибирского пашенного земледелия,
превратившего позднее этот край
в одну из основных житниц
России, — одна из самых замечательных
страниц в истории освоения
Сибири. Заселение и хозяйственное
освоение этой огромной территории русским
народом, преобладающий аграрный характер
колонизации сыграли решающую роль в том,
что уже в ходе присоединения Сибирь становилась
и по составу населения, и экономически
органической частью Российского государства.
Как правильно заметил советский историк
В. Г. Мирзоев, «если уж говорить о покорении
Сибири, то основным ого оружием был не
меч, а орало. Именно земледельческая колонизация
решила дело».
отношения русских
первопроходцев и государства с
народами Сибири
Освоение
ранее не использовавшихся природных
ресурсов, значительное увеличение численности
трудового населения привели к принципиальным
сдвигам в экономике Сибири, к резкому
скачку в развитии производительных сил,
к прогрессивным изменениям в жизни ее
коренных пародов, совершавшихся под влиянием
трудовой деятельности русских поселенцев.
Включение
Сибири в состав многонационального
Российского государства отвечало
жизненным потребностям не только
русского народа, но и коренных
народов Сибири. Это и предопределило
в основном «ирный характер процесса ее
присоединения и поразительно быстрые
темпы продвижения русских на восток.
Причем это продвижение, сопровождавшееся
приведением в русское подданство и «объясачиванием»
местного населения, осуществлялось малочисленными
отрядами служилых людей, как правило,
в несколько десятков человек. Якутск
был основан П. Бекетовым с отрядом в 20
человек. Таким же был отряд Ивана Москвитина,
впервые достигший Охотского моря и поставивший
там острог. Посник Иванов с отрядом в
30 человек совершил поход на Яну и Индигирку,
где обложил ясаком юкагиров. Семен Дежнев
«объясачил» племена, жившие на Анадыре,
с отрядом в 12 человек. Такие походы были
возможны лишь при очень слабом сопротивлении
местного населения. Лишь отчасти это
может быть объяснено малочисленностью
и разбросанностью на огромном пространстве
коренного сибирского населения, отсутствием
крупных политических образований (за
исключением «Кучумова царства»), межплеменными
распрями.
Ясак,
которым облагались сибирские племена
при их вступлении в русское подданство,
не был для них новостью. Он существовал
здесь и до прихода русских. Ханты и манси
платили ясак Кучуму. С покоренных соседних
племен собирали дань буряты, енисейские
киргизы и калмыцкие тайши, которые сами
были данниками монгольских и джунгарских
феодалов. Поэтому для большинства сибирских
народов подчинение Русскому государству
означало лишь смену господства. Часто
это совершалось добровольно, так как
под русской властью они получали защиту
от нападений более сильных соседей и
избавлялись от более жестоких форм зависимости.
Уже во время похода Ермака ханты и манси
не пожелали сражаться за ненавистного
им Кучума и добровольно «поклонились
ясаком» Ермаку. Так же добровольно перешли
в русское подданство данники бурят и
енисейских киргизов.
Южносибирские
народы переходили под власть
России, спасаясь от постоянных
разорительных вторжений монгольских,
джунгарских и маньчжурских феодалов,
сопровождавшихся массовым уводом
пленных. Иногда южные властители
насильно уводили на свою территорию
целые племена. Такова была судьба дючеров
и дауров, насильственно выселенных из
Приамурья маньчжурами, и енисейских киргизов,
выведенных во внутренние районы Джунгарии.
Правда, бывало и так, что некоторые племена
из-за злоупотреблений русской воеводской
администрации сами уходили на юг. Так,
например, ушла в Монголию часть бурят
и эвенков. Но, попав там в условия жесточайшей
эксплуатации, они вскоре стали возвращаться
назад, на свои «породные» места.
Особенно
осложнилась внешнеполитическая обстановка
на юге во второй половине XVII века, после
завоевания маньчжурами Китая. Маньчжурские
правители Китая (Цинская династия) в союзе
с китайскими феодалами, используя его
неисчерпаемые людские ресурсы и экономический
потенциал, приступили к завоеванию соседних
народов. Эта агрессия, сопровождавшаяся
разрушением производительных сил, уничтожением
культурных ценностей, истреблением населения,
несла покоренным пародам жестокий террор
и национальный гнет в самых грубых и варварских
формах. О масштабах и характере этой угрозы
свидетельствует судьба Джунгарии. В результате
массовой резни, учиненной здесь в 1756—1757
годах маньчжуро-китайскими захватчиками
и имевшей немного прецедентов в истории
человечества, было истреблено почти поголовно
все ее население (до миллиона человек),
лишь часть калмыков-ойратов нашла спасение
в пределах России.
последствия экономические
и политические для коренных народов
Сибири после присоединения к
России
Вхождение
народов Сибири в состав России,
хотя и сопряженное с угнетением и эксплуатацией
государством, избавило их от более жестокого
гнета отсталых феодальных государств,
от насильственного сгона с родных мест
и даже от физического уничтожения. Оно
способствовало преодолению их изолированности
от цивилизованного мира и создавало более
благоприятные условия для дальнейшего
хозяйственного и культурного развития.
Присоединение
и освоение Сибири явилось
продолжением закономерного процесса
расширения Русского государства,
земледельческого освоения территории
Европейской России. Сибирь для России
была не далекой заморской колонией, а
сразу же становилась неотъемлемой частью
государства. Это обстоятельство, а также
в целом мирный, аграрный характер русской
колонизации Сибири резко отличают этот
процесс от колониальных захватов европейских
держав на других континентах. Сравнивая
методы русской и американской колонизации,
А. И. Герцен писал: «Россия расширяется
по другому закону, чем Америка; оттого,
что она не колония, не наплыв, не нашествие,
а самобытный мир, идущий во все стороны,
но крепко сидящий на собственной земле.
Соединенные штаты, как лавина, оторвавшаяся
от своей горы, прут перед собой все; каждый
шаг, приобретенный ими, — шаг, потерянный
индейцами. Россия... как вода, обходит
племена со всех сторон, потом накрывает
их однообразным льдом самодержавия...»
Из двух миллионов
индейцев, живших в Северной Америке
ко времени прихода туда англичан,
к началу XX века осталось не более 200
тысяч. А в Сибири уже с XVII века
идет неуклонный рост численности нерусского
населения. В то время как западноевропейские
колонизаторы вели в своих заморских владениях
истребительные войны, русское правительство
старалось избегать насильственных методов,
проводило покровительственную политику
по отношению к местному населению. Конечно,
при этом оно руководствовалось не гуманными
принципами, а соображениями собственной
выгоды. Эксплуатируя сибирские народы
путем взимания ясака, оно было заинтересовано
в сохранении контингента ясачных людей
и поддержании их платежеспособности.
Поэтому оно пыталось, хотя и не всегда
успешно, оградить коренное население
от произвола и лихоимства местной администрации
и купцов.
В
царских грамотах и «наказах»
(инструкциях) постоянно и настойчиво
предписывается местным властям
действовать по отношению к ясачным людям
«не жесточью, а ласкою», чтобы их не «ожесточить»
и «не отогнать от государевой милости».
Запрещалось взимание ясака «правежом»
(то есть прямым физическим воздействием),
в то время как при взыскании недоимок
и долгов с русских людей «правеж» широко
применялся. Власти практически не вмешивались
во внутренние дела ясачных волостей,
управление которыми было оставлено в
руках родоплеменной знати — «князцов»
и «лучших людей». Заинтересованное в
получении ясака, правительство проводило
политику сохранения за ясачными людьми
их земельных угодий: русским людям разрешалось
селиться только «на пустых местах и у
ясачных людей угодий не отнимать». Если
колониальные захваты «цивилизованных»
европейцев в Африке привели к развитию
такого позорного явления, как работорговля,
то «варварское» (с точки зрения тех же
европейцев) русское правительство принимает
меры к ограничению в Сибири рабства и
работорговли, существовавших здесь еще
до прихода русских. Строго воспрещалось
вывозить в Европейскую Россию из Сибири
«ясырь» (т. е. пленных) — «сибирских татар
и остяков и их жён и детей и иных иноземцев»;
не разрешалось также насильственное
крещение, обращение в холопы и продажа
ясачных людей. И хотя все эти меры были
продиктованы интересами казны, феодального
государства, тем не менее они сыграли
известную роль в создании условий, облегчавших
налаживание совместной жизни русского
и нерусских народов в рамках единого
государства.
Если
уж феодальное государство, эксплуатировавшее
сибирские народы, старалось не обострять
с ними отношений, то трудовые русские
люди, крестьяне-земледельцы тем более
не искали столкновений с коренными жителями,
так как шли в Сибирь не для грабежа, а
для занятий своим привычным мирным делом.
Конечно, случались отдельные столкновения
из-за земли и угодий, как бывали они и
среди самого русского населения. Однако
малочисленность населения и его разбросанность
на огромном пространстве, наличие громадного
фонда неиспользуемых земель, разрешение
крестьянам селиться только на свободных
землях сводили к минимуму эти коллизии
на хозяйственной почве, и не они определяли
общую картину. В целом складывались мирные
и действительно добрососедские отношения.
Только в этих условиях даже самые малые,
однодворные и двухдворные русские поселения
могли спокойно существовать в окружении
ясачных юрт. Сами переселенцы-крестьяне
с удовлетворением отмечали, что местные
жители «не спорят, дают селиться спокоем»,
что они «на озера и на истоки рыбу ловить
пускали и в лесе тетерь ловить пускали
же, спор и запреку с ними не бывало, жили
в совете». Налаживанию мирных отношений
с коренным населением способствовало
также отсутствие у русских какого-либо
высокомерия, чувства превосходства, что
проявилось, в частности, в распространении
смешанных браков.