Мюнхен

считать себя обязанной  поддержать ее.

      После отъезда Чемберлена, немцы  пребывали в мрачном расположении духа.

Теперь, когда  они  стояли  практически  на  пороге  войны,  эта  перспектива

перестала им нравиться, по крайней мере, некоторым из них.

      Воскресный день 25 сентября выдался  чудесный. Несмотря на сообщения   о

ярости,   охватившей   Гитлера   по   поводу   отвергнутого   Годесбергского

ультиматума, в  Париже,  Лондоне  и  Праге  не  чувствовалось,  что  наступил

кризис, да и  в Берлине не было заметно никакой  военной лихорадки.

      На следующий день произошли  внезапные перемены к худшему. В пять часов

утра сэр Гораций  Вильсон привез в канцелярию письмо  Чемберлена,  в  котором

премьер-министр  сообщал,  что  Прага  посчитала  Годесбергский   меморандум

«абсолютно неприемлемым». Гитлер, по воспоминаниям  переводчика,  неожиданно

вскочил и закричал: «Нет никакого смысла  вести  дальнейшие  переговоры!»  —

после чего бросился к двери. Фюрер вскоре сел в кресло, но во  время  чтения

письма часто  восклицал: «С немцами обходятся  как  с  грязными  неграми...  1

октября я поставлю Чехословакию на место!»

      Чемберлен предлагал свой план.  Так  как  Чехословакия  готова  отдать

Гитлеру то, что он требует, а именно Судетскую область,  необходимо  срочно

организовать  встречу чешских и немецких  представителей  и  «договориться  о

способе передачи территории».  Чемберлен  добавлял,  что  ему  хотелось  бы,

чтобы на этой встрече  присутствовали представители Англии.  Гитлер  ответил,

что готов вступить в переговоры с  чехами,  если  они  примут  Годесбергский

ультиматум, только что ими отвергнутый, и согласятся на оккупацию  Судетской

области немецкими  войсками 1 октября. Он заметил,  что  положительный  ответ

должен быть получен в течение сорока четырех  часов, то  есть  к  двум  часам

дня 28 сентября.

      27 сентября он во второй раз  принимал  Горация  Вильсона.  Вильсон  не

менее британского  премьера был склонен  отдать  Гитлеру  Судетскую  область,

если  только  немецкий  диктатор  возьмет  ее   мирным   путем.   Британское

правительство предлагало взять на себя «моральную  ответственность»  за  то,

чтобы  обещания  Чехословакии  были  выполнены  «справедливо,  полностью   и

быстро». Однако Гитлера  оно  не  заинтересовало.  Теперь  все  зависело  от

чехов: они могли  принять или не  принимать  его  предложения.  Если  они  не

примут его  предложения, он уничтожит Чехословакию. С явным удовольствием  он

прокричал свою угрозу несколько раз.

      Вероятно, это вывело из себя даже спокойного Вильсона. Он  поднялся  и

сказал: «В таком  случае я уполномочен  премьер-министром  сделать  следующее

заявление:  «Если  Франция  вследствие   своих   союзнических   обязательств

окажется в  состоянии войны с Германией, то  Соединенное Королевство сочтет

себя обязанным  поддержать Францию». Когда сэр Гораций  заметил,  что  только

от Гитлера  зависит, начнется война или нет, разгоряченный фюрер  воскликнул:

«Если Франция  и  Англия  хотят  напасть  на  нас,  пусть  нападают!  Сегодня

вторник, в следующий  понедельник мы уже будем в  состоянии войны!»

      Многое произошло в Берлине  — и не только в Берлине  —  в  течение  того

дня, 27 сентября. В час  дня,  сразу  по  прибытии  Вильсона,  Гитлер  издал

«совершенно секретный»  приказ,  в  котором  ударным  частям  предписывалось

покинуть места  проведения учений и выйти на рубеж  атаки на чешской  границе.

Через несколько  часов был издан приказ о дальнейшей скрытной мобилизации.  В

ходе ее было сформировано пять новых  дивизий  для  размещения  на  западной

границе.

      Несмотря на то, что Гитлер  продолжал военные  приготовления,  события,

произошедшие  в  течение  этого  дня,  заставили  его  заколебаться.   Чтобы

повысить боевой дух населения, Гитлер приказал по  окончании  рабочего  дня,

когда сотни  тысяч берлинцев выйдут из своих  контор  на  улицу,  провести  в

центре Берлина  парад моторизованной дивизии.  Затея  эта  обернулась  полным

фиаско, берлинцы не желали, чтобы им напоминали о  войне.

      Очередные вести, поступавшие  в  канцелярию  из-за  границы,  тоже  не

радовали.  Из  Будапешта  сообщили;  правительства   Югославии   и   Румынии

предупредили  правительство Венгрии, что  в  случае  нападения  ее  войск  на

Чехословакию  они предпримут против Венгрии военные  действия.  В  результате

война могла  распространиться на Балканы, а это  в планы Гитлера не входило.

      Новости из Парижа оказались  и того хуже. От немецкого военного  атташе

пришла  телеграмма,  в  которой  он  сообщал,  что  объявленная  во  Франции

частичная мобилизация  сильно смахивает на  мобилизацию  всеобщую  и  что  «к

шестому дню  мобилизации можно ожидать развертывания  первых  65  дивизий  на

границе с Германией». Этой силе, насколько было известно  Гитлеру,  Германия

могла противопоставить лишь 10—12  дивизий.  Половина  из  них  состояла  из

резервистов, а  их боеспособность вызывала тревогу.  Более  того,  по  мнению

военного атташе,  для  Германии  оставалась  реальной  угроза  подвергнуться

немедленному  нападению из Нижнего Эльзаса  и Лотарингии в направлении  Майнца

при первых же  попытках  с  ее  стороны  предпринять  военные  действия.  И,

наконец, как  докладывал атташе, итальянцы не делают абсолютно ничего,  чтобы

сковать французские  войска на итало-французской  границе.  Казалось, что и

доблестный союзник  Муссолини покинул Гитлера в  решающий момент.

      Поступили новости от президента  Соединенных Штатов и от короля  Швеции.

Накануне, 26 сентября,  Рузвельт  обратился  к  Гитлеру  с  призывом  помочь

сохранить мир, и хотя фюрер в течение двадцати четырех  часов  ответил,  что

сохранение мира зависит только от Чехословакии,  Рузвельт  в  среду  прислал

еще одну телеграмму, в  которой  предлагал  немедленно  созвать  конференцию

всех заинтересованных сторон. В этой же  телеграмме  американский  президент

отмечал, что  если  разразится  война,  то  ответственность  за  нее  мировая

общественность  возложит на Гитлера.

      Король Швеции, друг Германии, подтвердивший  свою верность в ходе войны

1914—1918 годов,  был  более  откровенен  и   прямолинеен.  Как  сообщалось  в

депеше немецкого  посла из Стокгольма, король срочно  вызвал  его  и  заявил,

что если Гитлер не оттянет указанный им срок (1 октября) на десять дней,  то

мировая война  неминуема и виноват в этом будет фюрер. Более того, войну  эту

Германия,  бесспорно,  проиграет  ввиду  «расстановки  сил  между   великими

державами». В  своем нейтральном  прохладном  Стокгольме  хитрый  король  мог

более объективно оценить ложившуюся ситуацию, по крайней  мере  военную,  чем

главы правительств в Берлине, Лондоне и Париже.

      Президент  Рузвельт,  что,  вероятно,   объяснялось   эмоциональностью

американцев, смягчил  драматизм  своих  воззваний  к  Гитлеру,  отметив,  что

Соединенные Штаты  не примут участия в войне и  не  возьмут  на  себя  никаких

обязательств  «в ходе ведущихся переговоров».  Немецкий  посол  в  Вашингтоне

Ганс Дикхофф  тем не менее счел необходимым  послать  в  Берлин  «срочнейшую»

телеграмму. В  ней он предупреждал, что если Гитлер  склоняется  к  войне,  в

которой ему  будет противостоять Великобритания,  то  есть  веские  основания

полагать, что  «вся мощь Соединенных  Штатов  будет  брошена  на  чашу  весов

Англии».

      А что же Прага? Наблюдались  ли там проявления слабости? Вечером  в  ОКБ

пришла телеграмма от немецкого военного атташе полковника Туссена: «В  Праге

спокойно...  Завершены  последние  меры  по  мобилизации.   ...Общее   число

призванных составляет около  миллиона  человек,  в  полевых  войсках  —  800

тысяч...» Примерно столько было у Германии на обоих  фронтах. Войска  Франции

и Чехословакии, вместе взятые, превосходили по  численности  немецкую  армию

более чем в  два раза.

      Какими сведениями  располагал  в  тот  момент  Гитлер?  Что  Прага  не

покорилась, что  в Париже ускоренными темпами  идет  мобилизация,  что Лондон

занял  более  жесткую  позицию,  что  его  собственный  народ  пребывает   в

состоянии  апатии,  что  его  генералы  настроены  против  него,  что   срок

Годесбергского  ультиматума истекает в два часа следующего дня.  Его  письмо-

воззвание к  Чемберлену  было  хорошо  продумано.  В сдержанных  выражениях

Гитлер отрицал  тот факт, что его предложения  полностью лишат чехов  гарантий

на  существование  как  нации,  что  немецкие  войска   продвинутся   дальше

демаркационной  линии. Гитлер выражал готовность обсудить с чехами  детали  и

«дать гарантии Чехословакии». Чехи  держатся  только  потому,  что  надеются

начать европейскую  войну, заручившись поддержкой Англии и  Франции,  но  он,

Гитлер, все еще  не теряет надежду сохранить мир. 

      3.4 Последняя минута. 

      Послание Гитлера Чемберлен получил  27 сентября, в  10.30  вечера.  Это

произошло в  конце напряженного для премьер-министра дня.

      Возвратившийся в тот же вечер  из Берлина Вильсон привез  неутешительные

новости, которые  вынудили Чемберлена и его кабинет действовать. Было  решено

отдать приказ о  мобилизации  флота  и  вспомогательных  сил  ВВС,  объявить

чрезвычайное  положение.

      Премьер-министр немедленно направил  телеграмму  президенту  Бенешу,  в

которой приводил полученную из Берлина информацию, свидетельствующую о  том,

«что немецкая армия  получит  приказ  пересечь  границу  Чехословакии,  если

завтра  (28  сентября)  к  14.00  правительство   Чехословакии   не   примет

предложения  Германии».  Честно  предупредив   правительство   Чехословакии,

Чемберлен не мог  удержаться, чтобы  в  конце  своего  послания  не  запугать