Крестьянская реформа 1961 года

      По  Манифесту крестьяне сразу получали личную свободу. Необходимо подчеркнуть исключительную важность этого акта. Требование предоставления «воли» было главным в многовековой истории крестьянского движения. Богатые крепостные крестьяне шли на значительные жертвы, чтобы выкупиться на «волю». И вот в 1861 г. бывший крепостной, являвшийся до этого фактически полной собственностью помещика, который мог отнять у него все его достояние и его самого с семьей или отдельно от нее продать, заложить, подарить, теперь получал не только возможность свободно распоряжаться своей личностью, но и ряд общих имущественных и гражданских прав: от своего имени он мог выступать в суде, заключать разного рода имущественные и гражданские сделки, открывать торговые и промышленные заведения, переходить в другие сословия. Все это давало больший простор крестьянскому предпринимательству, способствовало росту отхода на заработки и, следовательно, складыванию рынка рабочей силы, а главное — раскрепощало крестьян нравственно.

      Последующие реформы в области суда, местного управления, образования, военной службы расширяли права крестьянства: крестьянин мог быть избран в присяжные заседатели новых судов, в органы земского самоуправления, ему открывался доступ в средние и высшие учебные заведения. Конечно, этим полностью не снималась сословная неравноправность крестьянства. Оно продолжало оставаться низшим, податным, сословием. Крестьяне обязаны были нести подушную и разного рода другие денежные и натуральные повинности, подвергались телесным наказаниям, от которых были освобождены другие, привилегированные, сословия.

      Со  дня обнародования Манифеста  19 февраля 1861 г. предусматривалось ввести в селениях бывших помещичьих крестьян в девятимесячный срок «крестьянское общественное управление». Вводились следующие сельские и волостные органы управления. Первоначальной ячейкой являлось сельское общество, которое ранее составляло имение помещика. Оно могло состоять из одного или нескольких селений или части селения. Сельское общество (общину) объединяли общие хозяйственные интересы — общие угодья и общие обязательства перед помещиком. Сельское управление состояло из сельского схода сельского старосты, его помощника и сборщика податей. Сельский сход ведал вопросами общинного землепользования, раскладкой государственных и земских повинностей, устранять от участия в сходе на три года тех, кто совершил какие-либо проступки. Решения схода имели законную силу, если за них высказалось большинство присутствовавших на сходе. Несколько смежных сельских обществ, в которых числилось в общей сложности от 300 до 2000 крестьян мужского пола, составляли волость. Всего в бывших помещичьих селениях в 1861 г. было образовано 8750 волостей. Волостной сход выбирал волостного старшину, его помощников и волостной суд. Волостной сход ведал раскладкой мирских повинностей, составлением и проверкой рекрутских списков и очередностью рекрутской повинности. Волостной старшина, как и сельский староста, выполнял ряд административно-хозяйственных функций: следил за порядком в волости; в его обязанность входило задержание бродяг, дезертиров и вообще всех «подозрительных» лиц, «пресечение ложных слухов». Волостной суд рассматривал крестьянские имущественные тяжбы, дела по маловажным проступкам, руководствуясь нормами обычного права.

      Важную  роль в проведении крестьянской реформы на местах играл созданный летом 1861 г. институт мировых посредников, на которых были возложены многочисленные посреднические и административные функции: проверка, утверждение и введение уставных грамот, определявших пореформенные повинности и поземельные отношения крестьян с помещиками, удостоверение выкупных актов при переходе крестьян на выкуп, разбор споров между крестьянами и помещиками, утверждение в должности сельских старост и волостных старшин, надзор за органами крестьянского самоуправления.

      Центральное место в реформе занимал вопрос о земле. Изданный закон исходил из принципа признания за помещиками права собственности на всю землю в их имениях, в том числе и на крестьянскую надельную, а крестьяне объявлялись лишь пользователями этой земли, обязанными отбывать за нее установленные «Положениями» повинности (оброк или барщину). Чтобы стать собственником своей надельной земли, крестьянин должен был выкупить ее у помещика.

      Во  время подготовки реформы, как уже  отмечалось выше, был, отвергнут принцип  безземельного освобождения крестьян. Полное обезземеление крестьян было и экономически невыгодной и социально опасной мерой: лишая помещиков и государство возможности получать прежние доходы с крестьян, оно создало бы многомиллионную массу безземельного пролетариата, что грозило всеобщим крестьянским восстанием. На это неоднократно указывали в своих проектах помещики и в донесениях представители местной власти. Правительство не могло не считаться и с тем, что требование предоставления земли стояло на первом плане в крестьянском движении предреформенных лет.

      Но  если полное обезземеление крестьян в силу указанных соображений  было невозможно, то и наделение  их достаточным количеством земли, которое поставило бы крестьянское хозяйство в независимое положение  от помещичьего, было невыгодно помещику. Поэтому разработчики закона определили такие нормы надела, которые в силу их недостаточности привязали бы крестьянское хозяйство к помещичьему путем неизбежной для крестьянина аренды земли у своего бывшего барина. Отсюда и явились на свет пресловутые «отрезки» от крестьянских наделов, составившие в среднем по стране свыше 20% и достигавшие в некоторых губерниях 30—40% от их дореформенных размеров.

      При определении норм крестьянских наделов  учитывались особенности местных природных и экономических условий. Исходя из этого, вся территория Европейской России была разделена на три полосы —нечерноземную, черноземную и степную, а «полосы», в свою очередь, делились на «местности» (от 10 до 15 в каждой «полосе»). В нечерноземной и черноземной «полосах» устанавливались «высшая» и «низшая» (Уз «высшей») нормы наделов, а в степной — одна так называемая «указная» норма. Закон предусматривал отрезку от крестьянского надела в пользу помещика, если дореформенные его размеры превышали «высшую» или «указную» нормы, и прирезку, если он не достигал «низшей» нормы. Разрыв между «высшей» и «низшей» нормами (в три раза) приводил на практике к тому, что отрезки стали правилом, а прирезки — исключением. В то время как отрезка по отдельным губерниям была произведена у 40—65% крестьян, прирезка коснулась только 3— 15% крестьян. При этом размер отрезанных от надела земель в десятки, раз превысил размеры прирезанных земель к наделу. Впрочем, прирезка оказалась, в конечном счете, даже выгодна помещикам: она доводила надел до определенного минимума, необходимого для сохранения крестьянского хозяйства, и в большинстве случаев была связана с увеличением повинностей. Кроме того, законом разрешалась отрезка от крестьянских наделов и в тех случаях, когда у помещика оказывалось менее 1/3  земли по отношению к крестьянской надельной (а в степной полосе — менее ½) или когда помещик предоставлял крестьянам бесплатно («в дар») ¼  «высшей» нормы надела.

      Тяжесть отрезков для крестьян заключалась  не только в их размерах. Особое значение имело то, какие земли попадали в отрезку. Хотя законом было запрещено отрезать пахотные земли, но получалось так, что крестьяне лишались наиболее необходимых им угодий (лугов, выгонов, водопоев), без которых невозможно было нормальное ведение хозяйства. Крестьянин вынужден был арендовать эти «отрезные земли». Отрезки превратились таким образом в руках помещиков в весьма эффективное средство нажима на крестьян и базисом отработочной системы ведения помещичьего хозяйства (см. подробно об этом в гл. III).

      Землевладение крестьян было «утеснено» не только в результате отрезков от наделов, но и чересполосицей, лишением крестьян лесных угодий (лес включался в состав крестьянского надела лишь в некоторых северных губерниях). При крепостном праве землепользование крестьян не ограничивалось предоставленными им наделами. Крестьяне пользовались бесплатно также выгонами помещика, получали разрешение пасти скот в помещичьем лесу, по скошенному лугу и убранному помещичьему полю. С отменой крепостного права крестьяне могли пользоваться этими помещичьими угодьями уже за дополнительную плату. Закон предоставлял помещику право переносить крестьянские усадьбы на другое место, а до перехода крестьян на выкуп обменивать их наделы на свою землю, если на крестьянском наделе открывались какие-нибудь полезные ископаемые или эта земля оказывалась необходимой помещику для его хозяйственных нужд. Таким образом, получив надел, крестьянин еще не становился его полноправным хозяином.

      При переходе на выкуп крестьянин получал  наименование «крестьянина-собственника». Однако земля предоставлялась не отдельному крестьянскому двору (за исключением крестьян западных губерний), а общине. Общинная форма землевладения исключала для крестьянина возможность продать свой надел, а сдача последнего в аренду ограничивалась пределами общины.

      При крепостном праве некоторая часть  зажиточных крестьян имела собственные  покупные земли. Закон тогда запрещал крепостным крестьянам производить  покупки недвижимости на свое имя, поэтому  они совершались на имя их помещиков. Помещики в силу этого становились юридическими собственниками этих земель. Только в семи губерниях Нечерноземья покупных земель у помещичьих крестьян насчитывалось 270 тыс. десятин. При проведении реформы многие помещики пытались завладеть ими. Документы архивов отражают полную драматизма борьбу крестьян за свои покупные земли. Далеко не всегда результаты тяжебных дел оказывались в пользу крестьян.

      Для ограждения интересов мелкопоместного  дворянства особые «правила» устанавливали  для него ряд льгот, что создавало  еще более тяжелые условия для крестьян в этих имениях. Мелкопоместными считались владельцы, имевшие менее 21 души мужского пола. Таковых числилось 41 тыс., или 42% от общего числа поместного дворянства. У них находилось в общей сложности 340 тыс. душ крестьян, что составляло около 3% всего крепостного населения. На одно мелкопоместное владение приходилось в среднем по 8 душ крестьян. Особенно много таких мелких помещиков было в Ярославской, Костромской и Смоленской губерниях. В них насчитывались десятки тысяч дворянских семей, владевших от 3 до 5 душ крепостных. Таким помещикам предоставлялось право вовсе не наделять крестьян землей, если к моменту отмены крепостного права они ею не пользовались. Также эти помещики не обязаны были прирезывать крестьянам землю, если их наделы были меньше низшей нормы. Крестьянам, принадлежавшим этим владельцам и вовсе не получившим надела, предоставлялось право переселиться на казенные земли с пособием от казны для обзаведения хозяйством. Наконец, мелкопоместный владелец мог передать крестьян с их полевыми наделами в казну, за что получал вознаграждение в сумме 17 годовых оброков, взимаемых им со своих крестьян.

      Наиболее  обделенными оказались «крестьяне-дарственники», получившие «нищенские», или, как их называли, «сиротские», наделы. Таких крестьян насчитывалось 461 тыс. мужского пола. «В дар» им было предоставлено 485 тыс. десятин — по 1,05 десятины на душу. Более ¾ дарственников находилось в южных степных, поволжских и центрально-черноземных губерниях. Формально, по закону, помещик не мог принудить крестьянина взять дарственный надел. Но нередко крестьяне оказывались поставленными в такие условия, когда они были вынуждены соглашаться на дарственный надел, даже требовать его, если их дореформенный надел приближался к низшей норме, а платежи за землю превосходили ее рыночную стоимость. Получение дарственного надела освобождало от высоких выкупных платежей, дарственник полностью порывал с помещиком. Но перейти «на дар» крестьянин мог только с согласия своего помещика. Стремление перейти «на дар» преимущественно проявлялось в малонаселенных многоземельных губерниях и особенно в первые годы проведения реформы, когда рыночные и арендные цены на землю там были сравнительно невелики. К получению дарственного надела особенно стремились зажиточные крестьяне, имевшие свободные денежные средства для покупки земель. Именно эта категория дарственников смогла наладить предпринимательское хозяйство на покупной земле. Большинство же дарственников проиграли и оказались в бедственном положении. В 1881 г. министр внутренних дел Н. П. Игнатьев писал, что дарственники дошли до крайней степени нищеты, так что «земства вынуждены были им оказывать ежегодные денежные пособия на прокормление, и со стороны этих хозяйств поступают ходатайства о переселении их на казенные земли с пособием от правительства».

      В итоге 10 млн. душ мужского пола бывших помещичьих крестьян получили 33,7 млн. десятин земли, а помещики сохранили  за собой количество земли в 2,5 раза превосходившее надельную крестьянскую. 1,3 млн. душ мужского пола (все дворовые, часть дарственников и крестьян мелкопоместных владельцев) фактически оказались безземельными. Надел остальных крестьян фактически составил в среднем 3,4 десятины на душу, в то время как для нормального обеспечения жизненного уровня за счет земледелия, по расчетам тогдашнего статистика Ю. Ю. Янсона, требовалось (в зависимости от условий различных районов) от 6 до 8 десятин на душу.

      Наделение крестьян землей носило принудительный характер: помещик обязывался предоставить надел крестьянину, а крестьянин взять его. По закону до 1870 г. крестьянин не мог отказаться от надела. Но и по истечении этого срока право отказа от надела было обставлено условиями, сводившими его на нет: он должен был полностью рассчитаться с податями и повинностями, в том числе с рекрутской. В итоге после 1870 г. в течение последующих 10 лет смогли отказаться от своих наделов всего 9,3 тыс. душ мужского пола.

      «Положение  о выкупе» допускало выход  крестьянина из общины, но он был крайне затруднен: необходимо было уплатить за год вперед оброк помещику, казенные, мирские и прочие сборы, погасить недоимки и т. д. Поэтому выход из общины, связанный с большими материальными расходами, могли осуществить лишь зажиточные крестьяне, а для остальных он практически был невозможен. Закон предусматривал до перехода крестьян на выкуп, т. е. на период временнообязанного состояния, отбывание ими за предоставленную землю повинности в виде барщины и оброка. Размеры того и другого фиксировались в законе. Если для барщинных имений устанавливалась единая норма барщинных дней (40 дней мужских и 30 женских за один душевой надел), то для оброчных размеры повинности определялись в зависимости от промысловых и торговых «выгод» крестьян. Закон устанавливал следующие нормы оброка: за «высший» надел в промышленных губерниях — 10 руб., в имениях, находившихся в пределах 25 верст от Петербурга и Москвы, он повышался до 12 руб., а в остальных был определен в размере 8—9 руб. с души мужского пола. В случае близости имения к железной дороге, судоходной реке, к торгово-промышленному центру помещик мог ходатайствовать об увеличении размера оброка.

      По  закону нельзя было повышать оброк  выше дореформенного, если не увеличивался земельный надел. Однако закон не предусматривал уменьшения оброка в связи с сокращением надела. В результате отрезки от крестьянского надела происходило фактическое увеличение оброка в расчете на 1 десятину. «Какое же это улучшение быта? Оброк-то на нас оставили прежний, а землю обрезали», — горько сетовали крестьяне. Установленные законом нормы оброка превосходили доходность с земли, особенно в нечерноземных губерниях, хотя формально считалось, что это — плата за предоставленную в надел крестьянам землю. Реально же это была плата за личную свободу.