Крещение Руси

 

Оглавление

 

Введение.

Русская православная церковь издавна  считает себя наследницей византийского православия, но также издавна ее трактовку оспаривают папская курия и униаты. В сентябре 1969 года на окраине Рима открыли построенный на средства Ватикана Софийский собор – уменьшенную копию собора в Киеве. Инсценировка  символизировала главную идею униатов: Киевская церковь изначально подчинялась Риму. История христианства и, в частности, крещение Руси – темы неизменно актуальные. Разные церкви претендуют на участие в событиях тысячелетней давности, стремясь таким путем упрочить и нынешнее положение. Смена верований в крупнейшем государстве средневековья, естественно, привлекает внимание и светских историков, поскольку религия в древних обществах неразрывно связана с культурой и необходима тончайшая операция, дабы с предрассудками не выбросить на свалку многовековой культурно-социальный и хозяйственный опыт. Эта тема привлекла и мое внимание. Меня заинтересовал вопрос: «Что дало Руси христианство?». Такого рода вопросы всегда не просты, поскольку учитывать надо не только приобретения, но и потери. Папа Иоанн-Павел II явно не договаривал, когда оправдывал «увлечения» насильственными акциями церкви в деле искоренения язычества. Там, где христианизация проводилась насильственно, она для большинства обращенных означала порабощение. Поэтому особенно важно оценить, как именно проходила христианизация, в каком виде христианство выступало и каковы были последствия его принятия.

 

Глава I. Как осуществлялось «Крещение Руси»

1.1   Русь на пороге «Крещения»

Верования восточных  славян IX-X столетий  представляли  собой сложное

переплетение религиозных представлений,  человек поклонялся силам природы: воде, огню и землею. Поклоняясь, воде он  верил  в

ее живительную  силу, связывал плодородность земли с дождем, посланым  небом.

Представления  про  земной  огонь  издавна  связывали  с  огнем  небесным  –

солнцем, что  дает тепло и свет. Верили в очищающую  силу  огня  –  отсюда  и

обычай прыгать  через огонь в ночь Ивана-Купалы. С превращением земледелия  в

основной вид  хозяйства и с изменением в  связи с этим  социальных  отношений,

человек чаще стал олицетворять те явления природы,  с  которыми  был  связан

быт землероба. Земледельческий культ ярко отразился  в  праздниках  в  честь

солнечного  бога.

Существует  два  различных  мнения  о   состоянии   духовной   культуры

славянских  народов нашей страны. В первом, крещение  киевлян рассматривается

современными  церковными   авторами   как   начало   культурного   прогресса

древнерусского  общества,  —  прогресса,  сводящегося  к  простому  усвоению

византийских эталонов культуры нашими предками, якобы не имевшими  за  душой

ничего, кроме  природной гениальности, понимаемой как способность к  быстрому

и глубокому  усвоению  готовых  культурных  форм.  С  другой  стороны,  более

глубокий анализ  культурного  наследия   нашей  страны  показывает,  что  ко

времени принятия христианства русское  искусство  находилось  на  достаточно

высокой ступени  развития. Более тысячи лет  русскому  народному  творчеству,

русской  письменности,  литературе,   живописи,   архитектуре,   скульптуре,

музыке.  Между  тем   усвоение   и   творческое   переосмысление   элементов

византийской   культуры,   попавших   на   Русь   в   ходе    христианизации

древнерусского  общества (христианство  в  данном  случае  выступало  в  роли

простого передатчика  этих элементов), стали возможными только потому, что  в

дохристианской  Руси не было какого-то  культурного  вакуума,  а  существовал

достаточно  высокий уровень развития духовной культуры. Таким образом, христианство входит в общественную жизнь Киевской Руси как мощный идеологический фактор не в догосударственный период ее истории, а лишь тогда, когда Древнерусская держава просуществовала уже более века, политически окрепла и заявила о себе всему миру как могучая сила, с которой должны были считаться соседние государства, вплоть до императорской Византии. Поэтому утверждение идеологов церкви о том, будто с принятия христианства князем Владимиром и его подданными начинается русская государственность, является искажением исторической правды. Христианизация Древней Руси, начатая киевским князем Владимиром, не создала русскую государственность, а только укрепила и развила ее. Это было не начало процесса, а его продолжение, внесшее в государственную жизнь Древнерусской державы очень много нового, поднявшее ее на более высокий уровень и тем не менее лиши развившее уже существовавшие державные начала.

 

  1.2 Предопределение или социальная обусловленность?

1.2.1 Предпосылки христианизации  Древней Руси в летописных  рассказах.

Имеются два летописных рассказа о предпосылках христианизации Древней Руси. Первый из низ связывает появление и распространение христианства на территории Древнерусского государства с миссионерской деятельностью апостола Андрея Первозванного, а второй объявляет «крещение Руси» следствием сознательного выбора новой веры киевским князем Владимиром Святославичем.

В «Повести временных лет» говорится  о том, что апостол Андрей занимался  миссионерской деятельностью на берегах Черного моря, называвшегося  тогда Русским. Предоставим слово самому летописцу: «Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, он узнал, что недалеко от Корсуни – устье Днепра, и захотел отправиться в Рим и проплыл в устье днепровское и оттуда оправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать божия, будет великий город и воздвигнет бог много церквей». И взошел на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился богу, и сошел с горы этой, где впоследствии возник Киев, и отправился по Днепру вверх. И пришел к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей – каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивлялся им. И отправился в страну варягов, и пришел в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: «Удивительное видел я в Славянской земле на пути своем сюда. Видел бани деревянные и разожгут их до красна, и разденутся, и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя молодые прутья, и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва слезут, еле живые, и тогда обольются водою студеною, и только так оживут. И делают это всякий день, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и это совершают омовенье себе, а не мученье». Те, кто слышал об этом, удивлялись; Андрей же, побыв в Риме, пришел в Синоп»¹

Ни фактической, ни документальной основы это летописное повествование  не имело, так как ни во время написания  «Повести временных лет», ни сейчас нет никаких данных о таком  путешествии апостола Андрея. Поэтому историческая наука давно отнесла летописный рассказ о посещении Андреем киевских и новгородских земель в разряд легенд. «Несообразность» летописного сказания о путешествии Андрея в пределы нашей страны профессор Московской духовной академии Е.Е.Голубинский усматривал в том , что оно, во-первых, «заставляет апостола идти путем, который не только в 50 раз длиннее обыкновенного, но который в его время был совершенно неизвестен», а во-вторых, направляет его в «неведомую пустыню», где он «не мог иметь никакой надежды утвердить сколько-нибудь прочным образом христианство». «Для чего же, - иронизирует Е.Е. Голубинский, - предпринимал бы он в нее путешествие? Не для того же в самом деле, чтобы ставить кресты на необитаемых горах или наблюдать такие обычаи, как паренье в банях»² . Церковные историки считали, что летописный рассказ о посещении киевской и новгородской земель апостолом Андреем понадобился религиозным и государственным деятелям Древней Руси для того, чтобы с его помощью отстоять идею независимости русской православной церкви от византийской.

Такой же легендарный характер носит  летописное повествование об «испытании вер» князем киевским Владимиром Святославичем. Согласно этому повествованию, крещению киевлян предшествовала следующая  процедура. Прежде чем принять византийский вариант христианства, Владимир выслушал приверженцев различных религий: иудаизма, ислама и христианства. Затем он направил своих послов в те страны, где эти религии утвердились. Выполнив задание великого князя, послы возвратились в Киев и сообщили следующее Владимиру и его окружению: «Ходили де к болгарам, смотрели как они молятся в храме, т.е. в мечети, стоят там без пояса; сделав поклон, сядет и глядит туда и сюда, как бешеный, и нет в них веселья, только печаль и смрад великий. Не добр закон их. И пришли мы к немцам, и видели в храмах их различную службу, но красоты не видели никакой. И пришли мы в греческую землю, и ввели нас туда, где служат они богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем мы только, что пребывает там бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь пребывать в язычестве». Сказали же  бояре: «Если был плох был закон греческий, то не приняла бы его баба твоя Ольга, а была она мудрейшей из всех людей». И спросил Владимир: «Где примем крещение?». Они же сказали: «Где тебе любо».³

Идеологическая цель этого летописного  рассказа не вызывает сомнений. Он понадобился  летописцу для того, чтобы доказать: Древняя Русь приняла в качестве государственной религии не первую подвернувшуюся веру, а «веру истинную», сознательно выбранную на основании самого тщательного предварительного рассмотрения и испытания.

Эти легенды, их мистификация очень  часто идеологи современного русского православия используют для того, чтобы представить начальный  этап «крещения Руси» событием не просто значительным, а чрезвычайным, экстраординарным, выходящим за рамки чисто земных явлений. Между тем исторической наукой давно и убедительно доказано, что ничего не только мистического, но и чрезвычайного христианизация Киевской Руси в себе не содержала и не являлась чем-то исключительным, а тем более уникальным. Это был один из моментов – важный, серьезный, но не определяющий – процесса феодализации древнерусского общества, переросшего к Х веку узкие рамки первобытнообщинного строя. Приобщение киевлян к новой религии знаменовало собой начало утверждения в древнерусском обществе классовой идеологии, которая оправдывала, защищала и стимулировала становление и развитие феодальных отношений. Через этот процесс прошли почти все народы, и всюду он сопровождался переходом к новой идеологии, которая в условиях феодального строя могла быть и действительно была только религиозной.

1.2.2  Складывание феодального  строя. Необходимость радикальной религиозной реформы.

Два столетия, непосредственно предшествовавшие акции великого киевского князя Владимира Святославича, были переломными в истории Древней Руси. Процесс разложения первобытнообщинного строя набирал темпы, вызывая к жизни явления, характерные для классового общества. Развитие производительных сил вело к появлению прибавочного продукта, накапливавшегося в руках родоплеменной знати и становившегося частной собственностью. Возникало имущественное неравенство, приводившее к поляризации социальных групп. Знать присваивала себе львиную долю военной добычи, обращала пленных в рабов, которых либо эксплуатировали, либо продавали на невольничьих рынках – главным образом в Византии. Часть земледельцев, разоренных военными набегами или ставших жертвами недорода, также попадала в зависимость от знати, которая подвергала их эксплуатации. Появились богатые и бедные, угнетатели и угнетенные, свободные и зависимые, что вело к социальному расслоению и формированию антагонических классов. Эксплуататоры нуждались в такой общественной структуре, которая закрепляла бы их привилегированное положение и давала им власть над эксплуатируемыми. Носителем такой власти, сконцентрированной в руках социальных верхов, становилось формировавшееся Древнерусское государство.

Складывавшийся феодальный строй  нуждался в феодальной идеологии, которая  оправдывала бы социальное расслоение общества, эксплуатацию человека человеком, угнетение княжеско-боярской верхушкой челяди и смердов, примиряла бы последних с социальным гнетом и оправдывала их в глазах насилие государственной власти. Такой идеологией могла быть не только религия, сложившаяся в классовом обществе, приспособившаяся к освящению его и оправданию и имеющая космополитический характер, то есть пригодная для любой этнической группы, включаемой в государство. В то время имелись две религии, полностью отвечавшие этим требованиям: христианство и ислам. Был еще иудаизм, но он являлся религией этнически замкнутой группы и не получил такого распространения, как две предыдущие. Однако ислам исповедовался в странах, находившихся далеко от центра Киевского государства и вне сферы его активной внешнеполитической деятельности. Зато христианство прочно утвердилось не только в Византии, с которой Древняя Русь давно поддерживала постоянные контакты и куда пролегал через Киевскую землю важный торговый путь «из варяг в греки», но и в соседних с Древнерусским государством европейских странах, ранее прошедших период становления и развития феодальных отношений. Как религия, освящавшая авторитетом бога феодальные отношения, христианство вызвало интерес у княжеско-боярской верхушки Киевского государства, сталкивавшейся с данной конфессией в процессе торговли с христианскими странами, в ходе военных конфликтов или дипломатических отношений. Со своей стороны и оба христианских центра (Византия и Рим) проявляли заинтересованность в насаждении христианства на русской земле, чтобы вовлечь Древнерусское государство в сферу собственных интересов, подчинить его своему политическому и идеологическому влиянию.

Княжеско-боярская верхушка Киевской Руси, присматриваясь к христианству и частично приобщаясь к нему, все больше убеждалась в пригодности христианской религии для выполнения их социально-политического заказа – удержания челяди и смердов в повиновении, укрепления государственной власти и углубления контактов с внешним, преимущественно христианским, если говорить о западных рубежах Древнерусского государства, миром. К тому времени, когда к власти в Киеве пришел один из сыновей Святослава – Владимир, социальные верхи древнерусского государства уже не только ощутили потребность в новой религиозной идеологии, но и получили достаточно полное представление о христианстве как идеологической опоре феодального строя. Поэтому Владимиру, нуждавшемуся в идеологии, которая оправдывала бы проводившуюся им политику укрепления могущественного феодального государства, понадобилось немного времени, чтобы осознать необходимость христианизации Киевской Руси.