Фельдмаршал Кутузов: мифы и факты

Утром 17 ноября наступила развязка. Атакуемый Витгенштейном и Чичаговым и не исключавший скорого появления Кутузова, Наполеон понял, что всю артиллерию и обозы ему не спасти. Он приказал Виктору переходить на правый берег. В 8 часов 30 минут утра, когда на левом берегу оставалась еще масса «некомбаттантов», больше чем в 10 тыс. человек, генерал Эбле по приказу Наполеона и под вопли оставшихся поджег оба моста¹³⁵. Еще через полчаса на всю эту массу беспорядочно толпившихся в пароксизме отчаяния людей налетели казаки и частично изрубили, а большей частью взяли их в плен. Тем временем Наполеон, отбиваясь от Чичагова, уходил с гвардией, остатками кавалерии Мюрата, корпусов Даву, Нея, Богарне, Удино, Виктора, Жюно, Понятовского через Зембин на запад.

Потери французов  на Березине были громадными, едва ли меньшими, чем под Бородином. М.И. Богданович подсчитал, что погибли в бою, утонули и сдались в плен 20—25 тыс. строевых и примерно столько  же прочих¹³⁶. Другие источники называют цифры, близкие к подсчетам Богдановича. Во всяком случае, через три дня после Березины Наполеон, по данным Ж. Шамбре, имел лишь 8800: гвардия насчитывала 4 тыс. человек, корпус Виктора — 2 тыс., а прочие корпуса — по нескольку сот человек. Вся кавалерия состояла из 1800 всадников, в том числе 1200 гвардейских. Россияне, по официальным данным, потеряли на Березине убитыми и ранеными 4 тыс. «нижних чинов»¹³⁷. Французы исчисляют русские потери в 14 тыс. человек.

    Однако  главная цель Березинской операции не была достигнута. Вспомним, что Александр I и Кутузов планировали истребить на Березине «всю французскую армию» «до последнего» ее солдата, включая Наполеона разумеется. Между тем сам Наполеон, все 10 его маршалов¹³⁸, все корпусные и даже дивизионные, кроме заблудившегося Партуно, генералы, гвардия, больше 2 тыс. офицеров и почти 7 тыс. самых боеспособных солдат вырвались из окружения и ушли. «Тигр» был тяжело ранен, но не убит и не пойман, а спасся. Этот факт огорченно признавал сам Кутузов. «Не могу сказать, чтобы я был весел... — читаем в его письме к жене от 19 ноября. — Грустил, что не взята вся армия неприятельская в полон». В тот же день фельдмаршал рапортовал Александру: «К общему сожалению, сего 15-го числа Наполеон <...> переправился при деревне Студенице».

Сравнив итоги  Березинской операции с тем, каково было положение Наполеона в ее начале и какую цель ставил перед собой Наполеон, можно понять, почему не только французы (А. Коленкур, А. Фэн, А. Жомини, А. Тьер), но и ряд авторитетов европейской, русской дореволюционной и советской историографии (К. Клаузевиц, Ф. Меринг, Г. Хатчинсон, Д. Чандлер, М.И. Богданович, Е.В. Тарле) пришли к выводу, что «как военный случай Березинская переправа представляет собой замечательное наполеоновское достижение», ибо «честь свою Наполеон здесь спас в полной мере и даже приобрел новую славу»¹³⁹. Оригинально выразился писатель-юморист Аркадий Аверченко: Наполеон на Березине «потерпел победу»¹⁴⁰.

Фактически  все историки считают, что россияне на Березине могли бы добиться большего, если бы хоть один из командующих армиями (все трое — тем более) действовал искуснее и решительнее. Сам Кутузов в рапортах Императору всю вину за то, что не удалось истребить армию Наполеона, возлагал на Чичагова, который, мол, совершил «пустой марш» к Ухолодам и «не удержал ретираду неприятеля»¹⁴¹. Жена Кутузова Екатерина Ильинична, статс-дама Императорского двора, говорила: «Витгенштейн спас Петербург, мой муж — Россию, а Чичагов — Наполеона». Эти ее слова циркулировали даже в Англии, их знал Д.Г. Байрон¹⁴². 
 

III.IV.Начало конца 
 

Сразу же после  Березины, уже 19 ноября, Кутузов сообщил  Александру I, Чичагову и Витгенштейну свой новый «генеральный план» с целью «истребить остатки бегущего неприятеля». План предусматривал скоординированное наступление всех русских войск по четырем направлениям: Чичагов должен был преследовать самого Наполеона, Витгенштейн — наступать правее Чичагова и «стараться пресечь Макдональду путь к соединению с Наполеоном»; сам Кутузов с Главной армией — следовать левее Чичагова и «воспретить соединению Шварценберга с Наполеоном»; Милорадович — идти между Чичаговым и Кутузовым в готовности «содействовать по обстоятельствам» тому или другому. Кроме того, Платов с казаками получил задание «стараться, выиграв марш над неприятелем, <...> атаковать его в голове и во фланге колонн»¹⁴³.

Тем временем неприятель бежал к Вильно. Большая  часть его «некомбаттантов», так  затруднявших своей хаотичностью движение армии, осталась на Березине. Но и «таяли с каждым днем, отделяя от себя «новые банды отставших». условия отступления стали еще более губительными для французов. После Березины ударили и уже не ослабевали самые жестокие морозы (кстати, Березина, поглотившая в своих водах десятки тысяч французов, сразу после их переправы замерзла¹⁴⁴; россияне усматривали в этом «перст Божий»: «Русский Бог за нас!»). По записям очевидцев, 23 ноября в Смор-гони было 25° мороза, 25-го в Ошмянах — 27°, 27-го и 28-го в Вильно — 27—28°³. Обессиленные «дети Парижа», пришельцы из дали далей Лазурного берега и солнечного Неаполя гибли от холода и на привалах, и прямо на ходу. «Оставляемый нами бивак походил на поле сражения, — свидетельствовали французы. — Он бывал покрыт трупами так же, как и дороги, по которым мы проходили»¹⁴⁵. «Перед Вильно в течение одной ночи замерзла целая бригада неаполитанцев», — вспоминал генерал Д. Хлаповский.

Остановиться, передохнуть, подкрепить силы беглецы  не могли. Впереди у них до самого Вильно не было опорных баз. Между  тем отовсюду (случалось, даже спереди, в лоб) их атаковали казаки и партизаны, а сзади, следуя «генеральному плану» Кутузова, настигали регулярные полки русской армии. Настигали и уничтожали главным образом «некомбаттантов». 21 ноября у с. Латыголичи Чичагов рассеял арьергард противника, взяв больше 1500 пленных, в числе которых оказался «один генерал, о имени коего, — гласит рапорт Кутузова Александру I от 23 ноября, — еще не получил уведомления»¹⁴⁶. 25 ноября под Сморгонью авангард Чичагова захватил еще 3 тыс. пленных и 25 орудий, а с 26 ноября по 1 декабря, по данным штаба Кутузова, русские войска взяли в плен 9730 человек и отбили у противника 168 пушек. «Наполеон, пришедши тигром, бежит зайцем», — писал в те дни Н.М. Карамзин¹⁴⁷.

Сам Наполеон видел, что кампания безнадежно проиграна, а его «Великая армия» почти уничтожена. Он решил подготовить общественное мнение Франции и Европы к восприятию постигшей его катастрофы. 21 ноября в Молодечно император составил «погребальный», как назвали его сами французы, 29-й бюллетень — как бы надгробное слово о «Великой армии». Признав свое поражение, Наполеон объяснил его превратностями русской зимы, а заключил бюллетень фразой, которая шокировала даже его верноподданных: «Здоровье Его Величества никогда не было лучшим».

Вечером 23 ноября в Сморгони Наполеон покинул армию. Он торопился в Париж, чтобы опередить  толки вокруг 29-го бюллетеня, а главное  — собрать новую армию. Для  него, по выражению Е.В. Тарле, «русский поход был только проигранной партией. Он был уже поглощен новой готовившейся партией и обдумывал, как лучше ее выиграть»¹⁴⁸. Взяв с собой ближайших сановников А. Коленкура и М. Дюрока, генерала Ж. Мутона, секретаря А. Фэна, несколько слуг и — только до русской границы — кавалерийский эскорт, Наполеон за 13 дней промчался инкогнито, под именем герцога Виченцского, через всю Европу, миновал все расставленные для него западни и к полуночи 6 декабря уже был в Париже¹⁴⁹.

Впрочем, первая же ночь этого вояжа могла стать  для Наполеона роковой. Партизан А.Н. Сеславин, уже прославившийся тем, что он обнаружил марш «Великой армии» из Москвы на Калугу, едва не совершил еще более славный подвиг. Выполняя поручение Кутузова по сбору разведывательной информации¹⁵⁰, он к полуночи 23 ноября, за час до прибытия Наполеона в Ошмяны, ворвался с отрядом гусар и казаков в это местечко, изрубил караул у квартиры, приготовленной для Наполеона, и удалился, не подозревая о том, что французский император уже подъезжает к Ошмянам. «Будь атака сия часом позже, Наполеон не избежал бы плена», — заключал Денис Давыдов описание этой атаки Сеславина¹⁵¹.

Командовать остатками «Великой армии» Наполеон поручил И. Мюрату. Тот, однако, с ролью главнокомандующего не справился и вскоре самовольно уехал к себе в Неаполь, сдав командование Е. Богарне. Вообще, пока сам император шел во главе своих войск, его присутствие «все же поддерживало хотя бы тень организации, спаивало их в «армию Наполеона» <...>. Когда же Наполеон бросил армию, объединяющий ее центр исчез, а вместе с ним исчез и последний нравственный ресурс», после чего дезорганизация и деморализация остатков армии приняли «чудовищные размеры». Только гвардия да еще группы солдат и офицеров, сплотившихся вокруг своих маршалов, сохраняли достоинство и боеспособность. Все остальное воинство бежало от Сморгони к Вильно в таком беспорядке, что Ф.Н. Глинка написал в те дни о французах: «Их можно ловить легче раков»¹⁵².

Удивительно, как в таких условиях французы могли вести с собой русских  пленных. Всего из Москвы их вывели, по разным данным, от 2 до 3 тыс.¹⁵³, и какое-то число, пусть даже крайне малое, довели до Франции. В этом числе оказались В.А. Перовский — будущий фаворит Николая I.

     26 ноября французы вступили в Вильно, где они очень рассчитывали на местные склады продовольствия и фуража. Мюрат, однако, не смог наладить порядок, и многотысячные толпы мародеров, ворвавшись в город, разграбили склады так, что «одни получили все, другие — ничего»¹⁵⁴. Пока французы грабили Вильно, 28 ноября к городу подоспели казаки М.И. Платова и авангард П.В. Чичагова. Противник бежал из города, бросая награбленную добычу, а 5139 больных и раненых, оставшихся (может быть, еще с лета) в госпиталях, были взяты в плен. В их числе оказался бригадный генерал М. Ле-февр, сын командующего Старой гвардией маршала Ф.-Ж. Ле-февра, герцога Данцигского. Маршал оставил раненого сына и при нем — письмо на имя А.А. Аракчеева с просьбой проявить к раненому «лояльность и русское великодушие».

Кутузов, получив  от Чичагова и Платова рапорты  об освобождении Вильно, успел на марше предписать им, чтобы «сей город при приходе наших войск не был подвержен ни малейшей обиде». 29 ноября фельдмаршал с главными силами торжественно вступил в Вильно и занял в городе комнаты, которые «были вытоплены для Бонапарте». Вильно был по-своему дорог Кутузову, поскольку в 1809 —1811 гг. он служил литовским военным генерал-губернатором. Теперь Михаил Илларионович надолго задержался здесь и, в ожидании приезда Александра I, благоустраивался. «Какая-то невидимая сила, — написал он дочери Прасковье 15 декабря, — перенесла меня сюда в тот же дом, в ту же спальню, на ту же кровать, где я жил невступно два года назад»¹⁵⁵. «И с теми же слугами, — добавил он 16-го в письме к другой дочери, Елизавете, — которые явились меня встречать».

Тем временем, 2 декабря, авангард русских войск, казаки и партизаны с боем проводили  за Неман остатки «Великой армии» Наполеона. О размерах катастрофы, которую  Наполеон потерпел в России, легче всего судить по цифрам. Численность центральной группировки, которая собралась за Неманом после 2 декабря, Ж. Шамбре определял в 14 266 человек, а штаб Кутузова — в 20 тыс.. К ней надо добавить части, уходившие за Неман разрозненно, а также остатки фланговых войск — Ж.-Э. Макдональда и Ж.-Л. Ренье.

Подневольные  союзники Наполеона — австрийцы  и пруссаки — теперь, когда он оказался на краю гибели, предали его. Командующий прусским вспомогательным корпусом генерал Г.Д.Л. Йорк 18 декабря даже без ведома короля Пруссии подписал в Таурогене с генерал-квартирмейстером армии Витгенштейна бароном И.И. Дибичем договор о нейтралитете, и 18 тыс. пруссаков отделились от корпуса Макдональда, в состав которого они входили. В тот же день Кутузов от имени Александра I дал другому барону-немцу на русской службе И.О. Анштетту полномочия на переговоры с фельдмаршалом К.Ф. Шварценбергом о перемирии, и 18 января 1813 г. Милорадович и Шварценберг заключили перемирие, по условиям которого австрийский фельдмаршал увел свой корпус в Галицию, уступив россиянам без боя Варшаву¹⁵⁶.

Всего из почти 600-тысячной (даже если не считать корпуса Йорка и Шварценберга) «Великой армии» выбрались из России, по данным Ж. Шамбре, 58,2 тыс. человек (М.И. Богданович насчитывал 81 тыс., Д.П. Бутурлин — 79 тыс., Ю.Н. Гуляев и В.Т. Соглаев — 70 тыс., П.А. Жилин — 44 тыс., Е.В. Тарле— 30 тыс.¹⁵⁷). Кутузов имел все основания рапортовать царю 7 декабря 1812 г.: «Неприятель почти истреблен»¹⁵⁸.

По этому  случаю Л. Г. Бескровный в неуемном стремлении приукрасить все, даже выигрышное для  Кутузова, сделал глобальный вывод, который, кроме предвзятости, страдает и недостатком компетентности, прискорбным для столь авторитетного специалиста, каковым считался Любомир Григорьевич. Цитирую: «Ни одной армии Европы в новое время не удалось достичь таких результатов за такой короткий период, какие были достигнуты русской армией под командованием М.И. Кутузова в 1812 г.»¹⁵⁹ А ведь даже школьники знают, как за шесть лет до 1812 г. Наполеон расправился с прусским королевством. Как мы писали ранее, почти все вооруженные силы Пруссии во главе с королем Фридрихом-Вильгельмом III, тремя принцами — племянниками Фридриха Великого и четырьмя фельдмаршалами были уничтожены в один день (14 октября 1806 г.) одновременно в двух генеральных сражениях, под Иеной и Ауэрштедтом¹⁶⁰. Забыл или не знал об этом доктор исторических наук полковник Бескровный? Трудно сказать, что хуже.