Московский кремль: Успенский собор

Собор часто  страдал от пожаров. Пытаясь по возможности  освободить от лишних нагрузок верхи  здания, Аристотель пошел на такой  рискованный шаг, как устройство на соборе деревянных кровель, с последующей  опайкой их жестью. Кровли были уложены  посводно и постоянно худились. Уже  в 1493 г. собор дважды зажгла молния. Губительным оказался пожар 1547 года. В нем пострадала западная паперть  собора и обгорел колончатый фриз над нею.

История памятника. XVII век 

К XVII веку уже  стало ясно, что Большой Успенский  собор Аристотеля Фиораванти, задуманный и выстроенный с использованием приемов западно-европейского строительного  искусства, освобожденный от опор и многоярусных проемных связей, перекрытый сводами наилегчайшей конструкции не выдержал испытания временем. Облицованные белокаменными квадрами тонкие полутораметровые стены собора дали трещины и начали расходиться в верхних своих ярусах. Не спасли положение ни предусмотрительно заложенные Аристотелем в уровне пят сводов кованные внутристенные и проемные железные связи (их сечение оказалось недостаточным), ни изумившая современников небывалая (всего в один кирпич) тонкость крестовых сводов, перекрывавших к тому же самые большие для своего времени - 6х6 м - соборные компартименты. В 1624 году угрожавшие падением своды были разобраны "до единого кирпича" и вновь сложены с учетом образовавшихся в верхнем ярусе деформаций по измененному рисунку ("вспарушенной" конфигурации), с армированием их связным железом и с введенеим дополнительных подпружных арок.

Неоднократно  в XVII проводились поновления росписей. В 1642-1643 году проводились обширные работы по восстановлению стенного письма. Работы проводила группа царских и "городовых" иконописцев под руководством Ивана  Пасеина. Фрески согласно царскому указу  повторяли живописные сюжеты 1513-1515 гг. Кроме того в соборе были устроены слюдяные двери с медными решетками. По окончании работ большая часть  лиц, принимавших в них участие  получили от царя щедрые подарки сукнами, соболями, серебряными кубками и  ковшами. В 1660-х годах поновлялась  живопись наружных стен: над алтарями, над северными и западными  дверьми. В 1673 году под руководством Симона Ушакова были написаны вновь  находившиеся над южными дверьми  образа Спаса Нерукотворного и Пречистой  Богородицы со святыми. В 1653 году были предприняты обширные работы по капитальному ремонту иконостаса. Возобновлена живопись, сделаны серебряные оклады на иконы  и серебряные подсвечники.

Ремонтными работами 1620-х годов не удалось полностью  исправить положение. Из-за неравномерной  осадки фундаментов на протяжении всего XVII века западная стена собора находилась в аварийном состоянии. В 1683 году, после очередного большого пожара (к  этому времени уже окончательно погибло в пламени белокаменное убранство барабанов, карнизы барабанов  почти полностью осыпались) собор  еще раз капитально ремонтируется. В нем заново "пробираются" стрелки сводов, а барабаны укрепляются  связями "накрепко" и вычиниваются. Тогда же были сняты первоначальные архивольты - их заменили мелкопрофилированными  кирпичными архивольтами, характерными для XVII века. Собор из противоаварийных соображений был связан в уровне пят сводов дополнительными связями. 

История памятника. XIX век 

Успенский собор  как и вся Москва сильно пострадала во время войны 1812 года. Пожар, начавшийся в Москве 2 сентября в самый день вступления французов в Москву и  продолжавшийся до 8 сентября истребил почти три четверти московских зданий. Кремль уцелел от пожара, хотя опасность  загореться была настолько велика, что посклившийся в нем со своей  гвардией Наполеон должен был на время  оставить его. Но что пощадил огонь, то не пощадил неприятель.

Многие ценности были вывезены из Москвы. В распоряжении управляющего московской митрополией  преосв. Августина находилось 300 подвод. Вместе с патриаршей ризницей были вывезены и основные святыни Успенского собора: иконы Владимирской Божией Матери, риза Господня, Корсунские кресты и ряд других предметов. Владимирская и Иверская иконы были направлены во Владимир, а Патриаршая ризница - в Вологду. Однако в Успенском  соборе оставалось еще много ценностей. Так незадолго до начала войны (в 1790 г.) московский купец Семен Васильев сделал в собор серебряную вызолоченную одежду на престол и несколько  риз на иконы, всего на 68 623 р. 50 коп. Некоторые из икон были украшены драгоценными камнями и жемчугом. В паникадиле, висевшем между патриаршим и царскими местами и сделанном в Венеции  по заказу боярина Морозова в 1660 г. было всего свыше 60 пудов серебра. Раки святителей московских Петра, Ионы и  Филиппа были покрыты серебряными  досками. Все это было похищено, осталась только рака св. митрополита Ионы и часть риз на иконах, находящихся на третьем ярусе иконостаса с правой стороны. По этим остаткам были впоследствии восстановлены ризы и на прочих иконах.

Кроме разграбления собора французы совершили и осквернение  его. Так они устроили посреди  собора горн, в котором переплавляли ризы с икон и пережигали священные  парчевые облачения. Снявши дорогое  паникадило они повесили на крюк, на котором оно висело, весы, и взвеишвали на них получавшиеся от плавки слитки золота и серебра. После их ухода  на одном из столпов собора была анйдена надпись, гласившая, что  в Успенском соборе наполеоновскими  солдатами было переплавлено всего 325 пудов серебра и 18 пудов золота.

Кроме того в  соборе было устроены стойла для лошадей. Иконы в большинстве случаев  оказались исцарапанными, некоторые - со вбитыми в них гвоздями, так  что иконописцам впоследствии пришлось возобновлять 375 икон. Вся стенопись  собора, которая была произведена  в конце XVIII столетия, была испорчена  копотью от костров, с помощью  которых неприятель обогревал собор, еще не имевший печей, и летевший из горна изгарью от пережигавшихся парчевых облачений.

Вошедшие в  Кремль русские войска (первым вошел  полк князя Шаховского) нашли в  соборе кучи навоза и гниющих овощей, заколоченные досками царские врата, расцарапанные и лишенные глаз лики образов. Тела митрополитов Ионы и Петра  были выброшены из рак.

Насколько было велико опустошение собора видно  из того, что на его возобновление издержано было 192 135 р. 54 коп. Захватчикам, впрочем, не удалось увезти всю свою добычу: 52 фунта серебра, отбитого М.И. Кутузовым и И.Ф. Кампиони пошли на возобновление раки митрополита Филиппа. А нынешнее паникадило - большой соборный светильник весом 328 кг - отлито из серебра, отбитого казаками.

В 1856 г. в соборе устроили отопление. В связи с  этим западное крыльцо собора превратили в закрытый тамбур, а во время  подготовки к коронации в 1896 г. Николая II сделали новые металлические  переплеты и дубовые двери  по рисунку известного архитектора  К.М. Быковского. Коронация Николая II 14 мая 1896 года оказалась последней  коронацией в Успенском соборе. В  соборе Николая и его супругу  Александру Федоровну ждало тронное  место, обитое малиновым плюшем; император  пожелал короноваться на престоле Михаила  Федоровича, основателя династии Романовых, а для супруги выбрал обложенный костью трон, по преданию принадлежавший Ивану III - строителю Успенского собора.

Реставрация Успенского собора Московского  Кремля в конце XIX - начале XX вв.

В конце XIX - начала XX веков была произведена реставрация  Успенского собора.

Работы проводились  в два этапа. Первый из них осуществлялся  в 1894—1896 гг. под руководством архитектора  К. М. Быковского под наблюдением  Московского археологического общества (МАО). Целью работ была провозглашена  полная реставрация собора. Прежде всего имелось в виду вернуть  прежнюю форму сильно растесанным  окнам первого яруса. В нижних оконных проемах были открыты  следы прежних окон. По ним восстановили прежние очертания, вписывавшиеся  в аркатурный пояс собора. (На западной стене в чердаке тамбура было найдено и целиком заложенное окно между колонками аркатурного  пояса). При сужении окон были озабочены  возможным уменьшением освещенности собора. Освещенность проверяли, прикрывая  будущие закладки деревянными щитами. Для уменьшения потерь света решили восстановить габарит окон только на внешней поверхности фасадов, сразу  же после наружных рам начав откосы внутрь храма. Этим приемом достигалось  и сохранение интерьера храма. Новые  откосы, чтобы меньше повредить роспись  стен, делались не каменными, а алебастровыми  по проволочной сетке. Для увеличения освещенности в окна были вставлены  цельные стекла в тонких металлических  рамах. Этому приему было дано и совершенно новаторское по тем временам эстетическое обоснование: тонкие рамы "прямо, откровенно, правдиво не представляют никакой попытки приблизиться под старое, что при условии достаточного освещения, восстановить невозможно". Едва ли не впервые в качестве достоинства реставрации выдвигается непохожесть новых элементов на исторический прототип, "правдивость", в этом смысле, проведенных работ. Но окна в плоскости фасада и зеркальные стекла серьезно исказили образ собора, лишив стены массивности толщины, превратив их лишь в ограждающие поверхности. Окна алтарных абсид тоже были уменьшены. Но поскольку достоверных свидетельств об их изначальных габаритах не было, окнам была придана форма, соответствующая членениям наружных фасадов и внутренних очертаний сводов.По найденным остаткам восстановлены валики окон второго яруса, а по аналогии — и окон абсид. Восстановлены и валики окон малых барабанов, но здесь, из-за малой толщины стенок, не перелицовывали кладку, а сделали профиль только из штукатурки.

Помимо окон был обновлен западный портал собора. Каменные капители были настолько повреждены, что следовало искать аналоги  для их поновления. В качестве образца  приняли колонки Патриаршего  места в соборе. Чем мотивирован  выбор аналога, в публикациях  не пояснено.

Много споров вызвал вопрос о покрытиях собора. Под  существующими главами, датируемыми XVI в., было обнаружено покрытие белым  железом прямо по сводам. Открылись  замки сводов в виде больших каменных плит с углублением посередине для  установки креста, а на расстоянии около 3 аршинов от вершины в кладке обнаружены железные ушки для растяжек к нему. Отсюда многие специалисты  делали вывод, что первоначальное покрытие было посводным. Другие возражали, что  должны были быть деревянные журавцы, поскольку в летописях есть упоминания о пожарах, начинавшихся с глав. После  дебатов было решено, что поскольку  восстановление может быть только предположительным, "нежелательно несомненную форму XVI в. менять на подделку под XV в".

При реставрации  была снята побелка наружных стен, произведена необходимая вычинка, в частности швы были расчеканены  серым цементным раствором. У  исследователей на данный момент нет  единого мнения о том, были ли первоначально  стены собора покрыты затиркой или  нет. Так В.В. Кавельмахер считает, что снятие побелки - ошибка реставраторов, придавшая собору излишнюю сухость  линий.

Вопрос о необходимости  нового ремонта возбудила в 1909 г. Московская синодальная контора. Речь шла главным образом о состоянии  живописи и о необходимости заменить систему отопления 1856 г. В 1910 г. была создана высочайше утвержденная Особая комиссия по реставрации Большого Московского Успенского Собора во главе  с сенатором А. А. Ширинским-Шихмато-вым. В состав комиссии дошли должностные  лица некоторых ведомств, многие крупные  специалисты: В. В. Суслов, М. П. Боткин, П. П. Покрышкин, Н. П. Лихачев, Р. И. Клейн, И. П. Машков, А. И. Успенский, Н. В. Покровский. Производителем работ был назначен академик С. У. Соловьев, а после его  смерти в 1912 г.— И. П. Машков. Параллельно  с ремонтными и реставрационными работами проводилось детальное  исследование собора и его обмеры (порученные Покрышкину). В первоначальной программе работ специально и  очень подробно аргументировалась  необходимость тщательной фиксации существующих особенностей памятника  для его грамотной реставрации.

Соборную площадь  удалось (по проекту Машкова) понизить столь значительно, что устраивать траншею вдоль фасада не понадобилось. Одновременно с раскрытием цоколя производилась  реставрация порталов собора. Южный  портал нуждался только в чинке, замене разрушившегося материала, в северном же была утрачена нижняя часть. При  снятии культурного слоя обнаружились следы баз его колонн. Помимо форм памятника, уделялось определенное внимание его фактуре. Появилась  было идея убрать жесткую расшивку швов наружной облицовки. Но расчищать  швы побоялись, опасаясь что с  цементом могут отколоться и края камней. Закрашивать же цементную  расшивку было признано бесполезным  из-за недолговечности окраски. Так  и оставили швы как есть. При  реставрации допускалась замена изначального материала более долговечным, если внешне он не очень отличался. Северный портал был вырезан не из мячковского камня, а из белого радомского песчаника. Нижний профиль цоколя — галтель — попробовали сделать из серого гранита, но не подошел цвет и сделали вычинку дикарным камнем (тоже вместо мячковского известняка).

Гораздо больше споров вызвала реставрация живописи. Расчистки производились очень  тщательно и аккуратно под  неусыпным контролем комиссии. Но возникало два вопроса: о заполнении пробелов в открываемой старой росписи  и о ее фактуре. Сам факт необходимости  дописи не вызывал вопросов — храмовая живопись в действующей церкви должна быть связным текстом. Вопрос возник лишь о том, кто лучше сделает  эту работу, кто больше приблизится  к духу живописи XVII в.— иконописцы или художники новейших направлений. Суслов отстаивал последних, способных  проникнуться художественными началами памятника, тогда как иконописцы, по его мнению,— ремесленники, привыкшие  к определенному трафарету. На это  ему возразили, что художник склонен  к проявлению собственной индивидуальности, чему не место при реставрации, дa и сама технология современной живописи настолько отличается от традиционной, что современному художнику ее вдруг  не освоить. Точные копии с древних  образцов современным художникам в  большинстве случаев не удаются. Для иконописцев же произведения XVII в.— образцы, на которых они  воспитывались. Решено было поручить работы иконописцам.

Вторая проблема — о фактуре фресок — складывалась из двух вопросов. Одному из них было посвящено много дебатов. Это  вопрос о фонах живописи. Первоначально  фоны были золотые, но позолота не сохранилась. Покрышкин настаивал на оставлении в качестве фона левкаса тона слоновой кости. Аргументировал это гем, что  живопись не имеет первоначальной силы и свежая позолота убьет ее. Время  положило на фрески отпечаток "не к  ухудшению художественного впечатления, а напротив". Левкас "непостижимо  красив". Его поддержал Ширинский-Шихматов. Но большинство в комиссии, (в  т. ч. Суслов, Лансере), настаивало на позолоте ради "полной реставрации исторической правды". Такой аргумент мог бы показаться очень формальным следованием  иконографическим критериям. Но к этому  было добавлено, что "нельзя руководствоваться  современными вкусами".

Второй вопрос касался приемов закрепления  живописи. После нескольких опытов решили употребить средство XVII в.—  маковую олифу. Олифа увеличила  интенсивность цвета, придала поверхности  живописи блеск.

Еще при самом  начале работ, в 1912 г. "Старые годы", одобрительно отозвавшись об открытии архитектурных профилей собора, возражали  против реставрации живописи. "Есть ли вообще средства восстановить ту чудную гамму росписи, на которую время  наложило свою изумительную патину... Разве  возможна и уместна реставрации  хотя бы фресок Джотто". Протопресвитер собора Любимов указал, что собор  — не музей, а дом молитвы. Нельзя оставлять иконы без рук и  голов, нельзя пренебрегать привычными воззрениями — всегда украшали иконы  золотом. Другое дело, что можно было малые утраты не исправлять, большие  — нейтрально тонировать, восстанавливая, однако, лики. Мысль Любимова развил Машков. Существуют двоякого рода реставрации: для науки и для храмов. В  первых — приоритет консервации. Так следовало бы реставрировать фрески Спаса Hередицы. Это в сущности музей, так как служба бывает только 1 раз в год. А фрески там древние. В Успенском стенопись менее  ценна в историческом и художественном отношении, да и утрат много. Надо было учитывать богослужебное значение собора.