Испанский плутовской роман6 генезис, особенности жанра

Введение

Плутовско́й рома́н — европейский литературный жанр, появившийся в Испании в  позднее Возрождение как антипод  литературного аристократизма и  морализаторства. Героями плутовских романов становились жулики, авантюристы, прохиндеи, как правило, вызывающие симпатию читателя. Их жертвами становились  добропорядочные обыватели, чиновники, криминальные элементы, а также такие  же плуты, как и они.

К середине XVI века относится формирование одного из основных жанров испанской литературы Возрождения — плутовского романа.

Этот  жанр был порожден особыми условиями  испанской жизни того времени. Распад старых патриархальных связей, разложение сословных отношений, возрастание  роли золота и связанных с этим обмана и плутней — вот что  вызвало к жизни этот жанр.

С некоторыми оговорками можно говорить и о реализме плутовского романа, поскольку в его основе лежит все же определенная историческая действительность, хотя и несколько преображенная.

Испания

Правление императора Карла V (с 23 января 1516 года (под именем Карла I) - 1556 год) явилось для Испании эпохой наивысшего политического и военного могущества. Но в то же время оно явилось и началом экономического и общественного упадка. Правления Филиппа Второго и Филиппа Третьего доконали экономику страны, сохраняя еще внешние признаки государственного могущества. При Филиппе Четвертом крах стал уже очевидностью для всех.

Начиная с восстания комунерос обозначилось значительное уменьшение притока ценных металлов из Америки в метрополию. Уменьшение притока было вызвано  истощением рудников, ростом контрабанды, растущим пиратством, расширением торговли между Америкой и Азией (после  завоевания Филиппинских островов), увеличением  населения Америки и оживлением ее экономической жизни. Характерно и другое. Несмотря на жестокую протекционистскую политику, ввоз ценных металлов, вместо того чтобы оплодотворять национальную экономику, обогащал другие европейские страны. Частично это объяснялось тайным вывозом золота и серебра, частично — необходимостью делать закупки зерна и других продуктов. Особенно же пагубно сказалась на хозяйстве страны имперская политика испанских Габсбургов (Нидерланды, итальянские походы). Недаром один видный сановник церкви восклицал: «О государи, кто ослепил вас и внушил вам мысль, будто можно разбогатеть войною, забывая о том, что благодаря миру можно оставаться богатым!»[2] Ввоз драгоценных металлов сопровождался ростом цен. Государственный долг катастрофически полз вверх, чему не могли помешать никакие дополнительные налогообложения. Обнаружилось полное банкротство. Неслыханные расходы по содержанию самого пышного двора в Европе, жульничество при чеканке монет, воровство раздутого до неимоверных пределов чиновничества полностью истощили государственную казну. Поборы множились, но они не касались аристократии и церкви, владевших большей частью земли. Цены росли, а доходы трудящегося населения оставались прежними.

Поражение народных движений вроде кастильских  комунерос и херманий Валенсии и  Майорки (1521–1522 гг.) привело к возвышению аристократических слоев дворянского  класса, отличавшихся полнейшим отвращением  к труду, равнодушных к промышленности и сельскому хозяйству, застывших  и обожествлении понятий крови  и дворянской чести. Этот обширный класс, иочти вовсе освобожденный от налогов, владел гигантскими территориями, почти безраздельно располагал ключевыми  постами в системе судопроизводства, хозяйничал в армии и в сфере  управления. От него, как китайской  стеной, был отделен народ, бесправный и допущенный преимущественно к  скотоводству, сосредоточенному под  эгидой так называемого Совета Месты, который находился под контролем  короны. Этот Совет препятствовал  развитию частного скотоводства, с  одной стороны, и был упорным  противником земледелия — с другой. Огромные дворянские поместья приходили  в упадок, так как работали там  почти исключительно рабы и мориски, а с окончательным выдворением  последних (1609–1614 гг.) была уничтожена трудолюбивая прослойка тогдашнего испанского общества. Работать стало  фактически некому.

Массы жили в ужасающей нищете, и эта  нищета, отягощенная презрением к  каждодневному систематическому труду, в сочетании с всеобщим ослеплением  легкой наживой за океаном, обезлюживанием деревни и переселением в города, способствовала созданию если не класса в строгом смысле слова, то обширной прослойки авантюристов, бродяг, тунеядцев  и бездельников. Образованию этой прослойки не только не препятствовали всевозможные благотворительные учреждения и подаяния, но напротив — они  лишь умножали эту категорию разношерстных  тунеядцев и авантюристов. Нищета, общественное отчаянье, безнадежность  и моральное разложение породили пикаро. Впервые это слово было зарегистрировано в литературных текстах 1540-х годов. Означало оно человека, занятого черным трудом, не имеющего своей  профессии и живущего случайными заработками, бродягу, мошенника. Наиболее вероятная этимология: от «пикардийца», жителя Пикардии, поставлявшей наемных  солдат, которые часто превращались в бродяг и дорожных грабителей. К категории пикаро относились студенты-недоучки, мелкие безработные чиновники, бывшие солдаты, разорившиеся дворяне, шуты, картежники, приживальщики, воры, проститутки. У  них был свой жаргон, своя иерархия, свои организации, свои законы. Никакие  королевские указы не могли искоренить это быстро растущее племя.

И как  проницательно заметил один из крупнейших исследователей испанского плутовского  романа, «в национальной жизни пикаро явился продуктом упадка Испании, но в ее литературе он стал самой могучей  формой протеста»[3].

Протест этот осуществлялся в условиях усилившейся  католической реакции, в эпоху барокко.

Но за этим контрреформистским щитом прятался экономический крах, моральное разложение — словом, та реальность, глядя на которую незамутненным глазом нельзя было не заметить всей отчаянности  положения. Вот это-то и не ускользнуло  от среды, которая не разделяла официальной  барочной идеологии.

Писатели  этого лагеря попытались ответить на вопросы, поставленные действительностью, плутовским романом. Конечно, ответили они далеко не на все вопросы. Да и не могли ответить. Конструктивных идей, которые они могли бы предложить обличаемому обществу, у них не было. Они выступили в роли недовольных, в роли критиков, порой острых и  саркастичных. Самый жанр (низкий по тогдашней иерархии) допускал такие  возможности, которые в жанрах высоких  были решительно немыслимы. Здесь допускался даже относительный религиозный  индифферентизм. Великая заслуга  этих писателей в том, что они  в обстановке застоя, вызванного жесточайшей  реакцией, все же сумели отобразить упадок и разложение общества, ясно выразить свое в нем разочарование  и горькое беспокойство за будущее. Надуманным героям аристократического барокко они противопоставили своего антигероя, иллюзиям — реальность. Другое дело, что допустимые тогдашними условиями существования литературы пределы реальности были довольно быстро исчерпаны. И вот, когда реальность уже перестала питать этот жанр, он стал вырождаться: иногда в конформизм, иногда в простой сарказм, иногда в откровенную развлекательность  в погоне за читательским успехом.

Пикареска

Как бы то ни было, именно в этих условиях в  Испании появляется совершенно новый  литературный жанр.

Роман, в центре которого – похождения ловкого пройдохи, мошенника, авантюриста (пикаро), большей частью выходца из низов общества или представителя обнищавшего, деклассированного дворянства. Социальная принадлежность героя строго обусловлена. Пикаро — это бездомный бродяга, рыцарь удачи, ни перед чем не останавливающийся; но он стал таким из-за бесчеловечных законов, царящих в обществе. Т. о., пикаро — порождение окружающей его среды.

Происхождение слова «пикаро» до сих пор точно  не выяснено. По некоторым данным, слово  это возникло из названия французской  провинции Пикардия, откуда в Испанию  проникали бродяги; по другим, оно  связано со словом picar — «щипать, отщипывать, питаться отбросами».

Название  «Плутовской роман» (“la novela picaresca”) - укоренилось в XIX веке. Критики романоцентристского XIX века пренебрегли тем, что далеко не все «пикарески» являются собственно «романами»: во многих из них сатирико-обличительное и риторико-дидактическое начало преобладает над повествовательным. «Внутренняя жизнь» героя «плутовского романа» остается абсолютно вне сферы художественного изображения. «Школа жизни», которую герой-пикаро проходит по мере развертывания сюжета пикарески – своего рода «анти-воспитание», в результате которого рождается анти-личность, человек, выстраивающий свое «я» с оглядкой на общественное мнение, приспособившийся к поведенческим шаблонам нравственно деградировавшего общества. Пикаро как герой жанра - наглядное опровержение ренессансной идеализации человеческой природы и природы в целом, равно как и ставки реформаторов церкви на “человека внутреннего”, на личностную веру вне обряда и ритуала.

Положила  начало плутовскому роману анонимная повесть “Жизнь Ласарильо де Тормес”, сохранившаяся в трех изданиях 1554 года и написанная, по всей видимости, в начале 1550-х годов. В “Ласарильо” смоделирована та повествовательная структура, которая ляжет в основу большинства образцов жанра. Ее характерные черты:

1) пикареска  – это повествование, ведущееся  от первого лица, от лица самого  героя, то есть фиктивная автобиография; 

2) при  этом, хотя авторы «пикаресок»  и доверяют герою-пикаро право  быть судьей окружающей его  действительности, в структуре повествования  пикаро-повествователь, пикаро-действующее  лицо, а также автор произведения  обладают относительно самостоятельными  точками зрения, на игре которых  и строится художественное целое  “плутовского романа”; 

3) сюжет  “пикарески” развертывается как  серия произвольно нанизываемых  друг на друга эпизодов-похождений  героя, заключенных, тем не  менее, в жесткую рамочную конструкцию:  это – или письмо пикаро, имеющее  некоего адресата, или его речь-исповедь, а еще чаще - проповедь, адресованная  определенному слушателю, или  же - и то, и другое; таким образом,  композиция “пикарески” основана  на парадоксальном сочетании  “закрытости” и “открытости”: пикаро ведет рассказ о своей  жизни с момента своего рождения  и до времени, к которому  приурочено повествование, что  предполагает возможность его  продолжения; 

4) большую  роль в плутовских романах  играют “прологи”, включающие  текст пикарески в ситуацию  эксплицированного общения автора  и героя-повествователя с читателем  (или читателями); поэтому плутовской  дискурс в одно и то же  время монологичен и диалогичен: пикаро-повествователь претендует  на право быть носителем последней  правды о мире, но авторская  ирония и активность читателя  размывают монологический строй  плутовской проповеди.

Протеистичность (способность менять свой внутренний облик) – характерная черта персонажа - пикаро: на протяжении повествования он выступает в разных ролях и обличьях (самая расхожая – “слуга многих господ”); его оценки описываемого также двоятся, так как герой-рассказчик нередко исповедует (или думает, что исповедует) иную нравственность, нежели герой рассказа (нередко герой рассказывает о своей прошлой греховной жизни, пережив религиозное просветление). Столь же протеистичен и сам жанр, активно взаимодействующий с самыми разными жанровыми традициями: житийной литературой (плутовской роман, по мнению Г.Гачева, - своего рода “анти-житие”); исповедью (в истоках пикареска – спародированная исповедь); проповедью, новеллой, менипповой сатирой, “селестинеской” и т.д. Поэтому вокруг условного жанрового “ядра”, образуемого классикой жанра – “Жизнью Ласарильо де Тормес”, “Гусманом де Альфараче” (1 ч. –1599, 2 ч. –1604) Матео Алемана и “Историей жизни пройдохи по имени дон Паблос” или просто “Бусконом” (написана в 1604-1609 гг., опубл. 1626) Франсиско де Кеведо  располагаются тексты, в той или иной сдвигающие плутовское повествование к иным жанровым образованиям.

Нарушения условного жанрового канона “пикарески”  сводятся к трем основным моментам:

1) к  отказу от повествования от  первого лица (напр., в “плутовских  романах” А.Кастильо де Солорсано,  представляющих, по сути, заключенные в плутовское обрамление сборники новелл);

2) к  использованию формы стилизованной,  то есть заведомо вымышленной  плутовской автобиографии для  развертывания подлинного автобиографического  повествования (“История жизни  и деяния Эстебанильо Гонсалеса”, 1643);

3) к  замене героя-пикаро – человека, не просто низкого, но “дурного”  происхождения, безнадежно стремящегося  выбиться в люди, плутом поневоле, человеком благородного (пускай, и  незнатного) происхождения (например, эскудеро), вынужденном под давлением  обстоятельств плутовать и совершать  нечестные поступки. Таким персонажем  в какой-то степени является  и маленький Ласарильо (в отличие  от Ласаро-рассказчика), обманывающий  своих хозяев, чтобы не умереть  от голода. Таковы герои романов  Висенте Эспинеля (“Жизнь Маркоса  де Обрегон”, 1618), Херонимо Алькала  Яньеса-и-Риберы “Красноречивый  послушник Алонсо, слуга многих  господ” (1624-1626).  Само слово  “пикаро” появится впервые в  романе Матео Алемана.