Язык и история народа

     Организация государственной власти у европейских  народов, отходивших от родового быта, обычно осуществлялась посредством  прививки христианской культуры и цивилизации, вовлекавшей варварские народности в орбиту политического влияния Западной Римской или Византийской империи. Римско-германское миссионерство боролось с византийским. Восточнославянские племена оказались в сфере византийско-христианской культуры. Греческий язык не получил на Востоке того исключительного господства, какое имел на Западе латинский. На Западе никогда место латинского языка как языка культа и науки не уступали языку варварскому. Византия же не противодействовала славянам усваивать богатства византийской культуры при посредстве своего славянского литературного языка.

     Простое применение греческого алфавита, хотя бы и осложненного новыми знаками, к  передаче славянского языка не могло  удовлетворить славян в то время, как в Моравии созрела идея создать огромную славянскую империю. Так возникает славянский алфавит, составленный греческим миссионером и ученым филологом Кириллом (Константином) с миссионерскими целями. Славянский язык наряду с греческим, латинским и еврейским становится литературным языком, языком христианского культа. Он начинает развиваться как язык цивилизации и литературы, обогащенный греческими и латинскими элементами.

     Создание  славянского литературного языка  и принятие славянами христианства с богослужением на славянском языке было самым значительным культурным фактором, объединившим на время в IX-XI вв. все славянство. Выступая на арену широкой европейской жизни, славянство добивается равноправия своего литературного языка с греческим и латинским - двумя международными языками европейского средневековья.

     Восприняв идеологическое богатство греческого и латинского языков, усвоив сложные  формы синтаксического построения, отчасти созданные по нормам византийской риторики, старославянский язык, опиравшийся на болгарскую фонетико-морфологическую базу (ср. неполногласные формы жд и шт на месте dj и тj и т. п.), вступил в ранг культурных международных языков Восточной Европы. Этот общеславянский письменный язык становится не только церковным, но и литературным языком всего славянского мира: в конце X и в XI в. на нем пишут, читают, проповедуют и служат и в Новгороде, и в Киеве, и в Преславе, и в Охриде, и в Велеграде, и на Сазаве. Произведения на этом языке, возникшие на юге славянства, переписываются и читаются и в Чехии, и на Руси, равно как и написанные в Чехии - и на Руси, и на Балканах. Нет указаний на пользование старославянским языком как литературным у лехитских и лужицких славян. Но известны тесные политические и культурные связи поляков и верхних лужичан с чехами в X и в XI в. и культурные связи русских и поляков в XI в. Единство литературного языка является симптомом тесного культурно-политического единения. [12 ;C.98]

     Только  с того времени, когда немецкое духовенство  с помощью князей в Паннонии, Чехии и Моравии добилось запрещения славянского богослужения и письменности в этих странах, старославянский литературный язык перестал существовать как язык общеславянский. Старославянский книжный язык был пестр по своему составу. В нем скрещивались и сливались разные народно-языковые стихии славянского мира. Церковнославянский язык, кроме болгаризмов и вообще южнославянизмов, включал в себя моравизмы, чехизмы и даже (очень редко) полонизмы. Этот сложный, гибридный характер древнецерковнославянского языка выражался отчасти в фонетических и морфологических колебаниях и вариациях его строя, но и еще ярче - в разнообразии его словаря, его семантики, в богатстве синонимов, в развитой системе значений и смысловых оттенков слов.

     Процесс перевода памятников византийской и западноевропейской латинской литературы на старославянский язык сопровождался творчеством новых слов для передачи новых идей и образов или приспособлением старых слов к выражению отвлеченных понятий. Переводились сочинения церковно-богослужебные, догматические, исторические, научные, поэтические. "Славянский язык, на долю которого выпало сразу воспринять такое накопленное веками наследство чужой культуры, вышел из этого испытания с большою для себя честью. Его словарный запас оказался настолько обширным, что и труднейшие тексты не останавливали переводчиков" (акад. В. М. Истрин).

     Понятно, что этот литературный язык, вступая  на новую этнографическую почву, переходя в Киевскую Русь, проникается  здесь элементами живой восточнославянской речи и в свою очередь оказывает сильное влияние на устную речь культурных слоев общества, на общий разговорный язык Киевской империи.

     Письменность  на славянском языке укрепилась на Руси в X в. Но древнейшие письменные памятники  русского языка датируются XI в. Русский  письменный язык древнейшего периода развивается в двух направлениях. С одной стороны, вырабатывается и эволюционирует, вбирая в себя элементы живой речи восточных славян, русская разновидность старославянского языка, славяно-русский литературный язык (так называемый церковнославянский язык). С другой стороны, старославянской системой письменного изображения, старославянской азбукой пользуется русский государственно-деловой язык, тесно связанный с живыми наречиями восточного славянства и почти свободный от церковнославянских элементов в кругу бытовой и государственной практики. Есть вполне определенные указания на то, что уже в XI в. возникло это двуязычие.

     В XI-XII вв. было очень живо сознание различий между общеславянским литературным ("церковнославянским") и живым русским языком. Так, переводчик Хроники Георгия Амартола иногда сопоставляет литературные славянские и русские бытовые обозначения: "седмиць рекше недiьли нашьскы"; "общимь - нашимь гласомь-повознымь'". Ср. в Хронике Георгия Синкелла: "врачь еже есть цiьлитель"; "епилипсиею яже кручиною усушаеть".

     Историки  русской культуры намечают в начальной  истории славянорусского языка  два периода: один - до половины XI в., характеризуется тесными литературно-языковыми  связями древней Руси не только с  южным, но и с западнославянским миром; другой - с половины XI в., когда произошел слом в системе христианского мировоззрения русского духовенства и правящих классов в сторону византийского ригоризма и аскетизма, отличается сильным ростом византийско-болгарского влияния.

     Конец IX и первая половина X в. были временем оживленной письменности и литературной работы, происходившей в славянских землях, границы которых соприкасались  в X-XII вв. с пределами Южной Руси. Сношения с этими землями не были затруднены. Через эти владения с давних пор пролегали торговые пути, сближавшие Восток с Западом. Лексика древнерусского книжного языка сохранила следы заимствований церковных и нецерковных терминов, сложившихся у западных соседей Киевской земли, правители которой уже с половины X в., начиная с детей Игоря, носили славянские, а не варяжские имена. Географические названия и названия городов в западнославянских землях нередко те же, что и в Киевской Руси. Даже в самой летописи имеется ряд слов и выражений, сближающих ее с паннонскими житиями и с остатками древнейшей чешской письменности. Такие слова, как папежь, оплатъкъ, перегъбы, сустуги, кмети и т. п., могли и не путешествовать предварительно в Болгарию. Целый ряд других слов встречающихся в древнейших памятниках русских, также может быть оправдан западнославянским употреблением, например цесарь (а не кесарь), греческий (а не 'ellenikos), груденъ, вежа, дружина, заповедь, неприязнь (дьявол, inimicus), поганый, палата, правая вера и т. п. [17 ;C.75]

     Церковно-богослужебные  тексты могли перейти на Русь и до крещения всего народа. Поэтому нет достаточных исторических оснований отожествлять начало киевской письменности и культуры с переходом болгарской литературы на Русь. Правда, язык и графика древнейших русских рукописей свидетельствуют о сильном культурном влиянии Болгарии на русскую письменность XI-XII вв. Перешедшая к нам из Болгарии древняя церковнославянская литература составила главный фонд русской литературы. Но в составе древнерусской письменности обнаружен целый ряд переводных памятников с латинского языка, относящихся к трудам западнославянских переводчиков. Надо думать, что "официальному крещению русского народа предшествовал подготовительный период в истории русского просвещения и русской письменно-языковой культуры" (В. И. Ламанский). Иначе было бы необъяснимо и непонятно, как из 5-7-летних ребят, крещеных со своими отцами и матерями по приказу княжескому в конце X в., мог через 30-40 лет явиться на Руси целый ряд известных и неизвестных деятелей христианской культуры, письменности и литературы (например, Упырь Лихой, дьякон Григорий и др.). В одно или два поколения писцов и книжников не могли сложиться такой русско-славянский или славянско-русский язык, стиль, правописание, какие мы видим, например, в Остромировом евангелии, в Служебных Минеях 1095-1097 гг. или у первых древнерусских писателей.

     Однако  подавляющее большинство литературных памятников, сохранившихся от Руси киевского периода, отражает византийско-болгарское влияние.

     В церковнославянском яаыке был широко распространен принцип калькирования, буквального перевода греческих слов. Этим путем язык обогащался множеством отвлеченных понятий и научных терминов. Например беззаконие (anomia), бездушие (apsykhia), богословие (theologia), совесть (syneidesis), согласие (symphonia), предтеча (prodromos), предатель (prodotes) и др.

     Эта волна отвлеченной терминологии, передававшей религиозные, нравственные, философские, научные и т. д. понятия, имела громадное значение для  развития русской культуры.

     Среди сложных слов, образованных по греческому образцу уже в первые века русской письменности, можно отметить множество, таких, которые живы и в современном русском языке, например: крьстоносьць, многообразие, народовластие, плотоядьнъ, раболiьпьнъ, самоличъно, несущьствьнъ и мн. др. под.

     Уже в половине XI в. русские книжники могли свободно владеть общеславянским книжным литературным языком. Такие  блестящие и разнообразные по языку и стилю древнерусские  произведения XI в., как "Слово о  законе и благодати" митр. Илариона и летопись, такие замечательные памятники каллиграфического искусства, как Остромирово евангелие и Изборник Святослава, говорят о высоте литературно-языкового развития древней Руси XI в.

     Славяно-русский  язык в феодальной Руси выполняет  все важнейшие общественно-политические и культурные функции будущего национального русского литературного языка; но вместе с тем это язык не национальный, а международный и притом в основном только письменный, т. е. язык специального назначения.

     Унаследованная  от языческих времен устная словесность и христианская литература в своем стилистическом развитии пошли разными путями. Словесность народная с ее песнями, сказками, пословицами, мифическими сказаниями, с целым рядом народных произведений, еще не оторвавшихся от мифической обрядности, находила лишь случайное и бледное отражение в славяно-русском языке, особенно с XIII в. Правда, связь древнерусского письменного языка XI-XII вв. с живой устной восточнославянской стихией была гораздо более крепкой и тесной. Она коренилась в самом характере раннего древнерусского христианского мировоззрения, еще не искаженного византийским аскетизмом, и в прочности дохристианской обрядно-бытовой и народно-поэтической традиции. В эпоху художественного расцвета Киевской Руси (XI-XII вв.) развивается светская рыцарская поэзия на общерусском языке, зафиксированная в письменной форме. Она претендует на равноправие с клерикальной церковнославянской письменностью. Даже в конце XII в. простой народ в самых коренных основах своей жизни держался дохристианской старины (Ф. И. Буслаев). [13 ;C.28]

     Вместе  с тем обычное право, юридические  нормы, государственное делопроизводство, тесно связанное с традициями живой восточнославянской речи, не могли не приспособить славянской системы  письменного изображения речи для  своего закрепления. И тут проявляется живая струя устной русской речи, так же как и в народно-поэтических произведениях.

     Язык  литературных произведений, язык славяно-русский, остаётся межгосударственным, общерусским  языком в период феодальной раздробленности. На почве этого языка развиваются методы научного изложения, вырабатывается отвлеченная философская терминология, эволюционируют приемы поэтического выражения и риторического воздействия. Между тем распадающийся на поместно-территориальные диалекты язык деловой письменности отражает и изображает действительность для удовлетворения практическим потребностям "как план или карту, а не как картину".

     В XVII в. русский литературный язык вступает в новую фазу своего развития. В  нем усиливается процесс концентрации общенациональных элементов.

     Хотя  в русском письменном языке в XVII в. еще очень явственны следы  былого феодального разобщения, но особенно резкая местная, диалектальная  примесь к литературной речи становится социальным признаком "словесности" низших, подчиненных общественных групп. Московский государственный язык все более упорядочивает в своей структуре смешение и столкновение севернорусских и южнорусских диалектальных особенностей.

     В XVII в. со всей решительностью встает вопрос о перераспределении функций обоих письменных языков: книжного русско-славянского и более близкого к живой, разговорной речи русского - делового, административного. В государственном письменно-деловом языке к этому времени были устранены резкие диалектальные отличия между Новгородом и Москвой.

     Процесс выработки новых форм национального  русского выражения происходит на основе смешения славяно-русского языка с  русской народной речью, с московским государственным языком и с западноевропейскими  языками. Ознакомлению с интернациональной  научной терминологией и выработке русской научно-политической, гражданской, философской и вообще отвлеченной терминологии XVIII в. содействует укрепляющееся значение латинского языка (ср. калькированье латинских слов: искусство - experientia; вменение - imputatio; обязательство - obligatio; договоры - pacta; страсть - affectus; отрицательный - negativus и т. п.).