Геостратегическая политика Китая

Китай, как и Япония, имеет в торговле с США положительное сальдо (более 30 млрд. долл. в год) и по его размерам занимает второе место после Японии.

Любая геополитическая  напряженность между Китаем и  США будет способствовать усилению японо-китайских связей, усилению японского  капитала АТР. Эта угроза способствует объединению стратегических интересов США и Китая. Кроме экономических интересов на сближение двух стран “работает” историческая память китайцев и американцев — память о преступлениях японцев накануне и в годы Второй мировой войны.

Связи Японии и Китая стали завязываться в 60-е годы, во время “холодной” и особенно “горячей войны” между СССР и Китаем (бои на острове Даманском), Китаем и Вьетнамом. Япония выступает преимущественно в качестве кредитора, и сейчас является главным торговым партнером Китая, который является чаще всего покупателем японской техники, технологии и товаров. Безусловно, Япония стремится сдержать наращивание китайского технико-технологического и экспортного потенциала, не пуская соседа на традиционные рынки сбыта своей продукции Обострились японо-китайские экономические, торговые отношения во второй половине 90-х годов конца XX в. островное государство испытывает депрессию, ежегодный прирост ВВП в Японии не превышает 2%, а Китайская экономика, несмотря на жесточайший финансово-экономический кризис в странах АТР, давала и дает прирост ВВП по 10—8% в год9.

Поэтому хотя КНР  и Япония заинтересованы в развитии двусторонних экономических и торговых связей, но в то же время выступают  как конкуренты на рынках стран АТР, АСЕАН, США, Африки, Европы и т.д.

Увеличивают продажу  своих товаров в Китае Англия, Германия, Франция и Италия. Но в  последние годы они стали больше уделять внимания росту прямых капиталовложений в экономику этой страны.

Для отношении КНР  со странами АСЕАН и “четырьмя  малыми драконами” характерны процессы конкуренции, притяжения и отталкивания. Тем не менее в отношениях с “малыми драконами” главной линией является становление экономической и производственной кооперации. В отношении стран АСЕАН превалирует конкуренция. Страны АСЕАН опасаются военной угрозы со стороны Китая. По оценкам западных специалистов, на Тайване разработана долгосрочная программа, предусматривающая превращение его в азиатско-тихоокеанский региональный экономический центр, способный занять центральное место в АТР и даже в мире. Тайвань намерены сделать операционной базой инвестиционной и предпринимательской деятельности местных и иностранных компаний. Кроме того он, по замыслу разработчиков программы, должен стать центром обрабатывающей промышленности, финансовой, телекоммуникационной и транспортной активности в АТР, т.е. превратиться в лидера в развитии региональной экономической интеграции.10

В Китае тоже имеется  аналошчный план — “план Пудун”. Он предполагает формирование в районе Шанхая гигантского (с охватом в 100 млн. человек) международного промышленного, финансового, торгового, транспортного и культурного центра, способного занять лидирующую роль в АТР11. На этом вопросе мы останавливаемся потому, что в XXI в. вероятнее всего произойдет объединение двух Китаев в один и тогда он превратится в самую мощную финансово-экономическую империю.

9.4. Демографическая  политика Китая

В основе промышленно-экономической  стратегии Китая лежит концепция  ресурсосбержения. Но для того чтобы  выйти на уровень материального достатка среднеразвитых стран Европы, о чем объявило китайское руководство, КНР потребуются природные ресурсы еще одной планеты “по имени Земля”. Отсюда и выдвижение тезиса “демографического империализма”. Авторы этого тезиса У.Гогуан и Ван Чжаоцзюнь в книге “Китай после Дэн Сяопина: десять сущностных проблем” пишут, что любой стране мира будет угрожать крах, если хотя бы 10% китайцев устремятся за пределы своей страны. Этот тезис уже реализуется в Сибири и на нашем Дальнем Востоке. Если Пекину даже удастся ужесточить демографическую политику “одна семья — один ребенок”, то к 2015 г. численность населения КНР возрастет как минимум на 300 млн. человек. Примерно на 125— 140 млн. человек увеличится армия наемных работников.

КНР преодолевает немало трудноразрешимых проблем. В частности, по официальным данным, почти четверть взрослого городского населения — безработные, это почти 250 млн. человек. Такое сложное социальное явление порождает настроения эмиграции. Она есть в Китае: официальная и нелегальная. Китайцы чрезвычайно трудолюбивы, быстро адаптируются в новой обстановке, легко приспосабливаются даже к экстремальным условиям, неприхотливы в еде, легко переносят жару и холод и т.п. Вот эта уверенность в своих силах, способность жить везде и является одной из немаловажных причин готовности безработного жителя Поднебесной к эмиграции. По данным экспертов на территории РФ, особенно на Дальнем Востоке и в Забайкалье, нелегально проживает около 2 млн. китайцев. Они занимаются торговлей, земледелием, заводят семьи и получают вид на жительство. Если называть вещи своими именами, идет тихая, ползучая китаизация приграничных земель России. Всего же китайцы с помощью официальных и неофициальных каналов “осваивают” 72 страны мира.

К концу XX в демографическая  нагрузка на китайские части российско-китайских речных бассейнов превышает российскую в 17 раз. Немалая часть китайцев (по российским стандартам) вовлечена в различные формы проникновения на юг Дальнего

Востока, Забайкалья, Сибири, а также на территории Казахстана и Киргизии, куда также активно проникают китайские казахи и киргизы Не сняли китайцы и своих претензий в отношении Горно-Бадахшанской области в Таджикистане.

Если учесть, что  население Средней Азии удваивается  через каждые 23—25 лет, а его расселение жестко ограничено пустынями и высокогорными территориями, то не исключено, что внимание узбеков, казахов, киргизов, как и китайцев, может быть привлечено к жизненным пространствам Алтая, Сибири Пока же в Средней Азии идет борьба за перераспределение сфер национального влияния и пересмотр нарезанных в начале 20-х годов XX в. границ Так, Ферганская долина после развала СССР превратилась в объект острых территориальных разногласий между Узбекистаном, Киргизией и Таджикистаном. Сейчас таких территориальных споров между тремя бывшими советскими республиками более десятка Они принесли уже кровь и трагедии для тысяч людей. Эти военные конфликты “выдавливают” в основном русское население (но не только русское) в Россию. Но в этно-территориальные конфликты, происходящие в Средней Азии, Казахстане, Киргизии, могут вмешаться не только этнические казахи и киргизы Китая, а также уйгуры, монголы, тибетцы, проживающие на Северо-Западе КНР, во внутренней Монголии. Что касается внешней Монголии, то территория им не нужна, жизненного пространства им хватает, но подпирает с юга могучий сосед — Китай. Куда пойдет его экспансия? В Улан-Баторе этого не знают, как не знают этого и в Москве

9.5. Интеграция в  “Большой Китай”

Обозначенные выше, а также и другие проблемы существования  и развития Китая заставляют его искать выход из создавшейся сложной демографической, социальной, экологической и экономической ситуации. Поэтому к геостратегии великого соседа присматривается не только Россия, но и другие сопредельные страны Юга и Юго-Востока, страны Азиатско-Тихоокеанского региона.

АТР в XXI в. приобретет еще более важное геополитическое  значение. Он превратится в одно из главных геополитических, экономических звеньев в мировой системе отношений Экономика Китая, Тайваня, Малайзии, Филиппин, Таиланда в 90-х годах росла самыми высокими темпами в мире. Во многом это было достигнуто благодаря созданию Азиатско-Тихоокеанского экономического сообщества. Есть все признаки по формированию “Большого Китая”, или Китайского общего рынка, куда войдут Китай, Тайвань, Сянган (Гонконг), Аомэнь (Макао), Сингапур.

На общей национальной и культурной базе между этими  странами и территориями складываются и упрочиваются тесные производственно-экономические связи, образуя костяк “Большого Китая”. Конкурируя между собой, субъекты — элементы потенциального “Большого Китая” — идут по пути тесной интеграции. В перспективе в первой половине XXI в. на мировую арену может выйти мощнейшая мировая супердержава с четвертью населения земного шара на стратегически важном геополитическом пространстве. Она сможет регулировать жизнь не только этносов, проживающих на территории “Большого Китая”, но и многочисленных китайских общин, разбросанных по всему миру.

Сейчас в АТР  переплетаются интересы многих государств, в первую очередь промышленно  и финансово развитых, включая  и Россию, имеющую с Китаем 4000-километровую границу.

Таким образом, “Большой Китай” может в XXI в. стать объективной  реальностью. По своим макроэкономическим показателям это геополитическое объединение (КНР, Тайвань, Сянган, Аомэн, Сингапур) уже сейчас значительно превосходит Германию, Францию, Италию и Великобританию, вместе взятые. (В число важнейших макроэкономических показателей журнал “Аsiaweek” включает экспорт, валютные резервы без золотого запаса, баланс текущих операций, объем операций на фондовых биржах). Для сравнения можно сказать, что экспорт России составляет примерно 1:14 экспорта стран — потенциальных членов “Большого Китая”, а валютные резервы — 1:55 в пользу альянса.

Можно утверждать, что  в результате бурных экономических, политических процессов в АТР  сложилась принципиально новая  геополитическая обстановка, в которой  “вызревает” “Большой Китай”.

9.6. Сущность геополитики Китая

На протяжении столетий геополитика Китая носила двойственный характер. Это обусловлено тем, что, с одной стороны,

“Срединное царство” принадлежало к Rimland, береговой зоне Тихого океана, а с другой — Китай  никогда не был таласоократическим государством, так как всегда ориентировался на континентальные архетипы. Само историческое название Китая — “Срединная империя” — говорит о его теллурократическйх устремлениях.

С начала XIX в. Поднебесная  постепенно превращается в полуколонию  Запада (в большей части Великобритании). Поэтому с начала XIX в. вплоть до 3 октября 1949 г. (победа народа под руководством коммунистов над Гоминданом) геополитика Китая была в своей основе атлантистская. Китай выступал в качестве евразийской береговой базы Запада. После победы над Гоминданом и провозглашения Китайской народной Республики (3 октября 1949 г.) в течение 10. лет Китай шел в русле просоветской, по сути евразийской политики. Затем КНР исповедовала идеологию “автаркии” — опоры на собственные силы. После смерти Мао Цзедуна, в середине 70-х годов КНР вновь стала входить в русло атлантистской геополитики. Это было обусловлено прагматической философией Дэн Сяопина (отца китайских реформ) и его сторонников. Больше дивидендов получал Китай от контактов с Западом, нежели с СССР, а теперь — с Россией. Во-первых, на Западе — деньги, кредиты, технологии, необходимые для индустриального развития КНР. Во-вторых, пекинское руководство смотрело в XXI в.: население Китая к середине будущего тысячелетия перевалит за 1,5 млрд. человек. Значит, для Поднебесной нужны новые территории. А они есть только на Севере и Дальнем Востоке. Следовательно, дружба с СССР, а сейчас с Россией связывает свободу геополитических действий Китая в Монголии, Забайкалье, в Казахстане и на Дальнем Востоке. Отсюда можно сделать вполне обоснованный вывод, что южный сосед опасен для России: во-первых, как геополитическая база атлантизма, во-вторых, как “глобальный человечник” — огромный инкубатор по производству людских ресурсов, страна самой высокой в мире демографической плотности.

Еще в начале 60-х  годов, когда обострились советско-китайские  отношения, бывший Председатель ЦК КПК  Мао Цзедун заявил, что четыре тысячи лет тому назад, когда в Китае  уже была письменность, варвары, населяющие территорию нынешней России, еще ходили в звериных шкурах. В этом заявлении, как в зеркале, отражается великоханский шовинизм китайцев, обусловленный замкнутой расово-культурной спецификой. Это высокомерие китайцы демонстрируют везде, во всех уголках земного шара, где бы они ни поселились. И те страшные погромы китайских кварталов, что произошли весной 1998 г. в Индонезии, — месть не только за нещадную эксплуатацию индонезийцев со стороны хуацяо (этнических китайцев), но и за их снобистское поведение.

Эти и другие факты позволяют с определенной долей осторожности сделать вывод, что Китай является потенциальным геополитическим противником России на Юге и Дальнем Востоке. Наши ученые, специалисты по Китаю, геополитики предлагают разные варианты решения этой проблемы. Например, А. Дугин считает, что

геополитическая задача России в отношении самого восточного сектора своего “внутреннего” южного пояса заключается в том, чтобы  максимально расширить зону своего влияния к югу, создав как можно  более широкую пограничную зону12.

Применительно к  Китаю, по его мнению, речь идет о  силовом позиционном геополитическом  давлении, о провокации территориальной  дезинтеграции, дроблении, политико-административном переделе государства.

А. Дугин полагает, что необходимо установить более  тесные отношения с Синьцзянем (Севере-Западный Китай) — древнейшей страной, имеющей долгую историю политической автономии. Эти земли населены уйгурами — тюркским этносом, исповедующим ислам. Китайцы контролируют эту провинцию, часто применяя военную силу, подавляют все попытки населения региона отстоять религиозную и этническую автономию. Он пишет:

Южнее Синьцзяня  простирается Кунь Лунь и Тибет... отдельная  страна с особым населением, специфической  религией, древнейшими политическими  и этническими традициями. Власть Пекина здесь... основана на прямом насилии, как и в Синьцзяне13.

“Россия, — считает  А. Дугин, — геополитически прямо  заинтересована в активной поддержке  сепаратизма... и начале антикитайской  национально-освободительной борьбы во всей этой области”. В будущем эти территории должны вписаться в евразийскую континентальную федерацию, так как их с атлантизмом не связывает ни география, ни история. Кроме того,