В то же время один из ключевых вопросов – удастся ли России использовать вызванные или усугубленные кризисом финансово-экономические трудности для налаживания интеграции, пусть и в ограниченных форматах остается открытым.

     Надежды на такие сдвиги в начальной и  острой фазе кризиса были высоки. Предполагалось, что, обладая солидными золотовалютными запасами, Россия с условиях финансово-экономического кризиса сможет сделать решающие шаги  для восстановления нарушенных экономических связей с постсоветскими государствами.

     В конце 2008г. – начале 2009г. ситуация кризиса рассматривалась как отправная точка для решительного прорыва в сфере финансовой интеграции в рамках СНГ, для стабилизации курсов национальных валют, интеграции национальных фондовых рынков, гармонизации финансовых стандартов, развития и объединения трансграничных платежных систем. Один из весьма дружелюбно настроенных американских специалистов по России Р.Легволд в феврале 2009г. подчеркивал, что главным инструментом в изменении хрупкого баланса на постсоветском пространстве является финансовый кризис: «если Россия сумеет преодолеть его, она сможет установить более сильное влияние в регионе, которое поможет стабилизировать отношения. Если состояние российской экономики будет ухудшаться, равновесие на постсоветском пространстве станет еще более нестабильным».⁴

     Действительно Россия пошла на большие расходы. Был создан антикризисный фонд ЕврАзЭС  в размере 10 млрд. долл. (из них 7,5млрд.долл. российских) – однако ратификация  документов фонда откладывалась; оплачены Киеву 2,2 млрд.долл. авансом за транзит газа в Европу через территорию Украины; выделены кредиты Белоруссии в 1,5 млрд. долл., Киргизии (для сравнения: МВФ осенью 2009г. принял решение о предоставлении Украине четвертого транша кредита stand by в размере 3,8 млрд. долл.; общая сумма переведенных Минску средств МВФ составила 2,23 млрд. долл.).

     Тем не менее, коэффициент по шкале «затраты - эффективность» был низким. Ни одна из инициатив России, включая предложение  перейти на расчеты в национальных валютах и создать резервную  валюту, не была реализована. Тем временем, пообещав финансовую поддержку объемом менее 1 млрд. евро в течение 5 лет шести государствам, принятым в программу «Восточное партнерство», Евросоюз добился того, что Белоруссия не признает независимость Южной Осетии и Абхазии, и вплоть до конца октября 2009г. не подписывала соглашение о создании Коллективных сил оперативного реагирования ОДКБ. Киргизия, получив от России кредит в 1,5 млрд. долл., заявила о закрытии американской базы в аэропорту «Манас», а спустя несколько месяцев когда США предложили увеличить ежегодную аренду с 17,4 до 60 млн.долл., открыла её вновь под другим названием.

     Наконец, в пулу ННГ, проводящих многовекторную политику, присоединяется и непризнанная Абхазия. Часть её политической элиты  выражает недовольство «ущемлением» со стороны Москвы. А президент Абхазии Сергей Багапш  незадолго до декабрьских выборов – т.е. в качестве предвыборного хода – опубликовал в «Washington Times» статью, в которой выражая благодарность России за поддержку в критический момент, тем не менее, четко обозначил свою позицию: «как и другие абхазы, я сразу же воспользуюсь шансом строить нашу экономику при поддержке других. Мы независимая страна и не принимаем будущее под опекой любого другого государства»⁵

     Еще одним важным шагом для налаживания интеграции стало подписание Россией, Белоруссией и Казахстаном 27 ноября 2009г. в г. Минске документов о Таможенном союзе трех государств(рынок в котором будут участвовать 170 млн.человек и $2 трлн. капиталла).

     В 2010г., учитывая опыт предыдущих начинаний, шансы на реализацию продукта  
 
 
 
 
 

    Присутствие или влияние России в Белоруссии вызвано несколькими блоками  интересов. Во-первых, геополитическое  положение Белоруссии – на стыке  Евросоюза и России – формирует  особое положение этого государства. Через Белоруссию проходит транзит углеводородов в Европу. Есть планы по созданию транспортного коридора из Юго-Восточной Азии в Европу через Россию и Белоруссию. Кроме того, Белоруссия разрывает буферную зону, которая образовывается вокруг России в случае создания Сообщества демократического выбора (Грузия, Украина, Эстония, Латвия, Литва, Молдавия и Польша подписали Декларацию о создании СДВ).

    Взаимоотношения России и Белоруссии имеют серьезную  экономическую платформу. Россия заинтересована в транзитных услугах для российского газа, железнодорожного и автомобильного транспорта, электроэнергии.

    А для Белоруссии Россия важна как  огромный рынок потребления ее товаров. Допустим, ту же   сельхозпродукцию ей сложно куда-то "сгрузить",  кроме России, Украины, Литвы. Но в Литве и Украине полно своих продуктов, а Европа защищает свою территорию так, что и близко не подойдешь с одним пакетом молока.

    Если  проанализировать отношения Белоруссии и России за 1995 – 2009гг., то совершенно очевидно, что политическое руководство Беларуси и России занималось имитацией интеграции.

    В течение последнего года отношения  России и Белоруссии были неровными: противоречия по вопросам о ценах  на газ и нефть, запрет на ввоз в  Россию белорусской молочной продукции, личные конфликты между лидерами двух стран. Сегодня все чаще говорят о новом обострении, которое способно изменить «волнообразную» траекторию российско-белорусских отношений. По мнению политологов, высока вероятность того, что Белоруссия выберет так называемую «украинскую модель», в основе которой лежит высокий уровень конфликтности с Россией и ставка на сотрудничество с Западом.

    На  сегодняшний день можно с достаточной  долей уверенности предположить, что взаимоотношения Москвы и  Минска начали движение, как минимум, в сторону так называемой «украинской модели». Эту модель отличают три взаимосвязанных элемента: а) высокий уровень конфликтности с Россией, наличие хронических проблем, стабильно не разрешаемых десятилетиями; б) принципиальный отказ от следования во внешнеполитическом кильватере России, постоянный поиск региональных и внерегиональных альтернатив; в) ставка на сотрудничество с Западом в целях нейтрализации российского прессинга.

    Сегодня все элементы описанной модели проявляются  в политике Минска. Суверенитет страны идеологически и на практике превратился в главный инструмент защиты властных полномочий правящей элиты, вызов которым могут в первую очередь представлять собой интеграционистские инициативы Москвы, будь то предложение вступить в состав России отдельными субъектами или ввести единую валюту с одновременной утратой права эмиссии собственной валюты. Экономический конфликт с Россией перерос в политический. Затягивание, а фактически отказ от признания независимости Абхазии и Южной Осетии служит неоспоримым свидетельством выхода Белоруссии из числа стран, на чью поддержку Москва может рассчитывать автоматически. Активизация контактов с Евросоюзом говорит о поиске и получении нового для Минска внешнеполитического ресурса.

    Белорусское руководство не испытывает серьезного давления со стороны оппозиции. Все ключевые решения принимаются президентом, который находится у власти с 1994 г. и в течение многих лет боролся за имидж главного интегратора постсоветского пространства. Уход от этого имиджа, как политически невыигрышного, можно объяснить только осознанием глубоких перемен в собственной стране.

    Как минимум два компонента российской политики наверняка испугали белорусское  руководство и могли создать  впечатление, что целью России является превращение Белоруссии в слабое и несамостоятельное государство, а потенциально – смена режима. 

    Во-первых, Белоруссия с ее закритической степенью энергетической зависимости от России (через территорию страны проходит только 20 % экспорта российского газа в Европу, там нет стратегических газохранилищ, и потому, в отличие от транзитного монополиста Украины, говорить об отношениях взаимозависимости в данном случае невозможно) стала объектом последовательного использования энергетических инструментов давления. Впервые к отключению газа для усиления переговорной позиции в отношении Белоруссии Москва прибегла в феврале 2004 г. За этим последовали газово-нефтяной кризис 2006–2007 гг., сопровождавшийся взаимным перекрытием подачи и транзита энергоносителей, и уже упомянутое резкое ограничение беспошлинных поставок нефти в Белоруссию в 2010 г. Цена газа для Белоруссии возросла с 22–25 долларов за тысячу кубических метров в 2002 г. до почти 170 долларов в первом квартале 2010 г. Планы строительства Россией газопровода «Северный поток» и Балтийской трубопроводной системы-2 (БТС-2) поставили Минск перед угрозой окончательной потери транзитных доходов.

    Вместе  с тем характерно, что переход  трубопроводной инфраструктуры под  контроль «Газпрома» (к весне 2010 г. российский монополист стал владельцем 50 % акций  «Белтрансгаза») в целом не повлиял  на тенденцию к усложнению энергетического положения страны. Это не может не добавлять сомнений относительно целесообразности допуска российских компаний к приватизации ведущих предприятий белорусской нефтепереработки, вокруг которой образовался один из основных узлов противоречий в двусторонних отношениях.

    Во-вторых, Белоруссия не оправдала ожидания России относительно признания независимости  Абхазии и Южной Осетии. При  этом Москва, рассчитывая, по-видимому, на поддержку союзника, не обращала внимания на то, что взаимоотношения  Минска и Тбилиси всегда отличались от российско-грузинских и никогда не прерывались. Не придавалось значения и тому, что Белоруссия, как и республики Центральной Азии, не может проигнорировать позицию Китая, сводящуюся к примату принципа территориальной целостности. Наконец, Россия почему-то не учла тот очевидный факт, что для любой из постсоветских стран – и Белоруссия не является тут исключением – легитимация изменения границ в результате силовых действий, что бы к ним ни привело, является опаснейшим прецедентом, создания которого все они хотят избежать.

    По  сути, от Минска ожидали самоограничения  суверенитета. Заявление Владимира  Путина во время его визита в Брест  в марте 2010 г. о том, что непризнание  Абхазии и Южной Осетии является ценой, которую стоит заплатить  за нормализацию отношений между Белоруссией и Западом, было лишь запоздалой попыткой спасти лицо и одновременно вынужденным признанием дипломатической неудачи.

    Очевидно, российская политика в отношениях с  Минском оказалась неспособной  отделить прагматический подход от «ценностного». В то время как в энергетической сфере Москва преследует конкретные интересы компаний и государственного бюджета, в области внешней политики она, кажется, исходит из наличия некоей ценностной общности, априори предусматривающей совпадение позиций России и Белоруссии в том, что касается Запада.

    При всей сложности и разноплановости  российских интересов в соседней стране адекватная модель отношений  требует восприятия Белоруссии в  качестве самостоятельного государства-союзника, которое необязательно определяет свои интересы как идентичные российским. На стратегическом уровне речь идет об отказе от мышления в категориях исключительных сфер влияния и о признании права выбора. На тактическом уровне такой подход подразумевает прозрачность и четкое разграничение между различными составляющими взаимоотношений. Он позволяет предотвратить нелегитимное изъятие Белоруссией ренты от реэкспорта российских энергоносителей, но одновременно требует фиксации финансовых обязательств Москвы по военному сотрудничеству, оплате баз и даже модернизации белорусских вооруженных сил. Экономически это все равно было бы выгодно России, к тому же позволило бы избежать повторяющихся в ее адрес обвинений в оборонном иждивенчестве за счет Белоруссии.

    Россия  и Украина

    Тесная взаимосвязь России и Украины обосновывается как их геополитическим положением, так и общей историей, повлекшей за собой тесное переплетение этнических, языковых, экономических, а также множества других связей.

    Россия  объективно является важнейшим стратегическим партнером Украины, прежде всего в основополагающем - экономическом - аспекте; на протяжении всех лет независимости она прочно удерживает первое место в числе основных внешнеэкономических партнеров Украины: на нее приходится около 40% украинского внешнеторгового оборота. В свою очередь, геостратегическое положение Украины делает ее одним из наиболее важных внешнеполитических партнеров России. Проходящие через территорию республики жизненно важные транспортные магистрали связывают Россию с Западной Европой и миром, без которых она значительно затруднит себе торгово-экономические связи, а также присутствие и влияние в ряде стратегически важных регионов.

    Важным  фактором, воздействующим на отношения  РФ и Украины, является политика балансирования последней на противоречиях между США и РФ. Для России позиция Украины особенно значима в связи с тем, что после продвижения НАТО на восток она оказывается на линии нового раздела Европы, и от ее политики во многом будет зависеть безопасность России.

    Во  время президентства Леонида Кучмы Украина придерживалась «многовекторного» геополитического курса, благодаря чему отношения между Украиной и Россией оставались на приемлемом уровне. Ситуация обострилась со времён так называемой «Оранжевой революции» 2004 года, рассматриваемой многими как проплаченная акция западных НПО. Новая власть объявила об односторонней ориентации на Запад, и продолжения курса, начатого при президентстве Л. Д. Кучмы, на вступление в НАТО и ЕС, несмотря на то, что, в особенности, первое отвергается большей частью населения Украины. Дополнительное напряжение с одной стороны вносили попытки украинской власти внедрить новые трактовки различных исторических событий и персонажей, таких как Голодомор, УПА или гетман Мазепа.

    В грузино- югоосетинском конфликте Украина однозначно встала на сторону Грузии, США, НАТО и Евросоюза. К тому же она была ключевым поставщиком военной техники и вооружений в Грузию. Украинское руководство в лице Виктора Ющенко, а также пропрезидентских партий выступило против признания Россией независимости Абхазии и Южной Осетии и за сохранение территориальной целостности Грузии.