Судьба человека

В философии судьба понимается как предопределенность событий и поступков, совокупность всего сущего, которое влияет и не может не влиять на бытие человека, народа и т. д. Греки персонифицировали судьбу в виде Мойры, Тюхе, Ате, Адрастеи. Понятие судьбы у них было тесно связано со справедливостью, которая в свою очередь была одной из кардинальных (главных) этических добродетелей. Мы можем сочувствовать прикованному Прометею, но смысл одноименной трагедии Эсхила как раз заключался в том, что закон судьбы неумолим и к людям, и к богам-олимпийцам, и к титанам. 
Христианская теология, если не считать некоторые отклонения от генеральной линии в виде Пелагианства в целом придерживалась учения о предопределении Августина Блаженного. Смысл его заключался в том, что поскольку на всех людях лежит первородный грех, решение о том, кто будет спасен, а кто нет, определяется исключительно произволом Бога: мы все равны перед Ним в грехе и никакие наши личные заслуги не могут этого изменить. Эта экстремальная точка зрения была смягчена Фомой Аквинским в основном за счет положения о том, что участь человека может быть изменена церковью (что, конечно, весьма благотворно сказалось на материальном положении последней). Однако, она была возрождена Кальвином, но в очень своеобразном ключе. Он считал, что мы не можем изменить нашу судьбу, но мы можем ее узнать по внешним признакам. А именно, если человек состоятелен, имеет хорошую работу, семью, приближен к власти – то он и будет спасен. Так, по сути крайне детерминистская концепция послужила опорой для создания протестантской этики, и, как считают многие, сыграла огромную роль в становлении современной западной цивилизации. 
Великие восточные мыслители были не столь категоричны. Будда говорил: «Вы жертвы не внешнего закона, а внутренней причины». И буддизм, и даосизм и конфуцианство признают, что человек может изменить свою судьбу. Собственно говоря, известная поговорка: «посеешь привычку – пожнешь характер, посеешь характер – пожнешь судьбу», – не что иное, как парафраз древней Китайской притчи: 
«Конфуций любовался в Люйляне [водопадом]; струи спадают с высоты в три тысячи жэней, пена бурлит на сорок ли. Его не могут преодолеть ни кайманы, ни рыбы, ни черепахи – морские или речные. Заметив там пловца, [Конфуций] подумал, что тот с горя ищет смерти, и отправил своих учеников вниз, чтобы его вытащить. [Но тот] через несколько сот шагов вышел [из воды] с распущенными волосами, запел и стал прогуливаться у дамбы. 
Конфуций последовал [за ним] и [ему] сказал: 
– Я принял тебя за душу утопленника, но вгляделся: ты – человек. Дозволь задать вопрос: владеешь ли секретом, [как] ходить по воде? 
– Нет, – ответил пловец. – У меня нет секрета. От рождения – это у меня привычка, при возмужании – характер, в зрелости – это судьба. Вместе с волной погружаюсь, вместе с пеной всплываю, следую за течением воды, не навязывая [ей] ничего от себя. Вот почему я и хожу по воде. 
– Что означает "от рождения – это привычка, при возмужании – характер, в зрелости – это судьба?" – спросил Конфуций. 
– Я родился среди холмов и удовлетворен [жизнью] среди холмов – [такова] привычка; вырос на воде и удовлетворен [жизнью] на воде – [таков] характер; это происходит само по себе, и я не знаю почему – [такова] судьба.» 
Таким образом вопрос о судьбе собственно говоря является вопросом о том, является судьба роком или человек может ее изменить, это вопрос о соотношении свободы и детерминизма. 
Два весьма авторитетных течения в психологии: бихевиоризм и психоанализ причину человека, если так можно сказать, помещали вне его. Бихевиоризм в его классическом варианте вообще имел дело с «пустым» организмом, психоанализ исходил из жесткой детерминированности судьбы событиями раннего детства. Лично я, впервые прочитав Фрейда (кажется это было «Введение в психоанализ») никак не мог понять, почему же он так упорно называет свою весьма спекулятивную конструкцию подлинно научной теорией. Понимание пришло позже. Действительно, жесткий детерминизм Фрейда соответствовал естественнонаучной парадигме, но – вековой давности, в духе Лапласа. В современной Фрейду науке от былого механистического детерминизма не осталось и следа. К этому времени относятся открытия в области квантовой физики с ее соотношением неопределенностей, копускулярно-волновым дуализмом, к чуть более позднему периоду – исследования хаотических явлений и гипотеза большого взрыва. Как бы то ни было, вот что писал Фрейд по этому вопросу: «Глубоко укоренившаяся вера в психическую свободу и выбор… совершенно не научна и должна уступить место утверждениям детерминизма, который управляет психической жизнью». Ролло Мэй очень точно назвал эту позицию «крахом личной ответственности». 
Третья сила в психологии – гуманистическое направление, наконец, поместила причину человека внутрь него. А. Адлер – один из предтеч гуманистической психологии (хотя в учебниках его теорию почему-то часто помещают в раздел психоаналитических теорий личности) в своей концепции стиля жизни, которая очень напоминает по смыслу судьбу, признавал, что, хотя стиль жизни формируется в раннем детстве, его можно изменить. Основоположники же этого направления: Маслоу, Гольдштейн и Роджерс считали, что тенденция к развитию человека заложена в нем самом в виде особой потребности (мотива) – самоактуализации. Жизнь человека, таким образом, – это процесс развертывания его потенциала. В наиболее явном виде этот подход реализован Роджерсом, Ш. Бюллер и С. Джурардом, в менее выраженном – Маслоу. Однако в любом случае остается вопрос – что за потенциал, кем он заложен, можно ли его изменить? Будучи существенным шагом вперед в развитии идеи автономности человеческого существа, и возможности управлять своей судьбой это направление гуманистической психологии осталось в сущности преформистским. И это – ключевой момент его расхождений с другим крылом гуманистического направления – экзистенциальным. Настолько ключевой, что после смерти Маслоу, объединявшего своим авторитетом и харизмой эти два направления, был поставлен вопрос о том, существуют ли «две гуманистические психологии или одна» (Д. Роуэен). Нет, конечно и безусловно, экзистенционалисты согласны с тем, что « судьба человека полагается в нем самом » (это цитата из статьи Сартра с говорящим само за себя названием «Экзистенциализм – это гуманизм»). Однако, каким образом человек реализует свою судьбу? А следовательно, каким образом он может (и может ли вообще) ее изменить? Ведь оставаясь на позиции личностно-центрированного подхода нельзя не признать, что он в определенном смысле снимает ответственность с человека за его судьбу: ну, что поделаешь, не заложен во мне такой потенциал. Другая знаменитая цитата из Сартра, можно сказать квинтэссенция экзистенциализма: «Существование предшествует сущности». Для себя я это высказывание часто упрощаю: «Жизнь богаче схем». Это, конечно, не вполне серьезно. Но по большому счету и то и другое означает, что нет никаких заранее заложенных в нас сущностей, т.н. природы, потенциала, которые бы определяли направление и границы нашего развития, нашей судьбы. Наша судьба определяется выборами, которые мы делаем, и этот подход кардинальным образом отличается от личностно-центрированного. У Мамардашвили (хотя его нельзя отнести к экзистенциалистам) есть очень точная мысль по этому поводу: «Мы живем в мире, в котором ничто еще не случилось». Т.е. любой человек в каждый момент своего времени находится как бы в точке большого взрыва собственной вселенной, в особой сингулярности, в которой прошлое не важно и не имеет над ним власти. Это означает, что человек творит себя сам, он есть то, «каким он сделает себя сам». И именно он, а не Бог или иная сущность определяет, а следовательно, несет ответственность за свою судьбу. Для меня лично эта мысль важна еще и потому, что ставит вопрос о вере в совершенно другой плоскости. Есть Бог и...

И в заключение приведу рубаи Омара Хайамы. 
Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь, 
Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь, 
Ни былой, ни грядущей минуте не верь, 
Верь минуте текущей-будь счастлив теперь.