Религия как форма духовности

Тесная  и неразрывная взаимосвязь религии  и нравственности вовсе, однако, не означает их тождества. Для того чтобы  это было понятно, необходимо, кроме  взаимной связи, показать и их различие. 

Многие  даже выдающиеся философы не понимали этого различия. Так, например, И. Кант утверждал: «Религия, по материи или  по объекту, ничем не отличается от морали, т. к. общий предмет той  и другой составляют нравственные обязанности; отличие религии от морали только формальное» («Спор факультетов», 1798). 

Это формальное отличие состоит, по Канту, в том, что религия побуждает нас  смотреть на наши нравственные обязанности  не просто как на требование нравственного  долга, но как на Божественные заповеди. 

Воззрения, по которым самое существенное в  религии относится к морали, а  все остальное только к форме, высказывались давно. Таково, по существу, учение Будды и Конфуция. В древнегреческой  философии стоики считали мораль выше религии. Отождествлял религию  с моралью и Л.Толстой. 

Для того чтобы понять различие между религиозным  и нравственным чувством, следует  обратить внимание на психологию этих переживаний и на различие объектов их. Нравственное чувство характеризуется  стремлением к нравственно-доброму; религиозное же чувство – к бесконечному, совершенному во всех отношениях, к абсолютному. Цель первого – удовлетворение требования нравственного долга и стремление к нравственному совершенству, цель второго – единение с Богом. 

Христианство  категорически утверждает, что без  помощи Божией невозможно ничего делать и даже просто жить. 
3. Религия и исскуство

Проблема  соотношения религии и искусства  очень важна как для атеистической  теории, так и для практики атеистического воспитания.  

Известно, что на протяжении длительной исторической эпохи искусство было тесно связано  с религией. Его сюжеты и образы в значительной степени заимствовались из религиозной мифологии, его произведения (скульптуры, фрески, иконы) включались в систему религиозного культа. Многие защитники религии утверждают, что  она содействовала развитию искусства, оплодотворяла его своими идеями и образами. В этой связи встает вопрос о подлинном соотношении  искусства и религии, о характере  их взаимодействия в истории культуры.  

Даже  в эпоху господства религии в  духовной жизни общества искусство  нередко выступало как сила, враждебная религии и противостоящая ей. История  свободомыслия и атеизма неразрывно связана с историей искусства. Прогрессивное  искусство прошлого и сейчас может  быть с успехом использовано в  системе атеистического воспитания трудящихся. Важную роль в формировании научного мировоззрения у тружеников развитого социалистического общества призвано играть советское искусство. Сила искусства -в его доходчивости, в его эмоционально-психологическом воздействии. С помощью искусства атеистические идеи могут проникнуть в самые различные слои населения. В формировании нового человека существенную роль играет развитие эстетического творчества масс, все более полное удовлетворение их эстетических потребностей. Отсюда вытекает важность изучения вопроса о роли искусства в системе атеистического воспитания.

У истоков  религии и искусства 

Научное понимание соотношения религии  и искусства невозможно без изучения их генезиса. Проблема происхождения  религии и искусства вызывала и вызывает в настоящее время  острые дискуссии. Споры, ведущиеся между учеными разных специальностей (археологами, этнографами и т. п.) по вопросам происхождения искусства и религии, вызваны отчасти тем обстоятельством, что в распоряжении ученых находятся лишь отрывочные, разрозненные факты, относящиеся к первобытной эпохе, а также тем, что истолкование археологических источников (дошедших до нас наскальных изображений, предметов мелкой пластики, орнамента и т. п.) не является, как правило, однозначным и создает возможность нескольких гипотетических суждений. Однако это лишь одна сторона дела. Другая - и гораздо более важная — состоит в том, что проблема происхождения религии и искусства была и остается ареной острой идеологической борьбы, борьбы идеализма и религии против научного, материалистического мировоззрения. Поэтому как методологические предпосылки, так и выводы многих буржуазных ученых определяются их общими философскими, мировоззренческими позициями, что неизбежно накладывает отпечаток на интерпретацию ими известных науке фактов.  

Первобытное искусство было открыто лишь во второй половине XIX в. В археологии в это время существовало мнение о первобытном человеке как о „троглодите", который стоял на весьма низкой ступени развития культуры и чья жизнь ограничивалась лишь удовлетворением основных материальных потребностей. Поэтому первые находки в Европе гравюр на кости оленя с превосходно выполненными изображениями животных первоначально датировались исследователями началом нашей эры, в то время как в действительности они были созданы минимум на десять тысяч лет раньше. Открытие цветных изображений животных в испанской пещере Альтамире в 1879 г. было встречено с недоверием большинством археологов. Яркость, живость и совершенство первобытных изображений столь контрастировали с привычными представлениями о „троглодитах", что понадобилось четверть века (и открытие аналогичных изображений в ряде других пещер на юге Франции), чтобы признать подлинность альтамирской первобытной живописи. Лишь в начале XX в. было общепризнано, что первобытный человек эпохи верхнего палеолита активно занимался художественным творчеством и оставил нам ряд наскальных изображений, скульптур и гравюр, отличавшихся художественной зрелостью и совершенством. В этой связи возникал вопрос: каковы были мотивы, заставлявшие первобытного человека заниматься художественным творчеством?  

Большинство зарубежных исследователей, опираясь на так называемую магическую концепцию  возникновения искусства, считали, что наскальные изображения и  скульптуры, найденные в пещерах, создавались первобытными людьми в  магических целях. Вокруг этих изображений  и скульптур устраивались магические обряды, которые призваны были обеспечить успешную охоту на животных, а также  их размножение, что гарантировало  удачную охоту в будущем. Отсюда делался общий вывод, согласно которому искусство якобы вырастает из магии, из религии. Например, известный  западногерманский исследователь  первобытного искусства Герберт  Кюн писал: „Живописные изображения были всегда связаны с культом, не только в ледниковую эпоху, но и позднее, в мезолитическую, в эпоху неолита, бронзы, и, наконец, на протяжении всех средних веков, вплоть до настоящего времени". Искусство, так же как и религия, по мнению Г. Кюна, есть „путь человека к раскрытию вечной тайны божества", есть один из способов приблизиться к богу.  

Действительно, многие наскальные изображения в  пещерах и скульптуры, найденные  в них, создавались и использовались для магических целей.  

Однако  никак нельзя считать, что все  первобытное искусство связано  с магией. Известны многие произведения первобытного искусства (гравюры, статуэтки), которые выполнены на орудиях  труда и предметах домашнего  обихода. Так, например, найдены копьеметалки, на ручках которых вырезаны изящные фигурки козлика, куропатки, других животных. Многие бытовые вещи эпохи палеолита украшены орнаментом. Все подобные предметы использовались для производственных или бытовых, но не культовых надобностей. Здесь эстетическое освоение мира не было связано с первобытной религией.  

Но дело не только в этом. Сам факт связи  первобытного искусства с магией отнюдь не свидетельствует о том, что оно возникло из магии. Как  указывают многие исследователи, первобытное  сознание носило синкретический, слитный, недифференцированный характер. В нем  переплетались и сливались мифологические и магические образы и представления, зачатки эстетического освоения мира, первоначальные нормы, регулировавшие поведение людей, и, наконец, первые эмпирические знания об окружающих людей  предметах и явлениях. Исследования советских ученых (А. П. Окладникова  и др.) показали, что произведения искусства неразрывно связаны со всей жизнедеятельностью первобытных  людей, что они полифункциональны, т. е. удовлетворяют одновременно несколько их жизненных потребностей. Слитность, недифференцированность, синкретизм первобытного сознания не означает, что одни его элементы (эстетические) возникли из других (магических). Следует, напротив, подчеркнуть, что общественные потребности, вызвавшие к жизни первобытное искусство и первобытную магию, не только отличны друг от друга, но и противоположны.  

Эстетическое  отношение к миру и его эстетическое освоение возникают на основе и в  процессе трудовой, производственной деятельности людей. Процесс труда  есть не только процесс присвоения человеком продуктов природы. Он есть вместе с тем, как показал  Маркс, процесс "очеловечивания" природы, в ходе которого человек  запечатлеваег в предметах труда свои цели, способности, опыт и умение. Используя свойства, закономерности природных вещей, человек преобразует, формирует эти вещи согласно своему замыслу, своей цели. Он выявляет их внутренние возможности, реализует их в нужном для него направлении и одновременно воплощает в предметах свои способности и силы Создавая предметы для утилитарных целей, человек в то же время стремится реализовать в них „меру", заложенную объективно в каждом предмете, наилучшим образом выявить в них такие свойства, как симметрия, гармония, ритм. При этом человек наслаждается самим процессом творчества, способностью овладеть каждым предметом, подчинить его своим целям. Так, в процессе трудовой деятельности возникает впервые как сторона этого процесса эстетическое отношение к миру. В дальнейшем это отношение развивается, усложняется, охватывает все больший круг объектов и, наконец, отделяясь от утилитарного процесса производства, выступает как специфическая форма деятельности, самостоятельная форма освоения мира. Рождается искусство.  

Таким образом, эстетическое освоение мира и  его высшая форма -искусство — появляются в процессе творческого, свободного труда человека, основанного на подчинении ему сил природы, в процессе все более полной реализации человеческих способностей, умений и знаний. Можно сказать, следовательно, что искусство есть одно из проявлений свободы человека.  

Как известно, социальные истоки религии вообще и  магии как одной из ее первых форм прямо противоположны. Религия возникает  как порождение и отражение бессилия первобытных людей перед лицом  природы, ее рождает страх перед  неведомыми и чуждыми явлениями  окружающего мира, неспособность  овладеть ими. Первобытная магия  тесно связана с процессом  труда, но связь эта весьма своеобразная. Магия представляет собой совокупность фантастических, иллюзорных представлений и колдовских действий, с помощью которых первобытные люди пытаются Добиться практических результатов (удачной охоты, рыбной ловли, победы над врагами-иноплеменниками и т. п.) в тех случаях, когда у них отсутствует уверенность в возможности добиться этих результатов с помощью реальной практики. Английский этнограф Б. Малиновский удачно определил социально-психологическую почву магии, охарактеризовав ее как „колебания между надеждой и страхом". Предпринимая магический обряд, первобытные люди, с одной стороны, страшатся воздействия на их жизнь неведомых для них и неконтролируемых ими сил (например, исчезновения дичи в лесу, рыбы в реке или океане, внезапного массового заболевания сородичей, нападения врагов и т. п.), а с другой - надеются на то, что данный обряд предохранит их от бедствий и несчастий, которых они боятся. Отсюда ясно, что социальной основой первобытной магии является практическое бессилие людей, их зависимость от природных и социальных сил, которыми они не в состоянии овладеть и природы которых они не понимают. Следовательно, религия и магия как одна из ее форм представляют собой отражение и проявление несвободы людей.  

Исходя  из этого, можно сделать вывод, что  эстетическое освоение мира порождено  принципиально иной общественной потребностью, чем потребность в религии, в  магии. Исторически существовавшая в силу особенностей общественного  сознания той эпохи тесная связь  между художественным творчеством  и магическими ритуалами отнюдь не означает, что первобытное искусство  возникло из магии. С марксистской точки  зрения вообще нелепо ставить вопрос о возникновении одного элемента первобытной надстройки из другого  элемента: каждый из этих элементов  имеет свои специфические истоки в системе материальной жизнедеятельности  первобытных людей.

Художественная  фантазия и фантазия религиозная 

Изучая  взаимоотношения религии и искусства, мы не должны игнорировать того факта, что у искусства имеются некоторые  стороны, сближающие его с религией. Искусство невозможно без активной творческой деятельности человеческого  воображения, человеческой фантазии. При  этом художественные образы в искусстве  далеко не всегда могут быть непосредственно  соотнесены с так называемыми  „прототипами". Как в фольклоре (эпосе, сказке), так и в профессиональном искусстве нередко встречаются  образы существ сверхъестественных, вымышленных, фантастических. Вспомним, к примеру, образы бабы-яги или конька-горбунка в русских сказках, соловья-разбойника или „идолища поганого" в былинах. Вспомним, наконец, что фантастический образ черта проходит через всю историю мировой литературы, включая Гёте, Гоголя и Булгакова.  

Неизбежно встает вопрос: если сверхъестественные, фантастические образы присутствуют не только в религиозных мифах, но и  в художественных произведениях, то существуют ли различия между искусством и религией, между художественной и религиозной фантазией.  

Да, такие  различия существуют. В. И. Ленин в  свое время ссылался на высказывания русского публициста и критика Д. И. Писарева, который различал два  рода фантазии (мечты). Д. И. Писарев  писал, что существует мечта, которая  возбуждает в человеке его жизненную  активность, ведет его вперед к  достижению реальных целей, и есть такого рода мечта, которая расслабляет  человека, уводит его в сторону  от реальной действительности, гасит  его активность, отупляет его сознание и волю. Художественная фантазия относится  к фантазии первого рода. Любые  художественные образы, сколь бы фантастичны  они ни были, выступают всегда лишь как особые средства и приемы более  глубокого понимания реальных человеческих характеров и судеб. Народный эпос или  сказка отличаются от религиозных мифов прежде всего тем, что они не требуют веры в реальность сверхъестественных, фантастических образов и событий. То же самое можно сказать и о профессиональном искусстве. Эту особенность искусства отметил в свое время немецкий философ-материалист Людвиг Фейербах. „...Искусство, - писал он, - не выдает свои создания за нечто другое, чем они есть на самом деле, то есть другое, чем создания искусства; религия же выдает свои вымышленные существа за существа действительные".